Александр Комзолов - Зов Прайма

Мужчина явно приехал из центральной Адорнии и был в курсе последних модных новинок королевского двора. Броский костюм, сшитый на заказ, аккуратно подстриженная бородка, длинные волосы, собранные сзади в хвост. И, конечно, серебряные запонки, так услужливо выставленные напоказ, когда он поглаживал бородку.

«О да, конечно, я заметила твои великолепные запонки! Я уже таю под твоим взглядом, мой герой, мой покоритель! Самовлюбленный самец».

Новая леди вообще была выше всяческих похвал. Серое платье было похоже на мышиную шкурку. Да и сама девчонка как-то походила на мышь со своими испуганными большими глазами и невысоким ростом. Как вообще может «леди» так одеваться? Это же уродство! И откуда такие берутся...

В ответ на поворот Экко, мужчина широко усмехнулся, а девчонка смущенно опустила взгляд в пол. Процесс создания новой татуировки довольно длителен и трудоемок, и его сложно делать на завернутом в одежду теле. Поэтому Экко сидела перед зеркалом обнаженная по пояс.

«Смущаешься? Хорошо! С удовольствием сделаю наш разговор еще менее приятным для тебя!»

Героиня откинулась назад, выгнув спину, выставляя вперед обнаженную грудь, и с наслаждением наблюдала, как пылают щеки будущей леди.

— Э-э-э... Чем ты занимаешься, Экко? — как-то невпопад спросила девчонка.

— Это и есть твой вопрос? Я отвечу на него, и ты уйдешь? — переспросила Экко. — Отлично! Я рисую! Я была художницей до того, как приняла прайм. Я осталась такой же и после. Сейчас мой холст — это мое тело, моя кисть — вот эта игла. А теперь можете проваливать.

Конечно, не стоило так разговаривать с будущей леди, но Экко безошибочно почувствовала ее слабость. А ощущать свое превосходство, и не воспользоваться им было невозможным — слишком уж большим оказалось искушение. Тем более что может быть приятней зрелища униженного тобой лорда.

— Н-нет, это еще не все, — быстро сказала девчонка, старательно смотря в глаза героине, как будто страшась взглянуть на ее обнаженную грудь. — Ох, ну зачем ты так все усложняешь! Я же хочу помочь тебе!

— Я не просила никого мне помогать! — рявкнула Экко, выходя из себя. — Особенно тебя! Лорды... леди... думаете, что вам все можно, что можете управлять всем вокруг. Проклятые уроды и сволочи все до единого!

— Но ведь ты страдаешь, я же чувствую!

— Страдают слабаки вроде тебя. Я терплю. Это не одно и то же. Пошла вон.

Экко демонстративно отвернулась к стене и вынула из коробки иглу. Макая ее в краску, героиня с удивлением отметила про себя, что будущая леди продолжает оставаться на месте. Другая на ее месте бы расплакалась и убежала жаловаться леди Инесс, а эта вот сидит. Похвально! Глупо, бессмысленно, но, тем не менее, похвально!

А что она хотела? Думала, она вот так вот придет, снизойдет со своего сияющего трона, и люди будут перед ней падать и биться в конвульсиях восторга? Леди Инесс тоже так приходила, и Экко не сказала ни слова старой ведьме. С чего бы ей теперь распинаться перед молодой замарашкой?! Присягу ей героиня не приносила и верности не клялась, и не собиралась.

— Я многое знаю про тебя, Экко, — тихо сказала девушка. — Я знаю, что ты прибыла в Чертог покоя из Тотоола три года назад. И что там ты убила старшего сына своего лорда. Это правда? Зачем ты совершила такой ужасный поступок?

Игла дрогнула в руке и глубоко впилась в плечо. Краска залилась под кожу и мерзким сизым пятном замазывала выверенный узор. Экко грязно выругалась и злобно посмотрела на будущую леди.

— Это была случайность! Просто случайность, ясно тебе, леди Я-Задаю-Идиотские-Вопросы? Если бы я сделала это специально, меня бы казнили, а так «всего лишь», — героиня скривилась от пренебрежения, — сослали в этот Край мира, чтобы я задохнулась тут от тоски и сгнила заживо!

— Я помогу тебе, обеща...

— Мне не нужна твоя помощь! Вон из моего дома!

Экко вскочила на ноги и сверху вниз посмотрела на гостью, пронзив ее взглядом, пришпилив к деревянному полу. Та уже открыла рот и хотела было ответить, но вмешался молчавший до этого момента мужчина.

— Госпожа, прошу вас, — сказал он, подхватывая молодую леди под локоть, — давайте оставим героиню на сегодня. Мне кажется, мы достаточно утомили ее своими вопросами.

Молодая леди секунду рассматривала Экко, а затем кивнула.

— Да, наверное ты прав, Винсент... Прости меня, Экко, я в первый раз... Просто прости, — добавила она от двери и вышла на улицу.

— Наконец-то стерва ушла. Я твоя должница, — криво усмехнулась героиня в спину выходящему Винсенту.

— Я запомню это, красавица, — мужчина отвесил шутливый поклон и исчез за дверью.

Ноющее плечо, досада от испорченной татуировки и необходимость начинать все заново выводили из себя. Но больше всего бесило ощущение собственной наготы. Не физической — большинство адорнийцев не стеснялись частичной обнаженности — а духовной. Накатило ощущение собственной слабости, как будто в тебе грязными руками копался кто-то чужой. Эта способная девчонка несколькими фразами взбесила ее, вскрыла ей грудь и вынула оттуда душу, осмотрела ее, а затем засунула обратно. Но то ли по неопытности молодой девчонки, то ли от ее небрежности, душа героини оказалась перевернутой внутри.

— Серая крыса. Столичная сучка, — шипела Экко, вытягивая из-под кожи расплывшееся синее пятно.

Уже начало вечереть, когда на улице послышались голоса. Экко даже сначала недоуменно прислушалась — настолько необычными и даже невероятными они ей показались. Но ошибки не было — в Чертог покоя действительно приехали дети. Экко осторожно подошла к окну и выглянула наружу, оставаясь в тени комнаты, чтобы не быть обнаруженной.

На улице действительно были дети. Два мальчика пяти и семи лет на вид разинув рты медленно шли мимо пустующих домов Чертога покоя. Оба были одеты, что называется, «с иголочки». На старшем — синий комбинезон с кучей карманов, на каждом из которых красовалась серебряная нашивка. На младшем — бордовая куртка с высоким воротником и милыми помпонами вокруг шеи, и штаны цвета морской волны. На спине куртки и на карманах штанов был вышит одинаковый рисунок — ползущий вверх золотой дракон — это говорило о том, что и куртка, и штаны заказывались у одного мастера и, скорее всего, его работа немало стоила. Кто-то явно не пожалел денег, чтобы одеть этих мальчуганов.

Неожиданно младший из них подбежал к одному из домов, у которого окна не были заколоченными, и заглянул внутрь, потом что-то крикнул, указывая внутрь пальцем и призывая старшего тоже взглянуть.

— Кирик, Адам! — крикнул совсем близко неожиданный мужской голос. — Не надо туда лезть!

Экко резко присела, прячась под подоконником. Голос бы знакомым и принадлежал тому столичному франту, который приходил к ней сегодня утром вместе с новой леди Чертога. Как там его звали? Винсент! Оказывается, он приехал с сыновьями.

Стараясь оставаться незамеченной, Экко осторожно выглянула из-под подоконника. Винсент как раз проходил мимо. Он был одет в приятное бежевое пальто и длинный фиалковый шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи, расшитый разноцветными пуговицами. И хотя на улице было не так уж и холодно, чтобы носить шарфы, мужчина выглядел элегантно и чуть-чуть небрежно.

«Может, выйти к ним?» — неожиданно для себя подумала Экко.

Вообще-то, пять минут назад она собиралась снова подняться на гору, взобраться на отвесную скалу, где кончаются все дороги, и еще раз посмотреть на бушующую снизу бездну. Скала называлась Краем, так как располагалась в самой крайней восточной точке известного мира, и дальше нее ничего не было, кроме пустоты, неизвестности и беспокойного моря где-то далеко внизу. Экко любила подниматься туда и смотреть вдаль, размышляя о своей жизни и судьбе, сыгравшей с ней злую шутку, сделавшую ее героиней — заложницей силы прайма. Но... Край никуда не денется, в отличие от неспешно удаляющихся Винсента с сыновьями.

«Пожалуй, выйду!» — решила Экко. — «Но что же мне надеть?»

Героиня в рассеянности посмотрела на свою повседневную одежду и устыдилась. Потертая юбка, потерявшая цвет кофта, бывшая когда-то ярко-красной, а теперь грязно-розовая. Как-то не хочется утруждать себя выбором одежды, когда некому ее оценить.

«Вот, холера!»

Надо же было так себя забросить! Но, наверное, в старом комоде еще лежат какие-то вещи из прошлой жизни, оставленной три года назад? Экко одним прыжком оказалась рядом с кроватью и вытащила из-за нее тяжелый деревянный комод, подняв при этом облако пыли и громко чихнув.

— Мать — перемать, — ругалась под нос Экко, роясь в глубоких ящиках.

«Хлам... Хлам... Уродский хлам... А вот это, пожалуй, подойдет».

На кровать друг за другом упали вышвырнутые из ящиков высокие белые гольфы с застежками, игривые бежевые шортики, штанины которых заканчивались свисающими ровными нитями в палец длиной — как раз в цвет Винсентовского пальто — и белая рубашка с очень длинными рукавами, специально чтобы их подворачивать, а также глубоким вырезом.