Змеиная вода - Карина Демина
- Пропустите, - проворчала Антонина Павловна, не скрывая раздражения. – Как порядок блюсти, когда порядка нету? Ходют и ходют…
Я прищурилась.
Кто бы ни проектировал этот особняк, окна он сделал огромные, в пол. И свет сквозь них проникал, зыбкий, дрожащий. Но от этого света растягивался в бесконечность. И белизна стен растворяла эти стены, меняя пространство.
- Антонина Павловна…
Женщина в белом халате казалась не призраком, нет, скорее уж созданием иного лучшего мира. Того, в котором всегда свет, солнце и чистота.
Впрочем, стоило ей приблизиться, и наваждение сгинуло.
Просто женщина.
В белом халате, наброшенном поверх обычного платья в крупный горох. Тоненькая. И хрупкая. Светлые волосы зачесаны гладко, но полупрозрачные прядки все одно выбиваются и распушаются, преломляя свет, отчего кажется, что над головой женщины сияет нимб.
А вот возраста не понять.
Черты лица мелкие и само личико выглядит почти кукольным. Вот только в уголках глаз уже появились морщины. И на лбу – характерные вертикальные заломы.
- Добрый день, - произнесла женщина звонким голоском. – Вы ко мне?
- Пока не знаю, - Бекшеев изобразил поклон и удостоверение убрал. – Скорее всего… мне нужно побеседовать с кем-то, кто знал Ангелину Каблукову…
- Синюшкина она, - Антонина Павловна губы поджала. – Каблукова – это в девичестве была. А как замуж повышла, то Синюшкиною стала. А я говорила, что убили её! Говорила!
И в голосе этом мне послышалась искренняя радость.
Нет, не тому радовалась Антонина Павловна, что Ангелину убили, а тому, что наше с Бекшеевым появление доказывало её правоту.
- Это дело приватное, - поспешил заверить Бекшеев целительницу. – Но… где мы могли бы поговорить?
Над золотыми волосами порхали золотые пылинки. А лицо женщины вдруг изменилось. И я увидела, что она куда старше, чем кажется.
Но длилось это несколько мгновений.
- Давайте, ко мне в кабинет… Антонина Павловна, Семерякову я сама позвоню.
- Позвонит она… - в спину донеслось ворчание. – Конечно, позвонит… а этот ненормальный и радый будет… ходят тут и ходят. Ходят и…
Глава 10 Амбисфена
Глава 10 Амбисфена
«И кровь ея, пролившись наземь, была столь горька, что отравила и землю. А травы, на ней росшие, обратились гадами. Были те гады столь ядовиты, что одна голова не способна была удержать в себе оный яд. И потому возникла другая, подобная первой. Так появился редкостный гад, про которого многое писано, рекомый амбисфеной» [1]
«Легенды и предания, а тако же тайные знания о гадах ползучих, пользе и вреде ими причиняемом»
- Антонина Павловна – сложный человек, - женщина шла небыстро, она как-то сразу подстроилась под шаг Бекшеева, держась чуть впереди, но не настолько, чтобы пришлось её догонять. – Но совершенно незаменимый. Без нее больница точно развалилась бы… Простите, как вас зовут?
- Это вы меня простите. Мне стоило представиться. Алексей Павлович. Бекшеев.
- Зима, - сказала Зима, озираясь. – У вас тут уютно. Для госпиталя…
- Людмила. Людмила Ивановна Сидорова… - Людмила Ивановна протянула руку, и Бекшеев осторожно её пожал. Почему-то показалось, что целовать эту руку будет до крайности неуместно. – Это не совсем госпиталь. Скорее и госпиталь в том числе, но больше народная лечебница. Её еще моя бабушка основала. Отдала свой дом. Перестроила… она была целительницей. Родилась в купеческой семье. Потом сбежала из дому.
- Зачем?
- Говорила, что время было такое… идеалов. Что ей хотелось менять мир к лучшему, а отец требовал, чтобы она вышла замуж и рожала детей. Столкновение старого и нового, идей и реальности. Она даже к революционерам одно время примкнуть пыталась.
- Не вышло?
- Скажем так… целители – люди своеобразные. И мысль о том, что нужно кого-то убить во имя общественного блага противоречит самой их сути.
- Понимаю.
- Извините за нескромный вопрос, а Бекшеева…
- Матушка.
- Тогда для меня большая честь познакомиться…
- Я сам от целительства очень далек, - Бекшеев улыбнулся. – Скорее уж я на другой стороне, если так можно выразиться. Профессиональный пациент.
- И не будете против, если я вас осмотрю? – в ясных глазах Людмилы пляшут смешинки. И Бекшеев почему-то взгляд отводит, как будто сделал что-то дурное.
Тихо хмыкает Зима.
И в этом вновь чудится то ли упрек, то ли насмешка.
- Это будет очень любезно с вашей стороны, - говорит Зима. – А то его к целителям чуть ли не силком тащить приходится.
Людмила толкает дверь, которая ничем-то от иных не отличается. Таблички на ней нет, как и иных опознавательных знаков. Разве что перед дверью коврик лежит, и Бекшеев, уважая чужие порядки, старательно вытирает ноги.
- Прошу… - Людмила входит первой.
- Значит, ваша бабушка сбежала. А потом вернулась?
- Когда началась смута. Семью… расстреляли бунтовщики. Она очень переживала… ну и когда успокоилось, когда получила наследство, то решила потратить его на лечебницу для народа. Она считала, что истоки бунта и лежали в народном недовольстве. Что если улучшать жизнь простых людей, им и в голову не придет бунтовать. Моя мама приняла наследство. А сейчас и моя очередь. Только пришлось передать на баланс города. Деньги закончились. Так что я теперь работаю здесь за зарплату…
Кабинет был просторным, но не сказать, чтобы роскошным. Скорее уж ощущалась в нем та самая историческая преемственность, то ли из-за тяжеловесной мебели, явно изготовленной во времена былые, то ли из-за пары портретов…
- Матушка. И бабушка.
- А где…
- Бабушка давно уже умерла, - сказала Людмила, обходя огромный стол. – А мама после войны. Она её тут провела. Тогда госпиталь принимал всех. Раненых. Больных… больных было много. И после войны не меньше. Даже сейчас… сказывается. Она и выгорела, вычерпала себя до дна…
- Сочувствую, - тихо произнесла Зима.
- А я вот не понимала. Не знала, что так будет. И сбежала. Мне казалось, что настоящее дело там, на линии фронта… получилось, как с бабушкой. Сбежала и вот вернулась.
Значит, она и вправду старше, чем кажется. Впрочем, к целителям обычные рамки не применимы.
- Теперь живу. Продолжаю семейную традицию. Только дочери у меня нет. Так уж вышло… но Зоя мне как родная… Зоя Синюшкина. Дочь Ангелины. Вы ведь из-за Ангелины приехали, верно? Он все-таки своего добился…
- Кто? – уточнил Бекшеев.
- Вы
