Виктор Мартинович - Мова
«Едем», — ответил я, хотя ситуацию можно было решить и иначе, быстрее и проще. Но категоричный тон Мастера благовоний не оставлял мне времени для объяснений: любая потеря времени могла убить – сначала Циня, потом меня. К тому же искать книгу в доме у свежеиспеченного покойничка для этих решительных людей, как мне казалось, было более привычно, чем о чем-то «договариваться» с лаоваем и предлагать выбор. «Едем», — повторил я, и хозяин одним движением вырвал палочки из носа сорок девятого. Тот облегченно поник.
Мастер достал маленькую рацию и по-белорусски приказал приготовить транспорт и сопровождение. По топоту и лязгу оружия, которые долетали со всех сторон, я понял, что «поезд» за книгой собирается основательный. Когда мы покидали комнату, мне захотелось сказать девушке что-то хорошее. Проходя мимо нее, я наклонился и с теплотой сказал.
— Спасибо! Ты очень красивая, – но, конечно, она не поняла ни слова.
Я хотел добавить еще что-то, но осознал бессмысленность слов. Она – существо из другого мира, света безмолвной красоты. Для нее мои попытки рассказать ей о ее утонченности – бессвязное рычание. Совершенно ненужное, лишнее. В принципе, примерно нечто подобное я ощущал и с Иркой, и со всеми немногими девушками, которых знал.
Джанки
Три шага отделяют обычного котлетного быдло-гражданина от конченых мова-наркотов, которыми вас пугают по сетевизору:
— первое употребление;
— второе употребление;
— самостоятельный поиск и приобретение мовы.
Si vous voulez, это идеальная схема любой привязанности – от так называемой, описанной в старинной литературе «любви» до зависимости от курения. Сначала пробуешь. Потом пробуешь еще раз, случайно. Потом понимаешь, что понравилось. И хочешь повторить. Пропаганда говорит, что есть еще четвертый шаг – зависимость. Но мы договорились, что от мовы зависимость не наступает, поскольку она имеет несубстанциальную форму. От любви — может, потому что совокупление является физическим процессом. А мова – это чистое, дистиллированное искажение сознания. Это как торчать от иного способа мышления. А вы говорите — зависимость.
Так вот. Как я искал? Я начал, как любой тупой новичок, с сайтов объявлений. «Продам Ауди 100», «котята говорящие, ласковые», «Медали Второй мировой войны, с ветеранами. 2-я генетич. копия. Расскаж. про войну интересн.», «Продам карту чайна-тауна с обознач. кладами», «телескоп, пианино «Львив», форма для запекания, керамическая. Вместе дешевле», «Окажу услуги сексуального характера. Китайцев просьба не беспокоить».
Я начинал с раздела «Строительные материалы» и внимательно вчитывался в частные объявления «керамическая плитка», «черепица» или «металлочерепица». Я искал любое совмещение этого слова со словом «чернила». Что интересно, я действительно нашел одно объявление, где в долгом перечислении встретились «строительные чернила» (интересно, что это), кирпич и черепица. С замирающим сердцем, я набрал номер, взволнованно ждал ответа. Но попал на диспетчера крупной торговой сети, которая действительно торговала всем. И чернилами, и черепицей. И гашишем для строителей-узбеков, которые без гашиша не работают.
Время шло, а желание повторить нарастало. Идти в Шанхай я боялся. И тогда что-то подтолкнуло меня изучить не раздел «Строительство», а раздел «Разное». Как я до этого дошел – разговор отдельный. Вы меня знаете: более циничного и прожженного типа вы не найдете на этой хемисфере. Но время от времени даже я в том, что касается мовы, становлюсь когнитивно диссонированным мистиком.
Я понимаю, почему, например, валенки-укурки, которые висят на каннабисе, выдумали себе бога Джа. Который якобы является «душой» травы и при должном к себе уважении всегда убережет от копов (когда-то каннабис еще был под запретом), а также не обделит разумом, счастьем и под занавес — раком легких. Так вот, подобная «душа» есть и у мовы. Потому что были, абсолютно точно были ситуации, когда мне что-то помогало на нее выйти. Или, наоборот, берегло от негативных последствий. И да, это говорю я, человек с отличным образованием, полученным в престижных университетах Китая.
Так вот, фильтруя шлак в «Разном», я наткнулся на режущее глаз, даже вызывающее: «Чернила, черепица, курсы изучения иностранного языка». И – адрес в сети. Я быстро накропал приветствие – мол, здрасьте, я тут ищу чернила для черепицы, не много, только для одной крыши. Мне долго не отвечали, и я начал было параноиться. Подумал, достаточно ли одного такого запроса в comm-программе, чтобы закрыть человека на десяточку по подозрению в употреблении?
Но через день в ответ мне пришел какой-то странный текст, с ошибками и повторами, что-то вроде: «Ты хочешь чернил ты черепицы Хочешь? Тогда прихади давай тада сиводня сечас через пятнадцать минут приходи на вокзал старый вокзал под часы где под ними встречаются люди. Стой пад часами, стой, двести это будет».
Я быстро собрался, взял такси, полетел на вокзал. На горизонте, у нового вокзала, ходит печальный мент. Скучает. По походке заметно, что мне ничего не угрожает. Вообще, лучшее средство от паранойи – наблюдение за походкой милиционеров. По тому, как они ходят, сразу можно понять, произойдет ли вскоре что-то существенное или нет. Если да – походка их становится упругой, энергичной. Именно так они вышагивают в роликах социальной рекламы. А в повседневной жизни они волокут ноги, как зомби, ищут, что б где у кого отжать.
Короче, я простоял где-то полчаса, уже хотел уходить, как молодая мамаша с ребенком в коляске, которая кого-то ждала рядом, спросила меня:
— Это ты чернилами интересовался?
Я присмотрелся к ней: одета она была характерно. Шерстяной свитер, черная юбка, крашеные волосы медного цвета. Лицо по фактуре и оттенку, как чернозем. Цыганку можно было, пожалуй, спутать с русскими из Краснодара и Кавказа, которые торгуют дынями и арбузами на рынках. Я достал приготовленную купюру в 200 юаней, но она меня остановила.
— Не тут давай. Иди за мной давай.
Вместе мы прошли в скверик у трамвайного кольца, она достала из коляски ребенка и начала его перепеленывать.
— Деньги в коляску положь, – скомандовала мамаша, и я кинул купюру младенцу на подушку.
Женщина быстро перетряхнула пеленки, и из них выпал маленький цветной сверточек. Я нагнулся, чтобы его поднять, а молодая мать швырнула ребенка в коляску и мгновенно рванула с места.
— Каждый вторник и четверг я тут, вторник и четверг, – сказала она, не поворачиваясь ко мне. – Хочешь чаще – покупай больше, чтобы чаще. Мне не пиши, ищи тут, вторник и четверг.
Я остался с десятью годами тюрьмы в кармане. Как описать вот это ощущение, что у тебя есть предмет, с которым тебя возьмет любой милиционер, любой народный дружинник со сканером? По уровню адреналина это — как прыжок с тарзанки. Тебе сразу становится тесно, где бы ты ни находился. Движения становятся быстрыми и нервными. Не того ли мы все ищем? Приключений на ровном месте? Ведь кайф как таковой можно получить и с помощью легальных веществ.
Да что там! Хочешь попрощаться с крышей – не поспи сутки, будешь удолбанный, как после хорошей ходки за сто юаней. Полностью безопасно и не вредно для здоровья. Нет, ну вы скажите! Есть у них вообще совесть или нет? Какой-нибудь менеджер по сбыту, который клепает полугодовой отчет и из-за этого сидит на спидах и «Берне», кидается на всех, кто подрезает его на дороге, ходит всклокоченный, с красными, как у кролика, глазами, он – нормальный, а мы – нет?
Так вот, ощущая острую необходимость как можно быстрее избавиться от сверточка, я бодро направился в Александровский сквер, сел на скамейку и развернул листок. Тут было что-то весьма необычное, что-то вроде фрагмента из Ильфа и Петрова, или Зощенко, такая же тяжеловатая сатира, то же подражание нечеловеческому казенному языку всех этих райисполкомов, комиссий и больших начальников с серпом и молотом вместо мозга. Вот этот фрагмент.
«Як скончылася праца ў выканкоме, я самую пільную ўвагу звярнуў на тое, каб ісці дадому, разам з Крэйнай. У дачыненнях да яе я меў пэўную мэтавую ўстаноўку. Я трымаў курс бліжэй пазнаеміцца з ёю. Ідучы па вуліцы, я загаварыў з ёю ў самых вытрыманых тонах. Я жаліўся ей, што новаму чалавеку вельмі цяжка наладзіць жыццё ў мястэчку, і прасіў яе параіць мне што-небудзь добрае ў гэтым кірунку. Яна ўважліва слухала мяне, а я ў свой голас уліў ўсю пяшчотнасць і мужчынскае зладзейства, насколькі мог. Яна спачувальна паставілася да мяне: пачала апавядаць пра мястэчка, пра тутэйшых людзей, іх звычаі, думкі, плёткі, забавы. Мы не прыкмецілі, як падышлі да яе кватэры. Я ўжо хацеў развітацца з ёю, але яна параіла мне кватэру тут жа, у доме, дзе жыла яна. Даю фактычную даведку, што такі зварот справы вельмі узвесяліў мяне, бо відавочным зрабілася, што я пачаў весці на яе правільную атаку і адразу для мяне вызначыўся шэраг дасягненняў. Вызначыліся і шляхі далейшага развіцця нашых узаемаадносін: кажны дзень, жывучы побач з ёю, я павінен паступова апрацоўваць яе думку наконт правільнасці і натуральнасці маей асноўнай вытворчай лініі. Ідучы ад Крэйны ў заезджы дом, я быў у такім узнятым настроі, што адным махам пераскочыў на рынку шырокую яміну з гразнай вадой. Гэта выклікала нязвычайнае здзіўленне хлапчукоў, якія бегалі тут. Некаторыя з іх паспрабавалі быць маімі паслядоўцамі, але, нягледзячы на свой юнацкі запал і спрытнасць, свістарэзнуліся ў самае балота пад смех сваіх таварышаў. Я пайшоў далей, а ўслед мне глядзелі з захапленнем вочы хлапчукоў»[20].
