user - Unknown
"Бьюсь об заклад так, и будет"- подумал Келп и ответил с вежливой улыбкой на лице:
- Спасибо.
Полицейский ушел. А Келп и Марч, проскользнув незаметно позади бывшего завода по производству почтовых ящиков, чуть поодаль нашли украденную заранее машину и поехали прочь.
15
Когда Дортмундер проснулся, то обнаружил, что его заперли в каком-то склепе. Напухший и посиневший глаз болел ужасно, голову пронизывала пульсирующая боль, в желудке чувствовалась тяжесть, плечи затекли, а его... одним словом, болело все.
Воспоминания о событиях последних часов нахлынули на него: как он отвлекал внимание охранников, задержка Келпа, его захват и допрос Градеца Краловца, который закончился словами "Пришло время доктора Зорна".
После такого заявление Краловца Дортмундер начал волноваться по-настоящему. Мысль о сыворотке правды промелькнула в его голове. Как его организм отреагирует на инъекцию лекарства? А может, в его теле содержатся антитела? Выживет ли он после такого вмешательства?
Какую историю он расскажет им? Есть ли какой-нибудь выход из этой ситуации до того, как настоящий доктор придет сюда? Он попытался сконцентрировать больной разум на предыдущих событиях, и был поражен воспоминаниями.
Что-то задержало Келпа - это ясно - и он не находился в том месте, где должен был быть. Если когда-нибудь Дортмундер заполучит в свои руки Келпа - то есть, если когда-нибудь в будущем у него представиться возможность для тихой беседы с Энди, то возможно и выясниться, что это не было его ошибкой. Однако теперь на каком-то подсознательной уровне, на каком-то абсолютно правильной уровне (чего, возможно, сыворотке правды никогда не достичь) Дортмундер был твердо уверен в обратном, что Келп испортил весь их план!
Почему я делаю это? Дортмундер задавал себе этот вопрос уже не в первый раз. Почему я всегда связываюсь с ненадежными партнерами, а именно с Эндрю Октавианом Келпом? И никогда не находил ответ на свой вопрос.
Было уже слишком поздно, что выяснять, кто же был виновником всех несчастий. Сидя в офисе Краловца на борту "Гордость Вотскоэка", в наручниках, прикованных к стулу, Дортмундер снова и снова прокручивал в голове тот момент, когда он лежал на паромном причале, как Келп схватил кость и закричал "Беги, Джон!"... мелькали - клик-клик, словно слайд-шоу - как он с трудом поднялся на ноги и все смотрели на него, а Энди прошептал: "Разве тебя не разоблачили?".
Ах, если бы можно было стереть эту историю из памяти, заменить ее на другую? Давай-ка представим:
Я тайный агент ЦРУ, внедренный в тайную полицию Тсерговии и...
У меня амнезия! Подождите, обрывистые воспоминания из прошлой жизни возвращаются ко мне! Год 1977... я живу в Рослин, Лонг-Айленд с моей дорогой женушкой Андреоттой... у нас двое очаровательных детей, э-э...
ФБР! Вы все арестованы!
Спасибо тебе, Боже, что ты услышал мои просьбы. Те кровожадные дьяволы похитили мою мать и вынудили меня помочь им в том зле...
Моя левая нога - это протез и он наполнен динамитом. Если вы не освободите меня...
Где я? Кто эти люди?
Последняя идея заслуживала внимания, ее стоит попробовать. Пока Дортмундер пытался придать своему лицу соответствующее выражение - последствия этого специфического трюка были непредсказуемы - доктор Зорн вошел в офис.
Вы могли увидеть такого человека везде, даже в супермаркете и воскликнуть: "Это и есть доктор Зорн". И не потому, что он держал мягкий кожаный чемоданчик врача с замком из нержавеющей стали в большой белой волосатой руке, нет.
Самое необычное в нем было то, что он не выглядел пожилым, и даже ни одна из его частей тела не создавала такого впечатления. Высокий и стройный, с гибким и юным телом как у бегуна на длинные дистанции. Только голова абсолютно не гармонировала с туловищем, она явно принадлежала доктору Зорну: круглая, лысая, без бровей с оттопыренными ушами, как у старого горшка, отбрасывала легкие блики света. Маниакально сверкающие глаза виднелись в глубине стекол очков, очков с гипнотическими спиралями линз, очков в светлой пластиковой оправе, подвешенных на больших бледных ушах. Они сливались с кожей, и лицо доктора Зорна выглядело совершенно бескровным, невзрачным, за исключением этих глаз за линзами, которые были... красными.
Сколько лет ему было? Двадцать пять или шестьдесят пять? А может этот старый, успешный ученый-псих умудрился вживить свою голову в молодое и сильное тело? Такая операция заслуживала восхищения.
Доктор Зорн и Градец Краловц вели разговор между собой на каком-то непонятном ему языке, который звучал как игра в крикет в рыцарских доспехах. Посол что-то подробно объяснял и показывал на Дортмундера, а д-р Зорн неистово извергал из себя словесные потоки, когда смотрел на пленника. Остатки надежды покидали Джона.
При виде появившегося из черной сумки доктора Зорна медицинского шприца, Дортмундер закричал:
- Я аллергик!
Краловц и доктор уставились на него. Даже Ласк с Терментом посмотрели в его сторону. Зорн впервые обратился к нему на неправильном английском языке с грубым акцентом, который идеально подходил бы для секса по телефону:
- У вас аллергия? На что?
- На сыворотку правды!
Доктор Зорн одарил его - простого смертного жеманной снисходительной усмешкой ученого:
- Это не сыворотка правды, ты, жалкое существо,- произнес он.- Сыворотка правды не работает.- И улыбаясь, он обратился заговорщицки к Краловцу: - Ведь мы знаем это или все же нет?
Краловц смущенно и нервно пожал плечами:
- Давайте покончим с этим.
- Но, конечно,- и, повернувшись к Дортмундеру, продолжил начатое: - Кто-то должен засучить свой рукав.
Ласк и Термент одновременно бросились вперед, чтобы сделать это. Их руки, словно пауки, опутали руку Дортмундера, мешали друг другу, задерживая процесс, но, к сожалению не навсегда.
Когда с этим было покончено, доктор Зорн снова улыбнулся пленнику и произнес:
- Некоторые крепкие духом личности могут преодолеть воздействие амобарбитала или тиопентала, которые называют сывороткой правды. И судя по всему, ты вряд ли обладаешь сильным характером - конечно, так кажется на первый взгляд - и поэтому результат вполне предсказуем.
- И у нас мало времени,- заметил Краловц, потрескивая костяшками пальцев.
Доктор Зорн поднял иглу вверх, слегка надавил, чтобы смертельные пузырьки воздуха вышли наружу, а за ними показались крошечные, красивые, быстрые капельки сыворотки. Он обхватил руку Дортмундера и приблизил к ней иглу.
- Сиди смирно.
- Что это?- спросил заключенный, стараясь безуспешно не шевелиться.
- Это повергнет тебя в бессознательное состояние,- ответил доктор,- благодаря чему перелет пройдет успешно.
- Перелет? Разве я куда-то собирался?
- Ну как же, в Вотскоэк, конечно,- сказал доктор Зорн.- Разве не туда ты планировал лететь?- И улыбнувшись, он погрузил острие иглы.
- Но...- только и успел возразить Дортмундер и... проснулся в темнице.
Он лежал на грубом шерстяном одеяле, на холодном бетонном полу в низкой, противной и темной комнате, стены которой сплошь состояли из камней, где царил запах сена и плесени. Одно небольшое прямоугольное отверстие в толстой стене, что, должно быть, являлось окном, покрывала частая металлическая решетка. Это был единственный источник света. Выглядывая через окно, Дортмундер мог рассмотреть лишь немного грязной земли внизу и, по-видимому, облачное небо, а также еще одну каменную стену напротив. И больше ничего.
Темница. В Вотскоэке.
"Как мне выбраться отсюда?" - спросил сам себя Дортмундер, когда мимо промаршировал солдат, который нес воинскую службу. На нем красовалась мешковатая униформа ужасного грязно-голубого цвета и убогие черные сапоги. Пистолет-пулемет висел на кожаном ремешке, перекинутом через плечо.
Дортмундер вздрогнул при виде этого парня, а когда он набрался смелости еще раз подойти к окну, солдат исчез. Через окно по холодному воздуху (морознее, чем в Нью-Йорке, он заметил) до него донесся тонкий, слабый, еле слышный, без сомнений, человеческий крик.
"О, Боже" - подумал узник. Он осмотрел свое подземелье. Здесь не было ни одного предмета мебели, за исключение невероятно тонкого грубого одеяла коричневого цвета на полу, на котором он пришел в сознание. Прислонившись к стене возле окна, он соскользнул вниз. И теперь сидел на сыром полу, прижавшись спиной к твердому камню, и снова подумал: "О, Боже".
Отсюда невозможно выбраться, из этого подземелья, из этой тюрьмы или чем это было. И даже, если выход есть, что тогда? Я нахожусь в Вотскоэк совершенно без каких-либо документов на мое имя. Нет паспорта, нет правдоподобной истории, и я не говорю на их языке.
"Возможно, я смогу предложить им кость взамен на мою свободу" - подумал он и когда он подумал, он также подумал что: - "Так вот, что они хотят, чтобы я думал. Ладно, хорошо, это, чего они хотят: они хотят, чтобы я думал, и я сделаю это. Возможно, я смогу обменять кость на свою свободу. Потому что другого выхода у меня нет?".