Твори бардак, мы здесь проездом! - Дмитрий Валерьевич Политов
Надо же, дольше про себя последовательность движений проговаривал, чем бил. Данила повернулся. А что это все застыли, как в финале бессмертной пьесы Николая Васильевича Гоголя «Ревизор» — с выпученными глазами и открытыми ртами? Неужто, никто раньше банальную рабону не видел — ее же во дворе чуть ли не каждый малек бьет. Поправочка, в его прежнем мире бьет.
Ох, е, что сейчас будет, подумал Мельник с запоздалым раскаянием. Откуда в нем только берется вся эта детская дурь, заставляющая совершать необдуманные поступки? Взрослый, вроде, мужик. Стоп, а почему он решил, что с юным телом он получил только избавление от возрастных хворей и великолепные физические данные? Нет, брат, шалишь, ту самую дурь, про которую только что вспоминал, можешь также смело записать в список своих приобретений.
— Малой, — тихим голосом поинтересовался Бесков. — Ты откуда такой на мою седую голову нарисовался, а? Это что сейчас было, черт возьми?!
Надо же, оценил Данила, мастерство и правда не пропьешь. Вот что значит старая школа, первым отмер. Остальные еще глазами лупают, а старший тренер уже на коне, шашкой машет.
— А что не так, — максимально наивно захлопал глазами попаданец. Главное, не переиграть! — Вы же не сказали, как именно можно бить. Нет, если надо, я могу еще раз?
— Убью, заразу мелкую! — сдавленным страшным голосом проговорил Мудрик. — Держите меня кто-нибудь, иначе я его сейчас точно пришибу!
— А ты сам не догадываешься? — приторно ласковым голосом осведомился Константин Иванович. — Подумай хорошенько.
Данила честно изобразил напряженную работу мысли. Наморщил лоб, почесал в затылке, поглазел на проплывающие в небе облака.
— Не-а. Подсказочку бы мне, а?
— Да без проблем, — голос Бескова стал вовсе медовым. Таким, что понимаешь, сейчас точно какая-то подлянка последует. Ну вот, накаркал! — На второй тренировке будем разучивать этот удар. Только ты сначала расскажешь, откуда его знаешь. Ты ведь расскажешь, правда?
— Запросто, — легко согласился Данила. — Только, Константин Иванович, вы не забыли, у меня ж экзамены на носу. А вы разрешили готовиться. К экзамену, в смысле. Так что я думал, вы меня с вечерней тренировки отпустите?
— Вот, гад! — потрясенно выдохнул Долбоносов. — Мы корячиться будем, а он с книжечкой прохлаждаться?!
— Отпущу, отпущу, — Бесков согласно покивал головой. — Учеба — дело святое. Вот когда вытрясу из тебя все, что меня интересует, тогда и отпущу, понятно? А сейчас марш на базу, чего застыли, бездельники?! Адамас, веди их!
Глава 11
1968 год. Москва. Июнь
В полуфинале чемпионата Европы сборная команда СССР проиграла итальянцам. И ладно бы по игре, нет, все решила…монета! Да-да, звучит абсурдно, но по закону подлости именно советским футболистам в этом розыгрыше несказанно «повезло». Какой-то…нехороший человек ввел давным-давно правило, которое гласило, что в случае ничейного результата в основное и дополнительное время не пробиваются пенальти и не назначается переигровка — главный арбитр матча просто подбрасывает монетку в присутствии представителей обеих команд и вуаля, победитель определен. Бред? Конечно. Но этот бред здесь и сейчас оставил нашу команду без финала.
Данила вместе со всей командой, которая готовилась к игре с тбилисскими одноклубниками, чуть не сорвал голос, активно болея за сборную. Динамовцы собрались в холле базы перед телевизором и орали, словно стадо раненых бегемотов, переживая все перипетии фантастической драмы, что произошла на поле славного города Неаполь.
Память никак не отреагировала на анонс полуфинального матча европейского первенства, и потому Мельник смотрел на экран наравне со всеми, совершенно не представляя, каким будет итоговый счет. А когда завершились оба дополнительных тайма, попаданец приготовился к серии пенальти, но и наши и итальянцы после длинной трели свистка немецкого судьи Ченчера устало повалились на газон и не выказывали никаких признаков подготовки к ударам с точки.
— Нет, ну как Генка не забил? — продолжал тем временем сокрушаться Маслов. Капитан динамовцев все не мог успокоиться из-за чистого голевого момента на сто восемнадцатой минуте, когда их одноклубник Еврюжихин прорвался по правому флангу, вошел в штрафную и пробил низом и мимо вратаря итальянцев Дино Дзоффа и, к сожалению, мимо ворот. — Верный же момент был, стопроцентный!
— Ну, знаешь, — возражал ему Рябов, — итальянцы тоже могли нашим гол положить. Видал, как Доменгини в штангу пробил? Пшеничников ни за что не взял бы.
— Дожимать макаронников надо было, — произнес с досадой Володя Козлов. — У них же Ривера чуть ли не в самом начале травмировался, мы ведь против десятерых играли, почему не реализовали преимущество? А, да что тут говорить!
— Подожди, чего ты раньше времени панику наводишь, — попытался успокоить товарища Авруцкий. — Сейчас жребий кинут, тогда и станет все ясно.
— Жребий? — удивился Данила. — Что за жребий?
— С луны свалился, Малой? — уставился на него с изумлением Козлов. — Правила иди почитай, монетку будут бросать.
Мельник вздрогнул. Только сейчас в голове открылась ясно и отчетливо информация о том, что будет дальше. А именно, рассказ Якушина о том, как он пытался подсказать нашему капитану Шестерневу, какую сторону монеты надо выбрать и о том, как Альберт завис, растерялся и промолчал, а хитрый итальянец Факкетти опередил его и прокричал удачный вариант. Так все было на самом деле или нет, в принципе не имело никакого значения, итог жеребьевки все равно оказался не в нашу пользу.
— Малой, ты куда? — окликнул парня Олег Иванов, но тот лишь отмахнулся.
— Голова разболелась. Пойду на улицу, воздухом подышу, накурено здесь.
Что есть, то есть, дымили игроки, словно паровозы, хоть топор вешай. И как только потом умудряются по полю носиться, здоровье ведь надо иметь лошадиное? Хотя, неудачный пример — капля никотина, как известно, лошадь убивает. Ага, а хомячка разрывает на части.
Данила вышел из здания и стал неспешно прогуливаться по дорожке под окнами взад-вперед. Через несколько минут громкие крики с преобладанием нецензурной лексики из открытых форточек возвестили о том, что капитан итальянской сборной уже выскочил из подтрибунного помещения, проорал радостное:
