Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века
Ни о каком гипотетическом разврате не могло быть и речи.
В мятущемся неверном свете Леплайсан на своем ложе вел неравную борьбу с кем‑то темным и лохматым, явно одерживающим верх. Бесполезная шпага валялась на полу, сброшенная с табурета неловким движением, до пистолета еще нужно было дотянуться, да и привести его в боевое положение – кремневое оружие это вам не «Вальтер» какой‑нибудь или «Макаров», из которого можно палить, едва взяв в руки.
Что же предпринять? Жора замер над борющимися, сжимая в одной руке светильник, а в другой – обнаженную шпагу. Колоть? Но так ведь запросто можно продырявить и шута! Бить тяжелым эфесом по голове? Но где она и есть ли вообще? Сплошная лохматая шкура без следа выступающих частей. Что это за чудище пытается поужинать Леплайсаном?
– Серебро… – прервал Леплайсан зоологические изыскания товарища. – Это обо… оборот…
«Оборотень? – противопехотной миной рванула в мозгу догадка. – Не может быть! Впрочем, почему же не может? Здесь, среди говорящих волков и котов‑мошенников, это как раз и не удивительно!»
Где же взять серебро? Георгий заметался по комнате, в отчаянии понимая, что не успевает. Монеты? Но ведь нет ни гроша… Шпоры, цепь? Золото, а не серебро… Стоп!
Жора кинулся к своей постели, сорвал с нее плащ. Вычурная застежка, схватывающая одежду у шеи, отливала матовой белизной… Ни алюминия, ни никеля здесь еще не знают, а если она даже просто посеребренная… Ну‑ка!..
Эффект превзошел все самые смелые ожидания и оказался таким, будто наш герой метнул в чудовище гранату, причем не какую‑нибудь там «эргэдэшку», а самую что ни на есть противотанковую!
Беззвучная вспышка ослепительного белого пламени мигом лишила его не только зрения, но и чувства ориентации в пространстве. Говорят, есть такие гранаты – свето‑шумовые, – надежно выводящие противника из строя одним только световым импульсом, и вот теперь Арталетову довелось убедиться в действенности подобного оружия на собственной шкуре, пардон, сетчатке глаз…
* * *
Повторно он пришел в себя от дружеского похлопывания по щекам, своей интенсивностью более напоминавшего полновесные пощечины.
Если принять во внимание густой винный аромат, пропитывающий все вокруг, простейший способ приведения в чувство не подействовал. Слава Всевышнему, не дошло до более радикальных способов!
С горем пополам проморгавшись (в глазах роились разнообразные цветовые пятна, вроде «зайчиков» от электросварки), Георгий различил над собой исцарапанного Леплайсана в дымящемся колете.
– Жив, слава тебе Господи! – перевел тот дух, допивая остаток вина из кружки, добрую половину которой он только что вылил на голову друга в тщетной «реанимационной» попытке. – Я уж думал…
– Что это было, месье Леплайсан?..
– Да ладно вам, шевалье, зовите меня просто Людовиком…
– Жорж, – представился в ответ Георгий, слегка стилизовав свое имя на французский манер.
Хотя это и выглядело смешно после такого количества выпитого вместе спиртного, друзья крепко пожали друг другу руки, скрепив знакомство.
– Георгий, значит… – тонко улыбнулся шут. – Георгий Победоносец… Чем это вы ее шарахнули?
Он поднял со стола один из заостренных колышков, напоминающих карандаши, которые настрогал в «отсутствие» Жоры, и деловито пригвоздил к штукатурке мерзкого вида мохнатый лоскут, словно уродливая морская звезда ползущий куда‑то наискось по стене. Дымящийся обрывок содрогнулся в конвульсиях и обвис. Со следующим колышком наготове Леплайсан принялся обшаривать комнату, методично заглядывая во все щели.
– Кого «ее»?.. – запоздало спросил Арталетов, осознав, что взглядом загипнотизированного кролика созерцает все еще трепещущий меховой огрызок, пришпиленный к стене, причем нижняя челюсть занимает совсем неподобающее порядочному человеку положение.
– Да тварь эту, – отозвался из‑под стола шут, чем‑то громыхая там. – Ага‑а!..
Он торжественно вытащил на свет Божий еще одного издыхающего бесформенного монстрика и приколол его рядом с первым.
– Подключайтесь же, Жорж, а то мерзавцы расползутся по щелям и потом их не соберешь!..
Остаток ночи прошел в увлекательной охоте, и к утру на стене красовалась почти полностью реконструированная шкура какого‑то средних размеров зверя – не то волка, не то крупной собаки, серо‑бурой, с белесыми подпалинами. Увы, центральная часть и голова отсутствовали напрочь, уничтоженные без следа огромной дырой с опаленными краями, поэтому окончательную идентификацию коварной твари вряд ли смог бы произвести даже профессиональный эксперт‑зоолог, разве что знаменитый Кювье[27]…
– Чем это вы ее? – Шут подкидывал на ладони массивный серебряный предмет, оплавленный наполовину от высокой температуры. – Распятием, что ли?.. Шарахнуло‑то как! Я думал, вы монетку серебряную кинете, нательный крестик там или запонку какую. Тут же добрых три унции[28] чистого серебра! Вы же и меня могли запросто ухайдакать…
– Извините, – сухо ответствовал Георгий, который, конечно, не мог признаться Леплайсану в том, что крестика‑то у него нательного как раз и нет. – Некогда было искать более легкую вещицу… А вас, между прочим, шкурка и без меня могла легко ухайдакать. Что касается серебра, то вообще‑то раньше оно было застежкой моего нового плаща.
– А‑а! – воскликнул шут и поднес оплавленный предмет поближе к свету. – То‑то я смотрю… Да вам же плащ аббата де Пардье достался! Он вам свой запасной одолжил, добрая душа! Смотрите, вот крест, а вот слова молитвы: «Те Deum…»[29]. Редкостной убойной силы штучка! Жаль, что теперь вам придется плащ завязывать тесемкой…
– Да кто же это был? – потерял терпение Жора. – Оборотень?
– Я, конечно, не специалист… – протянул Людовик. – Но думаю, раньше эта шкурка принадлежала оборотню… Волкодлаку, так сказать. А может быть, и кому похлеще… Против таких, знаете ли, только два приема безотказны: добрый осиновый кол и серебро. Ну и молитва, опять же, способствует…
Шут сделал резкое движение ногой и прижал к полу огрызок лапы, перебирающей высохшими когтями, словно скорпион лапками.
– Похоже, все… – Лапа заняла положенное ей место на стене.
Эх, зря он это сделал…
Едва последний фрагмент соприкоснулся с остальными, по шкуре пробежала дрожь, и отдельные лоскутки на глазах принялись срастаться в единое целое. Дождем посыпались колышки, которые уже не в состоянии были удержать почти что целого оборотня.
– Как я забыл? Сегодня же полнолуние!.. Вам не жалко остатков своей застежки, шевалье? – крикнул Леплайсан, замахиваясь слитком, как гранатой.
– Для вас мне ничего не жалко, Людовик!
– Мерси… Тогда берегите глаза!..
Обжегшись на молоке, дуешь на воду. Жора зажмурил глаза, поняв затею шута.
Красная вспышка сквозь веки вновь ударила по глазам, и так еще не восстановившимся до конца, а когда зеленые звезды прекратили свою свистопляску, Арталетов увидел, что от оборотня остались лишь кучка пепла и несколько клочков шерсти, а от застежки – россыпь маленьких серебряных шариков…
Два порождения антагонистичных миров аннигилировали друг друга практически без остатка, а победу сил Добра закрепил первый луч солнца, выжегший нечисть дотла.
* * *
– Что все это значит, каналья?
Еще спускаясь по кривой лесенке вниз, Леплайсан пообещал Арталетову наглядный урок обращения с представителями малого бизнеса, относящимися к «подлому» сословию, и не ударил в грязь лицом. Наоборот, он заставил ударить в грязь лицом хозяина гостиницы…
– Что все это значит, каналья? – проревел королевский шут, тряся в воздухе ушибленной, несмотря на перчатку, рукой и обращаясь в основном к ногам обывателя, слабо копошащегося где‑то под стойкой, куда он пушечным ядром улетел после мастерского удара, полученного от постояльца.
Апперкот сделал бы честь самому Майку Тайсону, но, увы, так и остался потерянным для всех федераций профессионального бокса, во‑первых, потому что этого вида спорта еще не существовало (кулачные драки в английских пабах, называемые словом «boxing», еще имели в себе очень мало спортивного), а во‑вторых, мягкосердечный Жора – единственный свидетель достижения – самого рекорда не видел, так как отвернулся. Сочный «мясной» звук и грохот снесенных табуретов в зачет не шли…
– Что это за манеры пошли – драться спозаранку… – гнусаво проныл хозяин, осторожно высовывая из‑за стойки окровавленное лицо с беспрестанно шмыгающим носом, стремительно увеличивающимся на глазах и меняющим цвет, словно хамелеон. – Нет, чтобы пожелать доброго утра, расплатиться за вчерашнее угощение и ночлег, заказать себе и товарищу доброго вина и закуски заодно…
– Расплатиться? – Несколько поуспокоившийся было Леплайсан снова взорвался и, легко, словно репку, выдернув упитанного горожанина из его убежища, потащил волоком вверх по лестнице, не забывая поддавать сапогом под ребра в такт словам. – Расплатиться, говоришь… Сейчас… Расплачусь… Только… Денежки… Достану…
