Приключения Чикарели - Рубен Арамович Марухян
— Простите, мы не дураки! — возмущенно сказал я.
— Как же не дураки, если равнодушны к таким сокровищам, — расхохотался он.
— Благодарим за оказанную честь, но у нас иное понятие о смысле жизни.
— Неужели смысл жизни человека заключается в чем-то другом, а не в накопительстве?
— Представьте себе, да. Спасибо вам за прием, до свидания, вернее, прощайте.
— Постойте, постойте, — окликнул он нас. — Не найдется ли у вас куска хлеба или чего-нибудь еще? Я ужасно проголодался.
— Странно, что самому богатому человеку на свете нечего есть, — хихикнул Чикарели.
— Есть-то есть, да как-то жалко есть, лучше сэкономить, — без тени стыда признался он.
— Ну, так экономьте, пока не протянете ноги, а нам пора.
— Постойте, эй, вы, — вновь окликнул он нас, — а ну, выверните карманы.
— Чего ради? — Чикарели агрессивно скрестил руки на груди.
— А того ради, что вы, может, что-нибудь свистнули у меня.
— Корку хлеба? — усмехнулся Чикарели.
— Выворачивайте, выворачивайте.
— Хорошо, мы сделаем это, только ответьте, пожалуйста, на один вопрос: вы счастливы? — спросил я.
— Глупец, — усмехнулся он, — кто придумал это слово «счастье», о котором никто не имеет понятия? Человек не может быть счастлив хотя бы потому, что он жаден. Возьмем хотя бы меня. Или вы думаете, мне невдомек, что я жаден? Еще как жаден. И если вы хорошенько подумаете, то поймете, что вы такие же алчные и жадные, потому что все люди такие. Но довольно рассуждать, выворачивайте карманы.
— Мы не воры! — возмутился я.
— Вы что, не люди? Раз люди, значит умеете красть, было бы что свистнуть.
— Пожалуйста, убедитесь в том, что вы гнусный человек, не верящий ни во что хорошее, — сказал я и вывернул карманы. Чикарели последовал моему примеру.
Хозяин противно улыбнулся.
— Пошли, Чикарели, нам здесь нечего делать. Выпустите нас.
Когда мы подошли к воротам, я спросил у хозяина:
— Нельзя ли нам выпить воды?
— Почему нельзя? Заплатите, и я вам принесу.
— Лучше умереть от жажды, чем пить воду, принесенную таким гнусным типом, — не сдержался Чикарели.
— Гнусный, зато богатый, самый богатый в мире, — хозяин показал Чикарели язык. — А если у вас нет денег, идите к роднику, может он вас напоит, только знайте, что он давным-давно пересох.
— Пошли, Чикарели, пошли, пока я не… — начал было я, но сдержал свой гнев.
Не попрощавшись с этим отвратительным человеком, мы ушли, даже не оглянувшись.
В ПЛЕНУ ДЫМА
— Взгляни-ка, — крикнул Чикарели, стоявший на большом камне, — кажется, пожар. Бежим туда.
Я посмотрел туда, куда указывал Чикарели, и, действительно, заметил поднимающиеся над холмом густые клубы дыма.
— Скорее всего, это газ, выходящий из земных недр. Что-то на пожар не похоже. При пожаре дым бывает черным. Давай на всякий случай обойдем.
— Нет, я хочу видеть, что это, — заупрямился Чикарели.
— Будь по-твоему, — согласился я, подумав, а вдруг там и впрямь пожар.
Там, где мы очутились спустя каких-нибудь полчаса, стоял маленький городок, состоявший из двухэтажных домов с прокопченными стенами. Над городком вились клубы дыма. Мы остановились на окраине, глотая разъедающий глаза дым.
— Надо возвращаться, — решил я, — здесь мы задохнемся или ослепнем от дыма.
— Может, кому-то нужно помочь, — возразил Чикарели.
— Эй, кто вы и что вам нужно? — окликнул нас хриплый мужской голос.
Мы увидели сидевшего на крыше дома взрослого мужчину с пионерским галстуком на шее и в коротких штанишках, из чьей трубки, как из заводской трубы, валил густой дым.
— Не нужна ли вам помощь? — крикнул Чикарели, сложив ладони рупором.
— Подождите, ни черта не слышно, — ответил человек и спустился к нам. — Добро пожаловать, — приветствовал он нас, выпустив из ноздрей такую струю дыма, что мы зачихали.
— Не нуждаетесь ли вы в помощи, приятель? — поинтересовался я.
— А что случилось? — недоуменно спросил он.
— Нам показалось, что в городе пожар…
— Пожар? Надо же додуматься до такого. Живем себе, не зная забот, только пожара нам не хватало, — пробурчал он.
— Мы своими глазами видели, что над городом стоит дым, — сказал Чикарели.
— Наивные люди, — расхохотался горожанин, — откуда вы взялись такие, если не знаете, что, проснувшись утром, мы первым же делом набиваем трубки и начинаем дымить. «Больше дыма», — таков наш девиз. Если у кого-то гаснет трубка, его изгоняют из города, — сказал он, обдав нас едким дымом.
Мы закашлялись и стали отмахиваться от дыма. Я вгляделся в лицо горожанина и увидел, что оно бледное, как осенний листок, а взгляд у него тусклый и невыразительный. Говорил он хрипя и с трудом переводя дух.
— Дорогие, родные вы наши, курение — величайшее из наслаждений. Вы, насколько я понял, не курите, а зря, — пожалел он нас. — У нас вы можете накуриться вдоволь, не боясь ни родителей, ни учителей. Сейчас я принесу вам новенькие трубки, изысканный табак, и вы перейдете в наши ряды заядлых курильщиков.
— Мы, пожалуй, не будем курить, спасибо, — возразил я.
— Чего же вы притащились сюда? — возмущенно спросил он, выпустив в меня новую струю дыма. — Терпеть не могу не курящих. Может, вы станете агитировать меня бросить курение? Знаю, знаю, сейчас пойдут душеспасительные беседы о том, что у курящих бывает туберкулез, что они раньше умирают…
— Ничего подобного я не собирался советовать вам, я только хотел попрощаться с вами.
— Жаль, — вздохнул горожанин, — зашли бы, покурили, пополнили бы ряды курильщиков.
— Фу! Дышать этой гадостью? — брезгливо поморщился Чикарели.
— Это с непривычки, дружище. Стоит тебе затянуться разок, и все пройдет. Мы ведь тоже так начинали, — решил пояснить он, но наша решительность заставила его переменить тему разговора. — Ладно, как хотите, но среди наших горожан есть такие злостные курильщики, что вам, наверно, будет интересно хотя бы познакомиться с ними. Не хотите? Жаль. Тогда расскажу вам о своих однокашниках, которые, с честью преодолев страшное сопротивление педсовета и родителей, не только не бросили курить, но и научили этому остальных. О, старые, добрые времена, — блаженно потянулся он и снова набил трубку. — Я тоже в первое время задыхался, а теперь, как видите, без дыма не могу обойтись ни минуты. Ну так вот, слушайте: было нас двадцать ребят в пятом «б», вернее, двадцать один, потому что Погос был почти вдвое старше нас, за десять лет учебы он
