Лев Николаев - ПОД НЕМЕЦКИМ САПОГОМ
Вот как немцы расправляются с мирными жителями, с женщинами, случайно попавшими под их обстрел!
27 марта.
Был сегодня в биологическом корпусе. Немцы там основательно пограбили и, в частности, забрали 18 микроскопов. В богатейшем зоологическом музее они выбирали себе те экспонаты, которые им нравились, например, красивые чучела экзотических птиц, заморские ракушки, оленьи рога и т. д. На охранные грамоты немцы не обращают внимания: четыре дня после того, как их вывесили, немцы забрали стенные часы. После того как эсэсовцы сожгли военный госпиталь, расположенный недалеко от биологического корпуса, немцы рыскали по всем этажам и в подвальном помещении в поисках раненых красноармейцев. Несмотря на то, что они их не нашли, они чуть было не убили коменданта здания С. П. Левченко лишь по подозрению, что он скрывает красных бойцов.
29 марта.
Я беседовал с аптекарем 29-й аптеки, расположенной около Сумского базара рядом с сожжённым военным госпиталем. Раненые красноармейцы расстреливались. Одному бойцу удалось спрятаться на лестнице обгоревшего госпиталя. Он просидел там шесть дней. Наконец, мучимый голодом и жаждой, он показался в окне и попросил у проходивших мимо женщин дать ему поесть. Ему принесли пищу и питьё. Немцы увидели его и застрелили.
* * *
Моей жене удалось приписать трёх красноармейцев, находящихся на излечении в институте ортопедии, к числу гражданских больных… Благодаря этому они будут спасены, так как можно опасаться, что немцы расстреляют раненых красноармейцев после их излечения. Эти звери на всё способны.
30 марта.
Моя знакомая Джунковская живёт в районе Дома Государственной Промышленности. При боях, происходивших в этом районе, группа красноармейцев в 200 человек была окружена немцами. Красноармейцы сдались, бросили оружие. Однако немцы их всех расстреляли.
* * *
При взятии Харькова немцы сожгли огромное количество книг в публичной библиотеке имени Короленко. Эта библиотека была одна из самых богатых в СССР. Немцы ворвались в здание библиотеки и решили, что тут находится только коммунистическая литература. Они развели костёр и стали бросать туда тысячи ценнейших книг. Это делалось до того времени, пока какой-то немецкий офицер не убедился в том, что сжигаются не коммунистические книги, а научные издания, беллетристика и даже книги на немецком языке. Тогда это аутодафе было прекращено!
1 апреля.
Немцы ведут себя очень развязно. Некоторые из них заходят в дома и требуют, чтобы их накормили. Например, к одному из жителей, квартирующих в подвале анатомического института (Сумская ул., 39) недавно явились семь немцев и потребовали, чтобы их накормили.
Немец, забравший в биологическом корпусе несколько микроскопов, явился вчера и потребовал иммерсионную камеру. И это, несмотря на охранные грамоты! В прошлом году немецкая армия была более дисциплинированной. Грабежи — это верный признак разложения армии! Это хорошо!
8 апреля.
Позавчера жена направила ко мне некую Анну Супрягу. Эта женщина решила спасти одного красноармейца, находящегося на излечении в Институте ортопедии. Его фамилия — Усанов. Можно опасаться, что немцы расстреляют раненых красноармейцев как только они выздоровеют и их выпишут из госпиталя. Поэтому Супряга решила взять к себе на-дом красноармейца Усанова до его выздоровления, выдавши его за своего двоюродного брата. Это можно сделать только с разрешения немецкого командования. Она пришла ко мне с просьбой помочь ей в этом деле. Я написал прошение на имя врача комендатуры, д-ра Вернике и мы вместе отправились к этому последнему. Он принял нас вежливо, но в просьбе отказал, ссылаясь на то, что раненые красноармейцы после выздоровления будут переведены в лагеря для военнопленных. Можно опасаться, что это будет не так, как он сказал, и что немцы просто расстреляют красноармейцев, тем более что они сочтут их калеками, т. е. лишними ртами. Ведь они уничтожили душевно больных!.. Ведь они сожгли раненых в военном госпитале!..
* * *
Материальное положение моей семьи является сейчас ужасным. Нет денег и нет продуктов. Нечего продать! Всё чаще и чаще мечтаю о еде… полноценной! О белой булке, о масле, о мясе. О, мечты!
— На углу у меня только что проверили документы и мне разрешили идти дальше.
После этого я сделал несколько шагов дальше. Эсэсовец разразился страшной руганью и, подбежав ко мне, стал махать кулаком около моего лица. В левой руке он держал трость.
Тут я сделал глупость: я вынул свой документ и вежливо попросил немца убедиться в том, что я не подлежу никаким принудительным работам. Это вывело его из себя. Он ударил меня кулаком по шее, а тростью стал хлестать по ногам. Возражать было бесполезно. Я последовал за ним в сад имени Шевченко. Тут немцы устроили кладбище для офицеров: было уже около сотни могил. На каждой имелся деревянный крест с надписью, а около креста лежала военная каска. Около двадцати граждан выравнивали могилы и приводили в порядок дорожки. Немец дал мне <лакуна> двумя другими гражданами я стал копать <лакуна> день я чувствовал себя совершенно больным <лакуна> питания у меня имеются перебои в сердечной деятельности. Я очень худой, бледный, еле держусь на ногах. Вполне понятно, что при копании могилы я не смог проявить той силы, которую проявили мои два соседа, молодые и здоровые парни. Вдруг я услышал за своей спиной окрик:
— Менш (т. е. человек), разве так работают? Я тебя продержу здесь дольше всех.
— Я совершенно больной, — ответил я. — Мне работать очень трудно.
— А! Ты ещё возражаешь! — крикнул немец. — И вновь ударил меня своей тростью.
Я решил больше не говорить с ним ни слова. Через час он отпустил одного парня и на смену явился один инженер. Другого парня сменил врач. Ещё через некоторое время немец отпустил инженера, потом врача. Я остался один. Явился фельдфебель. Когда он дошёл до меня, эсэсовец сказал ему:
— Это лентяй и ещё смеет возражать. Русская свинья!
— А ты его продержи до самого конца! — приказал фельдфебель.
Продолжаю копать дальше. Перед глазами плывут огненные круги. Я так устал, что напрягаю все силы, чтобы не упасть. Сердце мучительно бьётся.
Эсэсовец то расхаживает по Сумской в поисках новых жертв, то наблюдает за нашей работой. Он избивает шестидесятилетнего ветеринарного врача за то, что тот заявил, что он по старости не может работать. Избивает одного инвалида с парализованной правой рукой. В промежутках между этими расправами он сидит на скамеечке и флиртует с какой-то девицей.
Эсэсовец — среднего роста, блондин с голубыми глазами, бритый, хромает на одну ногу. Русских он называет либо менш (человек), либо Иван.
— Эй, пст! Иван, иди сюда!
Часам к двум немец собрался уходить. Но на смену себе он оставил молодого русского могильщика. После того, как немец ушёл, люди стали тоже расходиться. Я решил, что и я могу уйти. Но могильщик заявил мне:
— Вам немец сказал, что Вы должны работать до конца. Вот и работайте. Надо почистить вот эту дорожку.
— Но вы видите, что я работаю здесь пять часов, — ответил я, — и что я совершенно больной и не держусь на ногах.
— Ну что же! — ответил парень, — не надо было раздражать немца и совать ему под нос ваши документы. Он вас не взлюбил.
— Стыдно вам, — сказал я, — Немец поступает с нами как с врагами. А вы ведь украинец, а мучаете людей не хуже немца!
Пришлось поработать ещё четверть часа, после чего я ушёл домой. По дороге я встретил знакомых, которые в ужасе сказали мне:
— Что с вами? На вас лица нет! Краше в могилу кладут.
Я еле добрался домой и долго находился в полуобморочном состоянии. Сейчас я лежу с мучительным сердцебиением и с сильными болями в пояснице.
13 апреля.
Вчера, по распоряжению доктора Вернике, несколько врачей Института ортопедии были посажены на автомобиль и отвезены за тракторный завод в лагерь, где находятся под стражей те люди, которые были забраны немцами для рытья окопов. В этом лагере жили в прошлом году харьковские евреи, а затем — военнопленные. Некоторые врачи вернулись сегодня в очень удручённом состоянии и рассказали о тех ужасах, которые они видели в лагере. Кругом лагеря — колючая проволока. В лагерь заключены не только здоровые, но и больные субъекты. Их хватали на улице без разбора и они не прошли через медицинскую комиссию. Наши врачи видели в лагере инвалидов на протезах, паралитиков после инсульта, людей с самыми разнообразными болезнями. Обращение с ними самое очень грубое. За малейший проступок — мордобитие, ругня, зуботычины, стрельба в воздух для устрашения. Кормят один раз в день: дают суп, а вечером кофе из желудей. Двести грамм хлеба в сутки. Рабочий день начинается в три часа утра и длится до наступления темноты. Словом, люди превращены в рабов. Говорят, что в Харькове на эти каторжные работы немцы послали 20.000 человек.
