Неизвестно - Якушев Место, где пляшут и поют
В конце октября опять был субботник, и, вдоволь навозившись в грязи, Сундуков с Гущиным возвратились в кабинет, чтобы привести себя в порядок. Рабочий день подходил к концу. На улице было пасмурно, ветрено и припахивало зимой.
— Эдак и снег пойдет, — с тревогой предположил Сундуков, глядя в окно. От холода у него посинели нос и губы.
—И пойдет —ничего хитрого! —откликнулся Гущин, отмывавший под краном руки. -Газеты обещают вторжение арктических масс!
—Масс —в глаз, —тупо срифмовал Сундуков. —Я не хочу масс. Я мерзну. На мне мало жира…
—Не горюй! —сказал Гущин, тщательно вытирая руки махровым полотенцем. —Завтра зарплату за июнь дадут. Купим тебе жиру. На зиму… —он приблизился к зеркалу и, нахмурясь, извлек из бороды какую-то щепочку. —Удивляюсь я! Субботников было —не перечесть, а мусора не убывает! Вот теперь и в бороде завелся… —Он предостерегающе поднял палец —по коридору кто-то шел неуверенными, спотыкающимися шагами. —Это Зоя теперь так ходит, —сказал Гущин и крикнул в ответ на деликатное постукивание в дверь: — Входи, Зоя!
И Зоя вошла. От нее привычно пахло йодом и ветром, но это было все, что осталось от прежней Зои. Извиняющаяся улыбка не сходила теперь с ее лица. Говорила она негромко, осторожно подбирая слова, и соглашалась с любой глупостью. Самую замечательную часть своего тела она всячески маскировала —носила огромные бесформенные кофты и сильно сутулилась. По ее мнению, подчеркивать формы при новом начальстве было бы предосудительно. Она даже была уверена, что рано или поздно именно за бюст ее и уволят.
— Здравствуйте, мальчики! — сказала Зоя застенчиво и смолкла.
За сегодняшний день она здоровалась с ними уже третий раз, и это развеселило Гущина.
— Заходи, Зоя! — скомандовал он. — Третьей будешь!
Зоя понимающе захихикала, а потом, помявшись, спросила с непонятной тоской: — А вы уже домой, Иван Иваныч? Гущин коротко взглянул на нее. — Да рабочий день вроде закончился? Зоя покивала согласно, вздохнула и присела на стул. —А я что говорю? —преданно глядя на Гущина, сказала она. -Людям отдых нужен. А тут
— свою работу делай и — на субботники… Василь Сергеич вон тоже — бегает сейчас, девчат собирает. Да разве соберешь —сознательности-то уже той нет… Это мы, бывало… А эта, королева ваша —высоко взлетела —слушать никого не хочет —ни один не уйдет, пока не закончит! Все на субботник! А сама когда ходила?!
— Ты куда клонишь-то? — строго спросил Гущин. Зоя слабо махнула рукой. —Я —что? Человек маленький. Она меня послала —мол, собери всех немедленно!
Машина приедет —кучи грузить будем. А кто грузить —половина уже разбежалась! И так весь день… Гущин и Сундуков переглянулись. — Да смеркается уже! — недоуменно сказал Гущин.
Зоя виновато пожала плечами. —А Василь Сергеича жалко все-таки, —сокрушенно призналась она. —Столько лет проработал, и, можно сказать, ни за что…
— Ни за что и прыщ не вскочит, — равнодушно заметил Сундуков.
— Это точно, — поддержал его Гущин. — Как говорит наша Таисия — все мы перед Богом сволочи и ни одного невиноватого нет! — Это так, — покорно сказала Зоя и, выдержав для приличия паузу, справилась: — Так
пойдете, Иван Иваныч? — Пойдем. По домам, — со вздохом ответил Гущин. — Да я что? — сказала Зоя поднимаясь. — Я — человек маленький. Она вышла, сутулясь и ступая острожно, точно по льду. Сундуков включил телевизор.
Гущин недовольно посмотрел на него и что-то пробурчал.
—Пять минут еще, —кивнул Сундуков на часы. —Выдерживаю производственную дисциплину.
—Понятно, —сказал Гущин, полез в карман и, деловито выпятив нижнюю губу, принялся пересчитывать деньги.
На разогревшемся экранчике вдруг появился разгоряченный, рвущийся в бой шахматный мастер. Он стоял на фоне электронной шахматной доски, алчно вглядываясь в головокружительное сочетание фигур, от которого у простого смертного мгновенно разыгрался бы приступ мигрени. Ведущая телепередачи, протягивая микрофон, почтительно спросила:
— Мы говорим сегодня о труде. Труд в вашей жизни. Что такое труд для вас?
—Труд?! —агрессивно выпячивая подбородок, вскричал мастер. —Вы спрашиваете, что такое труд?! —Он крутанулся на каблуке и ткнул в шахматную доску пальцем с такой ненавистью, будто наносил удар шпагой. —Труд —это вот конь е8 —f6! А пешкой на d4 -это, извините, не труд, а ковыряние пальцем в …! Я по жизни — философ, но прежде - боец. Мое кредо: тронул —ходи! Не умеешь —иди в …! Видели, как я разделал Карлссона в Поса- Рика-де-Идальго?! Труд!!! Вопрос стоит так — или ты чемпион, или — иди в …!
—Ладно, вырубай! Идти надо, —сказал Гущин и, подумав, добавил со вкусом. —В …, согласно определению!
На прочесанном граблями дворе, среди мусорных куч бегал озабоченный Василиск. Его острые колени путались в полах синего рабочего халата. Халат был женский. Севшим голосом Василиск азартно кричал: “Работать — так работать!” и хватал за руки отлынивающих от работы медсестер. Пойманная медсестра упиралась и смотрела по сторонам молящими глазами. Василиск помещал ее возле горки мусора и бежал ловить следующую. Он был похож на фавна, гоняющегося за пастушками. Заметив патологоанатомов, он прервал античные игры и с минуту смотрел на них сомнамбулическим взглядом. Казалось, что он зрит сквозь толщу времен, пытаясь вспомнить что-то необычайно важное, какой-то заветный “мутабор”, который снимет с него тяжкое заклятье.
—Такие глаза, —заметил негромко Гущин, когда они продефилировали мимо низвергнутого зама, —я видел только однажды —в зоологическом саду, у пантеры. Хуже, чем у трупа.
— А я много раз видел, — равнодушно сказал Сундуков. — У меня тетка замужем за ветврачом зоосада. В детстве я оттуда не вылезал.
Он вдруг замолчал и замедлил шаг —навстречу шла Светлана. Рядом с ней семенила Зоя. Светлана двигалась властной, уверенной поступью, высоко подняв голову. Ее красивое лицо было холодным и злым.
— Ну, что я могу сделать, Светлана Антоновна, — плачущим голосом доказывала Зоя, -если они не хочут грузить мусор?
—Кто не хочет —может увольняться! —отчеканила Светлана. -Завтра на его место десять таких же прибегут! А мне представьте список тех, кто ушел с субботника, —будем разбираться!
—Ну вот, —негромко сказал Гущин Сундукову, —и выросло поколение, которое не знает всех ужасов тоталитарного государства…
Поравнявшись с женщинами, они почтительно остановились. Светлана посмотрела на патологоанатомомв с любопытством. На фигуре Сундукова взгляд задержался дольше, чем ему хотелось бы, и ее —показалось Сундукову —передернуло. Она отвернулась и строго спросила у Гущина:
— Иван Иванович, почему уходим?
Гущин задрал кверху бороду и без трепета, а даже и с плохо скрытой насмешкой ответил:
— А мы, Светлана Антоновна, закончили. Свой участок мы вылизали — как щенка сука!
На лицо прекрасного зама набежала тень. Трудно было понять, что больше покоробило ее —слова Гущина или тон, каким они были произнесены. Сундуков наблюдал за ней, силясь угадать, кто же она наконец —сказочная фея, ввергнувшая его на пять минут в молодость, или ведьма, хозяйка мусорных куч и человеческого дерьма? Впрочем, в мифологии что фея, что ведьма —один черт, нечисть —и, может быть, тогда это Судьба давала ему последний шанс что-то понять в себе, посылая к нему гонцов, меняющих личины? Или все-таки она - недалекая, но экстравагантная девушка, которая теперь, задрав носик, играет в игру, что лучше всяких кукол и всякой любви? И где ему найти ответ —в ее глазах, губах, ладонях -или вообще он —за гранью? Сундуков пялился на Светлану, совершенно позабыв о приличиях, и Гущин был вынужден даже слегка подтолкнуть его в бок. Но он запоздал, и Светлана, не выдержавшая этого немого допроса, вдруг сказала дрогнувшим и очень тихим голосом:
—Что же вы, Алексей Алексеевич? Совсем не следите за собой… —Она протянула руку и осторожно коснулась его плеча. —Куртка вся в пятнах, брюки мятые… —Она осеклась и замолчала, прикусив губу.
С неба вдруг посыпался дождик —мелкий и частый. Белый халат Светланы на глазах покрывался темными влажными пятнышками.
—Промокнете, Светлана Антоновна, —сожалеюще пробормотал Сундуков и добавил с извиняющей усмешкой: —А куртка —что ж? Защитная окраска. Как в мире животных -захочет кто-то сильный сожрать, а на окраску посмотрит — жрать-то тут и нечего!
Гущин кашлянул. Света перевела взгляд на него, но лицо патанатома изображало полное простодушие и желание отпуститься на волю.
— Ладно, пойдемте, Зоя… — сказала Светлана бесстрастно.
Зоя испуганно улыбнулась мужчинам и поспешила за начальницей. — Вперед! — скомандовал Гущин, поднимая воротник куртки. Они прошли через ворота и двинулись обычным маршрутом. Дождь моросил все сильнее.
Асфальт блестел, как стекло. — Если бы я тебя не знал, — вдруг произнес Гущин, — то подумал бы… Сундуков будто ждал этих слов. —Ты удивишься, —печально подхватил он. —Но ты правильно подумал. Только…
