Дух Древнего - Александр Четвертнов
Закрыл глаза и погрузился в медитацию. Мысли потекли ровно. Чувства обострились. Тут же перед внутренним взором замерцал голубой огонёк — указатель, где находится Неморшанский. Где томится часть моего духа. Совсем близко томится. В другом конце вагона.
Внутри всё скрутило. В душе поднялась волна гнева, но я подавил порыв отправиться туда немедленно. Успокоил мысли. Привёл в порядок дыхание. Раскрыл ауру и потянулся к окружающему меня эфиру.
Три часа и резервы полны.
Прислушался к размеренному сопению Тихона. Магией проверил, пуст ли коридор. Встал с дивана и, не создав шума, выскользнул из купе.
Ковровая дорожка приглушила шаги. Лунный свет из окна обозначил дорогу. Я прошёл вперёд и замер перед нужной дверью. Заклинание разведчик показало, что Неморшанский один. Спит.
Я коснулся дверной ручки. Потянулся к механизму замка своей волей и тут, из-за угла косого коридора раздался голос начальника поезда:
— Что, Кузьма, пойдём на обход?
— Пошлите, Семён Романович.
Тартар меня поглоти, как я их пропустил? Проверял же.
— Не пошлите, Кузьма, а пойдёмте, — проворчал начальник поезда, — а то договоришься, пошлю.
— Виноват, Семён Романович, исправлюсь.
Хлопнула дверь. Совсем рядом послышалось шарканье. Сердце ухнуло и застучало чаще. В голове зашумело, как перед боем.
Нет, я не буду их убивать. Не в моих правилах. Но и усыпить или применить потерю памяти не могу. Для этого нужна стихия воды, а она за дверью. Уйти тоже не могу, замок почти открылся. Совсем чуть осталось. Шумно будет, если отпущу. Заметят.
Сжал волю сильней. Погнал её и замок еле слышно щёлкнул. Я скользнул в купе и бесшумно прикрыл дверь. Фуух. Успел.
— Тихо сегодня, — послышался из-за двери голос Кузьмы, они как раз проходили мимо, — помните, как в прошлый раз было?
— Лучше не вспоминай.
Они ничего не заметили. Прошли дальше. Я отпустил дверную ручку и хотел обернуться, как сзади послышался шум и Неморшанский прохрипел:
— Кто ты? Покажи лицо. Кто ты?
* * *
Николай после того как он уехал от станции.
Николай вёл машину и прокручивал в голове последние события. В зеркале заднего вида мелькало его собственное лицо. Вроде то же самое, но что-то неуловимо изменилось.
— Живой мертвец, — прошептал он, вглядываясь в своё отражение.
Теперь, когда он остался один, Николай снова начал проверять своё состояние. Ткнул пальцем в щёку — ничего. Надавил сильнее, до белых следов на коже — тоже никаких ощущений. Открыл окно настежь, но ни запаха хвои, ни свежести летнего утра не почувствовал.
— Нда, — выдохнул гвардеец. — Не к этому я готовился.
Он помотал головой, пытаясь сбросить наваждение. Может, проснётся? Нет. Всё по-настоящему. Нажал на педаль газа и машина послушно ускорилась. Николай немного успокоился — хоть что-то работало как прежде.
Рядом с ближайшим городом нашёлся заброшенный пустырь. Николай остановил машину, достал оружие и вещи, оставленные Кириллом. Сложил всё в пакет и замер, глядя на руль и салон внедорожника. «Отпечатки, — промелькнуло в его голове».
Он нашел салфетки для стёкол и начал оттирать всё, где, как ему казалось, могли остаться следы.
За работой он осознал бессмысленность действий. То, что Кирилл жив, поймут скоро, если уже не догадались. Да и про него поймут, когда найдут тела. Монотонные действия скорее помогали привести мысли в порядок, чем сулили реальную помощь. Слишком все быстро произошло, чтобы уложитсья в голове и стать обыденностью.
Слишком — как мало этого слова, чтобы описать ситуацию.
За мыслями Николай всё же закончил уборку улик. Затем посмотрел на внедорожник, новенькую «Ладогу», и чертыхнулся, когда его взгляд упал на бензобак.
«Вот же растяпа, — думал он, доставая из багажника шланг и канистру».
Николай откачал бензин. Разлил его в салоне. Закинул туда вещи. Чиркнула зажигалка и машину объяло пламя, но бывший гвардеец этого не видел. Он шёл прочь и не оборачивался.
Каждый шаг давался странно. Ноги двигались, но Николай не чувствовал собственного веса. Словно шёл во сне. Приходилось постоянно смотреть вниз, чтобы не споткнуться.
Заурчал живот.
«Есть просит, — криво усмехнулся гвардеец, — не обманул Кирилл».
Голод ощущался иначе. Не так, как раньше. Острее, навязчивей. Будто не тело требовало пищи, а что-то большее. Душа?
Городок встретил Николая разрухой. Асфальт, нет, не так, ямы на дорогах хвастались редкими кусками асфальта. Стены домов облезли, раскрошились. Потускнела краска на рекламных вывесках. И ни души. Как будто все попрятались, чтобы не видеть, где приходится жить.
«Нужно найти банкомат, снять деньги, — Николай строил на ходу планы, — заехать к Наденьке, заплатить докторам наперёд. А дальше, — а дальше он пока не загадывал».
Мысли стали вращаться вокруг сестры. Навалилась тоска. Как она сможет без него? Кто о ней позаботится? В душе стало подниматься чувство жалости, и Николай одёрнул сам себя. «Не надо, — подумал он, — я жив и у меня есть работа. Всё будет хорошо». Он хлопнул себя по щекам и чертыхнулся: снова ничего не почуствовал, но это помогло переключиться на реальность.
Коля прошёл пару улиц. Повернул в сторону железнодорожного вокзала — покосившегося киоска, за которым маячила бетонная платформа.
Там как раз ходила электричка до Москвы и Николай хотел купить на неё билет, но тут ему на глаза попалась столовая. Она занимала первый этаж ближайшего здания.
В животе заурчало сильней, а желудок свело судорогой.
Николай поморщился — это он, почему-то ощутил — и сменил направление.
Под ногами хрустела бетонная крошка. Где-то в стороне залаяла собака. От платформы доносился перестук колес поезда.
Около столовой в нос ударил не вкусный, но терпимый аромат пищи. Николай поморщился и поднялся на широкое крыльцо. Шагнул к дверям. Взялся за ручку и только собирался войти, как визг тормозов заставил его обернуться. Чёрная «Ладога», перегородив тротуар, замерла у обочины.
Сердце должно было забиться чаще, но в груди стояла мёртвая тишина. Из машины выбрались трое — Серый и Валет, ребята из третьего отряда, а с ними Костя Хват, один из следопытов гвардии Уваровых-Орловых.
— Гляньте-ка, пацаны, — протянул Хват, поправляя кобуру под пиджаком. — Кто у нас тут жив остался?
— Коля-Коля, — покачал головой Валет. — Ты чего творишь? Мы ж с тобой водку пили.
Знакомые лица исказила злость,