Дюпрель Карл - Философия мистики или Двойственность человеческого существа
Поэтому из факта драматического раздвоения сновидца вытекает с логической последовательностью заключение, что наука будущего вместо того, чтобы пожертвовать понятием о душе, увидит себя в необходимости поставить наряду с земным зрением и душой нечто еще третье, а именно дух, как объемлющее их сознание субъекта. Если бы теперь и нельзя было доказать существования этого чего-то третьего, то выведенное нами из факта раздвоения сновидца следствие до такой степени важно, что стоит только следовать намеченному уже здесь пути, чтобы прийти к решению загадки о человеке.
2) Психологически возможно, что два лица единого субъекта находятся в общении, не сознавая своего тождества. Это факт сновидения, который опять-таки, как психологический факт, нисколько не подрывается тем возражением, что сновидения представляют собой иллюзии. Конечно, они – иллюзии, но факт иллюзии отнюдь не иллюзия. Если во сне два лица единого субъекта могут относиться друг к другу, как друг другу чуждые, то существует логическая возможность того же самого явления и в бодрственной жизни: возможно, что наше второе я вступает с нами в общение, а мы не сознаем тождества его с нами.
Так как, согласно старинному правилу логики, не следует без нужды увеличивать числа объяснительных начал, то мы должны держаться принципа драматического раздвоения до тех пор, пока это допускают подлежащие объяснению явления. Прежде всего мы должны будем держаться его при изучении явлений жизни человека во сне; поэтому мы будем смотреть на всех руководителей и покровителей сомнамбул как на вполне субъективные видения, и именно до тех пор, пока они будут обнаруживать только признаки видений, имеющих место во сне, или же будем объяснять их возникновение драматическим раздвоением действительного человека, двойственностью его природы, и именно в том случае, когда они будут обнаруживать такие черты, которых никогда не обнаруживают такие видения. Возможность третьего объяснения, по которому руководитель представляет собой существующее в действительности третье лицо, то есть другой субъект, должна быть исключаема до тех пор, пока он не обнаружит таких черт, которые не могут быть объяснены двойственностью природы человека. Но этого случая нельзя допустить уже потому, что мы не знаем способностей нашего второго я, а потому и не знаем, что может быть ими объяснено, а что не может.
Значит, когда поэт Тассо утверждает о своих привидениях, что они не могут быть плодом одной его фантазии, так как то, что он узнал от них, превосходит его познания, то он совершенно прав; но отсюда еще не следует, что эти привидения были вдохновлявшими его посторонними субъектами; возможно еще третье объяснение, заключающееся в двойственности его природы, благодаря которой два лица его собственного субъекта драматически действовали друг на друга.
Чисто субъективные иллюзии имеют место при раздвоении, совершающемся в обыкновенном сне, например, во время происходящего в сновидении экзамена, на котором я не нахожу ответа, даваемого моим соседом. Это только драматизация воспоминания, почему и нельзя сказать, что здесь одно лицо не знает говоримого ему другим лицом в то время, как оно говорится; оно не знает говоримого ему только до тех пор, пока не заговорило другое лицо, но как только заговорило это лицо, оно начало уже вспоминать говоримое. Если бы сюда присоединилась еще одна черта, а именно, что я услышал бы такой ответ, содержание которого никогда не находилось в моем сознании и вообще не может быть им вмещено, то в таком случае мы были бы вынуждены объяснить такое раздвоение двойственностью природы человека и допустить, что вследствие перемещения во сне моего психофизического порога некоторая часть моего бессознательного прибавилась к моему нормальному я. Перемещение порога непосредственно влечет за собой приращение нового чувства или, по крайней мере, усиление нормальной восприимчивости, вследствие чего и без всякого вопроса у сновидца могут явиться новые познания. Это часто имеет место в сомнамбулизме. Например, Рихард Гервитц* обнаруживал в магнетическом сне удивительные способности, но он всегда драматически переносил их на черного человечка, которого он, казалось ему, видел. Если какое-нибудь новое лицо переступало порог его дома, то он узнавал об этом от своего человечка; если он признавал для себя пользу за каким-нибудь лекарственным веществом, то это потому, что так сказал ему его же человечек; когда же он не знал чего-нибудь, то говорил, что его человечек-его второе я, ушел от него; вообще такое колебательное движение своего психического порога он выражал словами, что его человечек наставляет его только тогда, "когда бывает в хорошем расположении духа".
* Gorwitz. Richards naturlich magnetischer Schlaf. Leipzig. 1837.
Значит, драматическое раздвоение я кладет густую макулатуру на половину всех историй о духах, объясняя их нашей способностью выносить во вне и олицетворять наши субъективные состояния. Далее. Если бы раздвоение я, то есть распад субъекта на два лица не только происходил во сне, но и служил бы метафизической формулой объяснения человека, то такой же макулатуре подверглась бы и большая часть остальных историй о духах, причем дух ничуть не пострадал бы от этого, а именно – наш собственный дух, существование которого как раз и доказывается всеми нашими способностями, несовместимыми с нашим земным зрением и обнаруживающимися только при драматическом раздвоении нашего я.
Доказанное вместе с выводом первого следствия существование души приводит к дальнейшему вопросу: насколько такая душа превышает своим объемом душу, сознаваемую нами, или как велика несознаваемая нами часть нашей души? Но этого мы не знаем, хотя и можно показать, что душа наша больше, далеко больше нашего о ней сознания. Дело в том, что мы должны различать троякого рода сознание: наше чувственное сознание, сознание нашей души и оставшееся для нас вопросом сознание нашего субъекта. Если бы мы представили себе эти сознания в виде содержащихся друг в друге кругов, из коих наименьший представлял бы чувственное сознание, средний – сознание души, а наибольший – сознание субъекта, то окружность наименьшего круга была бы психофизическим порогом. Хотя с перемещением последнего (в экстатических состояниях, во сне, сомнамбулизме, высоком сне, мнимой смерти и пр.) центр наименьшего круга постепенно меркнет, то есть постепенно ослабевает чувственное сознание, но окружность круга, освещаемого нашим сознанием, постепенно приближается к окружности среднего круга, то есть постепенно освещается область так называемого бессознательного. Уже в обыкновенном сне омрачается сфера нашего чувственного я; в магнетическом же сне свет нашего сознания так удаляется от наименьшего круга в сторону среднего, что сомнамбулы говорят уже о своем чувственном я – о наименьшем круге, только в третьем лице. Это происходит также у сумасшедших, почему и выражается на обыденном языке словами: он не в своем уме, он сошел с ума. Понятно, что имеющее при этом место содержание сознания сохраняет свою полную реальность и тогда, когда оно драматически переносится на другое лицо. Но мы не знаем такого вида экстаза, при котором свет нашего сознания достигал бы окружности внешнего круга, что легко себе объяснить. Нет такого соединенного с экстазом сна, который не сопровождался бы хоть какими-нибудь видениями; так как наступление видений основывается на драматическом раздвоении, а последнее возможно только тогда, когда есть в наличности сознательное, бессознательное и разделяющий их психофизический порог, то из этого следует, что в основании видений должен лежать наш собственный, несознаваемый нами дух, с которым мы при драматическом раздвоении и вступаем в общение; следовательно, наше сознание никогда не освещает всего внешнего круга; некоторая его часть всегда остается неосвещенной.
Вот причина того, что постепенно усиливающееся с углублением сна перемещение порога сознания ведет за собой умножение раздвоений нашего я, то есть выводит на сцену сновидения все новые образы, причем находившиеся на ней прежде с нее не удаляются. По этой же причине происходит и во время кризисов сомнамбул умножение являющихся им в них образов. Вот что рассказывает Бревдель о сомнамбуле Гене: "То или другое число являющихся Гене ангелов, определяющее у нее различные стадии ее ясновидения, представляет отличительный признак и выражение этих стадий; в обыкновенном сне число ее духов-покровителей бывает незначительно, в повышенных видах его число их колеблется между шестью и десятью, в высоком же сне оно доходит до шестнадцати".* Очевидно, что это-следствие постепенного углубления сна, углубления, вместе с которым бессознательное постепенно выдвигается из-под порога и множит таким образом олицетворения. Подобного же рода перемещение порога сознания часто наблюдается и у сумасшедших.
