Нечаянный тамплиер - Августин Ангелов
Боковым зрением Григорий наблюдал и за тем, как продолжается бой по-соседству. Сарацины наступали, все больше оттесняя христиан в угол таверны. Седой рыцарь ревел, размахивал мечом и кричал что-то нечленораздельное, но его неуверенные движения говорили о том, что вина выпито им слишком много. Двое других, помоложе и потрезвее, кое-как отбивались, парируя удары сабель своими мечами.
Но, Григорий понимал, что если христианам сейчас не помочь, то долго они продержаться вряд ли смогут. И он решил атаковать хитрым приемом. Улучив момент, он блокировал вражескую саблю, подставив свой меч поперек основания вражеского клинка, и одновременно шагнул вперед, поднырнув под правую руку сарацина. Родимцев давно заприметил брешь на боку в металлических пластинах, нашитых поверх кожаной куртки противника, и резким коротким ударом всадил туда левой рукой свой кинжал.
Сарацин закричал от боли. Острая сталь кинжала вошла глубоко в область его правой почки. Григорий повернул рукоять и сразу почувствовал, что сумел победить этого противника. Умирая, сарацин ничего больше не мог сделать. Клинок его сабли был заблокирован мечом, а левая рука держала щит, оказавшийся бесполезным в этой схватке. Они несколько секунд стояли друг против друга, сойдясь вплотную, и Григорий видел, как глаза врага начинали стекленеть. Следующим движением Родимцев сильно оттолкнул противника, повалив его.
Оставив главного сарацина умирать на полу, он развернулся и атаковал остальных с тыла, заехав мечом по голове еще одному, который тоже упал. После чего численное преимущество уже получили христиане. Теперь их было четверо против троих. Один из сарацинских витязей повернулся навстречу Грегору, пытаясь сдержать атаку, а двое других больше не наступали, а лишь кое-как отражали удары троих подвыпивших гостей заведения, которые, почувствовав изменившийся расклад сил, тут же сами перешли в наступление из угла.
Рыцарь средних лет, который недавно сообщил Григорию, что милостыню в заведении не подают, сражался лучше других. Он достал одного из сарацин кончиком клинка по щеке. И загорелое лицо витязя обагрилось кровью. Наверное, от боли, он разъярился и попытался без всякой подготовки провести удар саблей в голову противника, не имевшего шлема. За что сразу поплатился, нарвавшись на удар мечом по кисти руки. Клинок рыцаря оказался неплохо заточенным. От резкого удара часть ладони вместе с саблей и пальцами, держащими ее, отлетели на пол, а из обрубка полилась кровь. Сарацин взвыл и закружился на месте, но рыцарь сразу добил его, ударив мечом по лицу и перерубив переносицу, отчего тот мгновенно умер.
Когда сарацинских витязей осталось всего двое, они поняли, что живыми уже вряд ли удастся уйти. Об этом говорило изменившееся выражение их лиц. А карие глаза сменили самодовольное и наглое выражение на взгляды загнанных зверей. Хотя они еще отбивались какое-то время, но исход схватки изменить уже не могли. Они встали спина к спине и продержались еще немного, но вскоре оба оказались зарезанными христианами. Одного из них умудрился убить седой, а другого зарубил мечом тот самый тридцатипятилетний рыцарь, который оказался лучшим воином из всей подвыпившей компании.
— Да, ты неплохо дерешься, тамплиер, — сказал он Грегору, вытирая окровавленный меч об одежду поверженного противника.
— Если бы ни он, Бертран, нас бы уже убили, — высказался седой, который, вроде бы, немного протрезвел во время схватки. Наверное, от вида крови.
— Да, Джерард, он троих срубил, признаю, — пробормотал тот, которого, оказывается, звали Бертраном. И добавил с бахвальством:
— Но, и я неплохо сражался. Отправил двоих на тот свет.
— Я Джерард де Луарк, а со мной племянник Бертран и его оруженосец Гильом. А мой оруженосец Жильбер, к сожалению, пал в бою, — представился сам и представил своих седой. Потом добавил:
— Мы решили посетить Святую землю. Да застали здесь совсем не лучшие времена. Мы хотели навестить нашего родственника, моего двоюродного брата. Но оказалось, что сарацины уже разрушили не только его замок, но и разорили все земли вокруг. Теперь уносим ноги.
— Я, между прочим, лучший меч Луарка, — похвастался рыцарь помоложе.
По-видимому, этот человек любил прихвастнуть и покрасоваться лишний раз, чтобы оказаться в центре внимания. К тому же, он не был трезв, и его совсем не смущали трупы. Григорий, напротив, был удручен итогами схватки, потому что, во-первых, ему пришлось собственноручно лишить жизни трех человек. Пусть они и были враги, но все-таки люди. Смерть, сама по себе, его не пугала, ведь Родимцев был опытным бойцом, прослужившим целую жизнь, и теперь нечаянно начавшим служить уже во второй жизни в качестве рыцаря-тамплиера. Но вот так, мечом, ему до этого еще никого не доводилось убивать. Даже служа в Афганистане и убивая противников пулями, Родимцев всего однажды зарезал моджахеда ножом, когда нужно было срочно и очень тихо снять вражеский караул, а прибора бесшумной стрельбы под рукой не имелось. Да и поручить такое ответственное дело он не мог в тот раз никому из своих бойцов. Тогда так уж вышло, что ветеранов из его взвода отправили на дембель, а новички еще ничему почти не научились. Он сделал все успешно, как учил инструктор, но тот зарезанный душман потом долго стоял у Родимцева перед глазами. Но, никогда Григорий не попадал в такую близкую рукопашную схватку, чтобы в дело пошли клинки с обеих сторон. А во-вторых, Гриша знал, что это совсем не последние противники. За убитыми в любой момент могли приехать к постоялому двору и другие сарацины. Потому убираться отсюда следовало как можно скорее.
Какая-то шальная мысль пришла внезапно на ум Григорию. Он подошел к поверженному врагу, труп которого уже остывал, и, вынув из его бока окровавленный кинжал, быстро срезал им с золоченного пояса мертвеца тугой кожаный кошель, оказавшийся довольно увесистым. Гриша приметил этот вражеский аксессуар еще во время схватки.
— Зачем берешь деньги, тамплиер? Разве Господь перестал помогать тебе? — насмешливо спросил Бертран, точно также в этот момент срезая кошелек с другого убитого сарацина.
— Господь меня не оставил, раз дал силы победить врагов, не получив ран, да еще и послал трофей, — в тон ему ответил Грегор.
— Так деньги — это же греховное искушение для таких, как ты. Братьям вашего ордена деньги иметь нельзя. Вам это запрещают. Потому, лучше отдай их мне, — не переставал подначивать рыцарь.
— Не беспокойся, Бертран, я собираюсь раздать нищим милостыню, а оставшееся пожертвовать на храм, — сказал Григорий.
— Знаю я вас, тамплиеров. Слышал уже все, что про вас говорят. Хитрецы вы, еще те. Вот, кого это ты с собой везешь? Маленького монашка?
