Меня зовут Заратуштра IV. Огни у пирамид - Дмитрий Чайка

образом соответствовало климату, в котором жили тут люди. Отличия были лишь в размерах, или, как в этом случае, в наличии двух копьеносцев, умирающих от жары и скуки у входа. Служба у воинов заканчивалась с закатом, когда двухстворчатые ворота закрывались на толстый брус изнутри. Ворота из дерева или бронзы были роскошью в Египте, и люди попроще обходились тряпкой, закрывающей входной проем. Но тут безопасность была на уровне, и очередной стражник без зазрения совести дрыхнул во внутреннем дворе до утра, охраняя хозяина даже во сне. Задача Сукайи была непростой, здание представляло собой закрытый со всех сторон прямоугольник с окошками, куда не пролезет даже голова. Спальный покой был довольно большим, примерно десять на десять шагов, и у стены стояло ложе, устеленное расшитыми одеялами. Стены были обтянуты тканью, а вдоль них стояли сундуки, которые, впрочем, были закрыты. Спал великий жрец всегда один, это Сукайя знал точно. Служанки, которым предлагают сережки вполцены, бывают так болтливы. А еще им бывает скучно, и не с кем почесать язык. Служанки за украшения платили ворованной едой, стражники получали пиво за то, что позволяли продавать сережки служанкам, а Сукайя досконально изучил расположение помещений в доме. В общем, все были довольны. С его опытом не представляло труда влезть на плоскую кровлю кирпичного здания. Там, на крыше, он закрепил веревку с узлами, по которой можно было спуститься во внутренний двор. К удивлению Сукайи, спальный покой тоже имел дверь, открывающуюся наружу, и оснащенную изнутри засовом. Великий жрец Аменемхет заботился о своей безопасности. Ну что ж, он мог умереть легко, но его осторожность сыграла с ним злую шутку. Ведь тот самый день уже наступил.

Сукайя забрался на крышу, подполз на животе к краю и осторожно выглянул вниз. Всего час до рассвета, самый крепкий сон именно в это время. Стражник храпел вовсю, выписывая носом невообразимые рулады. Сукайя ловко спустился по веревке вниз, бесшумно проскользнул к спальне и засунул под дверь небольшие клинья. После этого он покинул двор тем же путем и очутился около окошка покоев, где беззаботно спал Аменемхет. В комнату полилось масло для светильников. Сукайя лил его не жалея, и на полу расплывалась большая вязкая лужа. В окно полетели старые тряпки и горящий пучок тростника, от которого масло весело вспыхнуло, растекаясь по комнате жидким огнем.

Великий жрец проснулся от непривычного жара и запаха гари. Он рывком поднялся на постели, в ужасе увидев окружающее его пламя, от которого занялась ткань, что обтягивала стены. Пожар! Аменемхет побежал к двери, выбрав участок, где не было горящего масла, отодвинул засов и толкнул дверь, пытаясь выбраться из огненной ловушки. Но дверь не поддавалась. Аменемхет заверещал от страха, ведь он уже задыхался и кашлял от едкого дыма. Очнувшийся от сладостного сна стражник, подбежал к двери и начал дергать за бронзовые кольца, но безуспешно. Вопли за дверью усилились, и в доме проснулись все слуги и наложницы жреца. Началась паника. Обезумевшие люди метались по двору, размахивая факелами. Ночь на улице, не видно же ничего. Пока выломали дверь, что уже полыхала вовсю, великий жрец Амона-Ра был мертв. Пожар кое-как затушили, забросав песком и заливая водой, и больше никто не пострадал. Но почерневшее тело великого жреца и раскрытый в безмолвном вопле рот не оставляли сомнений в том, что уход его в лучший мир был нелегким.

* * *

— Отвечай, негодяй, кто заплатил тебе? — спрашивал государственный писец у обезумевшего от ужаса стражника. Тот был подвешен под потолком, а у его ног палач разводил костер.

— Господин! Господин! Я не виноват! Я ничего не брал! Пощадите, господин! — рыдал в голос стражник.

Впрочем, тут это мало кого трогало. Жизнь человека в обществе, подобному муравейнику, стоила не больше жизни муравья. Тем более, жизнь какого-то стражника.

— Великий жрец лег спать и закрыл дверь, как обычно? — спросил писец. — Тиски для пальцев и бронзовые прутья! Это не тебе! — резко ответил писец, увидев ошарашенное лицо стражника.

— Да, господин! — ревел белугой стражник. — Он сам запер дверь на засов, как обычно!

— Ты спал?

— Что вы господин! Я не сомкнул глаз, охраняя величайшего! — врал напропалую бедняга.

— Тогда, значит, это ты поджег комнату изнутри? — ласково спросил дознаватель.

— Господин! Я ничего не поджигал! Там просто лампа упала, это же все знают! — верещал стражник. — Господин во сне наглотался дыма и задохнулся.

— Тогда объясни мне, порождение шакала, почему под дверь оказались подложены клинья, а пол обгорел, как будто опрокинувшаяся лампа была размером с ведро? И почему все лампы в покоях оказались на своих местах? И почем на крыше нашли веревку с узлами? Ты не знаешь? — вопросил писец.

— Я не знаю, господин! Я ничего не видел! Пощадите! — орал стражник, видя приготовления палача.

— Пожалуй, сначала будут все-таки тиски для пальцев. Начинай!

* * *

Четырьмя неделями позже. Мен-Нефер, он же Мемфис.

Великий фараон Тахарка слушал неутешительные новости. Погиб великий жрец Аменемхет, которого самым чудовищным образом сожгли в его собственном доме. Для народа это было представлено, как несчастный случай, но, как обычно это и бывает, все всё сразу узнали. Слухи покатились по Фивам, один другого причудливей. Ну не умирают люди такого уровня от нелепых случайностей, да еще так вовремя, насолив врагам. Потом погиб Начальник Дома оружия, который был по совместительству зятем Птаххотепа. Его зарезали в собственной постели, издевательски оставив в ране богато украшенный нож фиванской работы.

Вслед за этим был зверски убит старший жрец Амона-Ра, который должен бы занять место покойного Аменемхета. Ему отрезали голову и положили на алтарь, что был в его доме. Неслыханное кощунство! После этого был задушен Начальник колесничего войска, который тоже был родственником Верховного жреца Птаха. Поражало то зверство, с каким проводились расправы. Ведь даже смертная казнь в Египте не носила столь изощренного характера. Вельможе давали возможность совершить самоубийство, а человека попроще просто бросали крокодилам. И преступник наказан, и священное животное было сытым.

Знать притихла. Новости со скоростью пожара распространялись по обеим столицам, и многочисленные родственники и протеже жрецов отсиживались в своих домах, окруженные охраной. Хуже того, дома сидели высшие чиновники и военные, от которых зависел исход войны со страшным северным соседом. Великий царь был в замешательстве. Эти негодяи решили у него под носом междоусобную войну развязать, что ли? Совсем распоясались? Обрушить свой гнев на жрецов Птаха он не мог. Во-первых, нет доказательств. Во-вторых, еще божественный фараон Нефериркара Какаи две тысячи лет