Фридрих Горенштейн - Место

На этой темной, обледеневшей ленинградской улочке я понял, что идеал покойного журналиста, идеал покойного умеренного оппозиционного интеллигента – стоять с незатянутой петлей на шее на прочном табурете – возможен лишь тогда, когда на узкой тропе Истории только Власть. Когда же туда, навстречу Власти, словно дикий кабан на водопой, выходит Народное Недовольство, то первым же результатом их противоборства является двойной удар сапогами по табурету, и миру после этого остаются в лучшем случае лишь хриплые, необъективные, как все мертвеющее, запоздалые мемуары удавленника-интеллигента. И тогда я уж окончательно понял, как важны политические записки, пусть в чем-то и преждевременные, но зато написанные живой полнокровной рукой полноценно питающегося ныне человека, а не коснеющей, истощенной, запоздалой рукой удавленника…

Наконец, спустя несколько дней, – новый бытовой случай, явно итоговый и объясняющий, отчего так долго пришлось выжидать и отчего так много случаев понадобилось, чтоб убедить себя заняться писанием этих политических записок.

Сажусь в такси, чтоб ехать по какой-то своей бытовой надобности. Шофер-мальчишка, может только-только в армии отслужил, смотрит на меня и вдруг спрашивает:

– Бог есть?

После некоторой растерянности не столько от вопроса, достаточно стандартного и надоевшего, сколько от обстоятельств, отвечаю:

– Нет конечно, – ибо на этот вопрос проще всего ответить отрицательно человеку, привыкшему думать и анализировать.

– А я вот перед вами высадил старуху, – говорит таксист, – так она мне такое рассказала, что меня уж сомнения одолевать стали.

– Что ж такое она рассказала? – спрашиваю.

– Сестра у нее в деревне, – говорит таксист, – тоже старуха… Померла сестра… А муж ее, бывший партизан, партийный, не дал похоронить жену свою по церковному обряду. Прошло два дня после похорон, и его парализовало. Но Бог дал ему речь (таксист именно так и сказал, видно употребив выражение старухи), но Бог дал ему речь. И он сказал: «Есть Бог».

Случай этот, рассказанный таксистом, запомнился мне, и я думал над ним ночью. И я понял, что до сих пор не был еще достаточно парализован и был чересчур деятелен, чтоб приступить к сочинительству. Ибо что есть подлинный сочинитель, как не бывший деятель, ныне парализованный грешник, которому Богом сохранена, а вернее, дана речь.

Пока человек деятелен, он словно безмолвен, поскольку слова его второстепенны по сравнению с его деяниями. Иное дело говорящий паралитик, жизнь которого выражена в его речи. И, подобно тому парализованному партийцу, мужу покойной набожной старухи, я заговорил. И когда я заговорил, то почувствовал, что Бог дал мне речь.

Конец

Окончено – февраль 1972 г.

Дополнено – февраль 1976 г.

Москва

Об авторе

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис» Андрея Тарковского, «Раба любви» Никиты Михалкова), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе XX века.

Серию книг Ф. Горенштейна в издательстве «Азбука» открывает предлагаемый читателю сборник «послевоенной» прозы, в состав которого наряду с рассказом «Дом с башенкой» и повестью «Искупление» вошла одна из лучших повестей писателя «Попутчики», которая публикуется в России впервые.

В настоящее время режиссер Александр Прошкин («Холодное лето пятьдесят третьего…», «Русский бунт», «Доктор Живаго») заканчивает работу над фильмом по повести Ф. Горенштейна «Искупление». В фильме снимаются Виктор Сухоруков, Андрей Панин, Сергей Дрейден, Екатерина Волкова, Татьяна Яковенко и др.

На Украине режиссер Ева Нейман работает над картиной по рассказу «Дом с башенкой» с Альбертом Филозовым и Марией Полицеймако в главных ролях.

Обе экранизации, несомненно, украсят собой юбилей писателя: 18 марта 2012 года ему исполнилось бы 80 лет.

Также при поддержке «Продюсерского Центра Андрея Кончаловского» готовится к запуску российско-германский документальный фильм о Фридрихе Горенштейне.

Примечания

1

Предисловие было написано Ф. Горенштейном к публикации отрывка из романа «Место» в журнале «Время и мы» (Нью-Йорк; Иерусалим; Париж. 1988. № 100).