Ваше Сиятельство - 1 (иллюстрации) - Эрли Моури

— Забыла главное сказать, — поднявшись, графиня остановилась: — Послезавтра к шести едем к барону Евстафьеву. Тебя все будут очень ждать. Особенно Талия Евклидовна. Она расспрашивала о тебе.

— Слава богам! Свершилось! — воскликнул я, сворачивая к ванной.

— Что, Саш, свершилось⁈ — графиня насторожилась.

— Мои синяки перестали для тебя быть главным. Теперь главное — Талия! — я расхохотался. И примирительно добавил: — Мам, не имею ничего против. Поедем.

После ужина, как прилежный ученик, я уделил время урокам. Особо долго занимался общей механикой с твердым намерением на ближайших занятия переписать контрольную с хорошим результатом. И когда полностью закончил с учебой, включил терминал коммуникатора, надел на голову обруч управления и сформировал запрос: «самые важные предсказания Римского оракула за последние 5 лет». И вот здесь меня ждало разочарование: эта информация была закрыта, для ее использования требовался высокий доступ граждан либо Рима, либо Британской империи. Как известно, Рим хоть и не входил в Британскую империю, но занимал он положение к Лондону практически вассальное. Для граждан других стран и империй доступ к этой информации был закрыт вообще, независимо от степени доступа. И это стало для меня большим разочарованием. Я вспомнил слова Геры: «Могу сделать так, что Римский оракул изменит пророчество и твоя жизнь будет в безопасности». То есть получалось, что все нападения на меня и, возможно, убийство отца связаны с каким-то важным пророчеством. Увы, я поторопился отказать Гере в ее предложении. Следовало немного поиграть с ней, выведать о содержании пророчества и уже потом отказывать. Черт! Я был уверен, что сам найду ответ во Всеимперской Информационной сети. Мне пришлось наведаться в покои мамы и задать ей примерно тот же вопрос: не знает ли она о каких-либо предсказаниях Римского оракула касательно нашей семьи. Графиня пожала плечами, сказала, мол, ничего не знает. Разумеется, я не стал вводить ее в курс дела, говорить, что это предсказание связано с попытками убить меня. Поковырялся еще в сети, пытаясь найти информацию окольными путями, но не нашел ничего. Тогда я составил сообщение графу Голицыну — он был большим другом отца и остался другом нашей семьи. К тому же Жорж Павлович занимал довольно высокий пост — являлся заместителем главы Директории Перспективных Исследований. Он вполне мог помочь, и я рассчитывал на это. Как-то быстро пролетело время: я даже не успел скинуть сообщение Айлин, а в двери уже тихонько стучала Даша.

Боги свидетели, я совсем не выспался. После «винопития» с госпожой Новоселовой у меня болел член — мой бедный, несгибаемый воин. Такое жуткое ощущение словно кто-то сдавил его железной рукой и не отпускает, желает выжать, все, что там осталось. Да и сама Новоселова пострадала. Она выходила от меня в пять утра, не совсем естественно переставляя ноги и страдальчески поджав губки. Да, кстати, подушка… Даша очень боялась, что ее вскрики услышит графиня. Я посоветовал ей зажать зубами подушку — вот ее беспощадная служанка прогрызла в трех местах. Перья валялись на кровати. Проводив Дашу, я поспал еще час с небольшим и снова будильник — увы, пора в школу.

Вскочил, натянул валявшиеся на полу трусы, сделав это очень вовремя — незапертая дверь распахнулась, в комнату вошла мама. Ее взгляд тут же зацепился за бокалы с недопитым вином и перья, валявшиеся на постели и на полу.

— Даша у тебя спала? — строго спросила графиня.

Глава 10

Варшавская башня

М-да, ситуация неприятная. Еще и дымом слегка припахивает — мы с Дашей курили перед ее уходом. И пачка «Никольских» на моем рабочем столе. Эх, Астерий, снова с тобой как с маленьким мальчиком, глядишь, еще по попе отшлепают.

— С чего ты так решила? — я-то знаю, что отвечать вопросом на вопрос иногда очень полезно. Особенно, когда ты не хочешь врать и при этом пока не знаешь о степени информированности собеседника.

— Она вышла из твоей комнаты рано утром! Я видела! — мама решительно переступила порог.

— Мам, но ты забыла одну важную вещь, — заметил я, набрасывая халат.

— Какую еще вещь? — она подошла к столу и схватила пачку сигарет.

— Забыла, что я взрослый. Забыла, о чем я несколько раз уже говорил с тобой. Давай, ты вспомнишь об этом прямо сейчас? — спокойно предложил я.

— То есть, по-твоему, я должна не заметить, что вы здесь пили вино, как очень-очень взрослые⁈ — возмутилась она, открыв пачку «Никольских» и втянув ноздрями табачный запах.

Я знал, мама иногда курила, редко, если расслаблялась в приятной для себя компании, а после смерти отца несколько чаще, но она старалась это не делать при мне.

— Отчего же, ты можешь заметить, но не придавать этим пустякам такого трагического значения. Скажу более, если родители что-то запрещают детям, то дети делают это тайком с еще большим энтузиазмом, — я открыл окно шире и отдернул занавес. — А уж взрослые дети, те вообще считают, что запретами их принижают в правах, из-за чего у взрослых детей в душе растет протест и желание делать что-то вопреки наставлениям родителей.

Мама стояла изумленная моей речью, потом сказала:

— То есть, ты меня сейчас воспитываешь?

— Мам, если я скажу, что «да», то тогда уже у тебя возникнет протест в душе, ведь ты тоже взрослый ребенок — ребенок своей мамы, — я улыбнулся. — Поэтому — нет, не воспитываю. Я лишь делюсь с тобой своими соображениями о правильном воспитании. Делюсь потому, что знаю: ты у меня мудрая и сделаешь из них правильные выводы. Также?

— Но я в ужасе от того, что здесь случилось! Я не хочу, чтобы ты пил вино, да еще со служанкой. Не хочу, чтобы она ночевала с тобой в одной постели! Ты мой сын и ты граф — не забывай об этом! Такого между вами я больше не допущу! — со стороны показалось, будто графиня желает сейчас топнуть ножкой, как она это обычно делала, выражая возмущение.

Однако мое спокойствие и улыбка в корне ломали всю серьезность ситуации, и я сказал:

— Мам, ты же понимаешь, что гораздо лучше если я пью вино дома со служанкой, чем где-то в кабаке, в дурной кампании с распутными дамами? Уверяю, я сам прекрасно понимаю, что хорошо и что плохо. Есть та грань, которую я не переступлю. Вот, к примеру, в субботу мы едем на бал к Евстафьеву, там все будут слегка баловаться игристым вином, насколько это плохо? Ты тоже выпьешь пару бокалов, правда? И за ужином во многих приличных домах выпить немного вина, считается хорошим тоном.

— Это совсем другое, Саш! — Елена Викторовна положила пачку «Никольских» в карман своего халата.

— Ах, другое… Тогда, ответь мне на важный вопрос. Только быстро, не думая, — я встал напротив нее пронзительно глядя в глаза: — В каком возрасте ты первый раз попробовала вино? Быстро и честно!

— В шестнадцать лет… — быстро произнесла Елена Викторовна, поддавшись на мою практически гипнотическую провокацию. И тут же спохватилась: — Саша, ты что меня еще допрашиваешь⁈

— Вот! — многозначительно подняв указательный палец, я рассмеялся. — В шестнадцать лет. Я даже про первых мальчиков спрашивать не буду. Ай-я-яй, мама. Ты в шестнадцать, а мне несколько больше — я уже школу заканчиваю. Ты и папу ругала за то, что он курил, хотя он был взрослым, состоявшимся человеком, на четыре года старше тебя. Дам тебе совет: не нужно другим людям, тем более близким, дорогим людям, постоянно навязывать лично твои правила. Давай договоримся так, — подошел и взял ее обе руки: — Ты будешь терпимо относится даже к тому, что тебе не нравится в моем поведении, и тогда мы не будем ссориться. Я был и буду для тебя хорошим сыном. Только ты сделай важную поправочку в своих взглядах: сыном твой уже взрослый. Мой голос и мои решения в семье, как мужчины, теперь значит так же много, как и твои. Да, кстати, — я сунул руку в карман ее халата и вытащил пачку «Никольских»: — Ты все равно такие не куришь. Ты же предпочитаешь «Госпожа Аллои»? Сегодня я куплю пачку твоих любимых и положу в твой халат. Заметь, я не ругаю тебя за то, что ты тоже иногда куришь. Это твоя маленькая слабость — она даже мила.

— Саша! — она все-таки топнула ножкой.

Я, сдерживая смех, поцеловал ее в щечку и сказал:

— Очень прошу, не надо увольнять Дашу. Здесь виновата не она, а моя мужская настойчивость