Тайновидец. Том 5: Старшая ветвь - Алекс Рудин
Меня поразила одна странность: на плитах не было ни имен, ни фамилий, ни дат. Только один и тот же рисунок — искусно вырезанная в твердом камне стройная сосна, точно такая же, как на родовом амулете Николая Сосновского.
А еще здесь отчетливо ощущалась магия. Странный, очень древний и непонятный дар. Как будто сосновские и после смерти продолжали оберегать свой лес.
Сумерки неуловимо сгущались: еще несколько минут — и в лесу станет совсем темно.
— Ладно, на сегодня достаточно, — сказал я к облегчению Брусницына. — Едем.
* * *
Стемнело, и теперь мы ехали совсем медленно. Магический свет фар превращал лесную дорогу в узкий тоннель, стенами которого служил мрак. Только иногда из него проступали толстые сосновые стволы.
За очередным крутым поворотом мы увидели лося. Огромный зверь стоял прямо на дороге, спокойно глядя на нас. Он даже не думал уходить. Увидев нас, лось наклонил голову, как будто тяжелые ветвистые рога пригибали её к земле.
Брусницын остановил мобиль.
— Подождите здесь, ваше сиятельство, — попросил он.
Вышел из машины и пошел к лосю. Лесничий бесстрашно подошел к сильному зверю и остановился совсем рядом. Мне показалось, что он о чем-то говорит с лосем.
Мой магический дар осторожно шевельнулся в груди. Прислушавшись к его подсказке, я тоже вышел из мобиля. Лось нетерпеливо дернул ухом. Осторожно обогнул лесничего и медленно направился прямо ко мне.
Я стоял и ждал.
Лось подошел совсем близко и потянулся ко мне горбоносой мордой. Внимательно обнюхал меня. Прикрыл большие выпуклые глаза, как будто о чем-то задумался. Потом повернулся и медленно пошел с дороги в лесную чащу, высоко поднимая сильные ноги.
Глядя ему вслед, я осторожно перевел дыхание.
Вот теперь Сосновский лес принял меня окончательно.
Глава 8
Дом Петра Брусницына стоял на берегу лесного озера. Приземистое, основательное строение с высокой печной трубой и небольшими окнами было обнесено изгородью из длинных жердей. Рядом с домом я заметил небольшой огород.
Лесничий заглушил двигатель мобиля, и нас сразу же обступила тишина. Тонко звенели комары. В озере сонно плеснула большая рыба. Вот и все звуки.
Я вылез из мобиля и поежился. К ночи заметно похолодало. Несмотря на глухомань, место показалось мне уютным. Особенно, когда в окнах дома мягким светом вспыхнули магические лампы.
— Там кто-то есть? — удивился я.
— Никого, — покачал головой Брусницын. — Лампы всегда загораются, когда я приезжаю. Так на сердце теплее.
Лесничий захлопнул дверцу мобиля и предложил мне:
— Проходите в дом, Александр Васильевич. Там не заперто. А я пока снасти проверю. Глядишь, и попалось что-нибудь к ужину.
— Я, пожалуй, схожу с вами, — улыбнулся я. — Люблю рыбалку. Только редко удаётся выбрать свободное время.
Мы вместе спустились к озеру. Низко над соснами висела огромная луна. Её колдовской свет отражался в темной спокойной воде. Даже камыши у берега не шелестели — стояла абсолютно безветренная погода.
— Подождите здесь, — сказал мне Брусницын и, шлепая сапогами по воде, полез в камыши.
Я слышал, как он возится там, словно медведь. Через минуту лесничий вернулся, крепко сжимая в руках небольшую пятнистую щуку. Щука била хвостом, разевая зубастую пасть. Ее круглые глаза сверкали в лунном свете.
— Есть ужин, — улыбнулся Брусницын. — Идемте в дом, Александр Васильевич.
Разувшись у входа, я сразу попал в просторную кухню. Под низким дощатым потолком мягко горела магическая лампа. В дальнем углу я увидел грузную кирпичную печь. Дверца топки почернела от сажи. У окна стоял длинный стол с двумя лавками.
Здесь пахло деревом и сеном, а ещё человеческим жильём. Стоило нам войти, как в небольшой жаровне возле печи вспыхнул и загудел огонь.
— Прошу вас, Александр Васильевич, — сказал Брусницын, отворяя еще одну дверь.
Я заглянул туда и увидел маленькую комнатку с одним окном. Здесь едва помещались узкая деревянная кровать с плоским тюфяком и несколько полок для вещей, прибитых к стене.
— Располагайтесь, — сказал мне Брусницын, — а я пока займусь ужином.
Он вышел, прикрыв за собой дверь. Я услышал, как на кухню загремела посуда. Сняв куртку, я повесил её на гвоздь, который был заботливо вбит в стену. Сел на кровать. Прочные доски подо мной даже не дрогнули. Я посмотрел в окно и увидел, что оно выходит на озеро. Луна словно заглядывала ко мне в комнату. Посидев минуту, я поднялся и вышел вслед за Брусницыным. Он разделывал щуку, умело орудуя острым ножом.
На жаровне уже закипала кастрюля, а рядом с Брусницыным стояла большая миска. В ней отмокали от прилипшей земли несколько крупных картофелин. Возле миски лежала круглобокая золотистая луковица.
— Сейчас я уху сварю, — сказал Брусницын. — Подождите немного.
Я молча достал из кармана складной нож, отщелкнул лезвие и придвинул к себе миску с картошкой. Картошка оказалась молодой, свежего урожая, с тонкой кожицей. Поэтому я не стал срезать с неё шелуху, а скоблил ножом. От луковицы отрезал сухой хвостик, очистил её и разрезал пополам. Брусницын искоса поглядел на меня и одобрительно улыбнулся.
Когда куски рыбы и крупно нарезанная картошка оказались в кастрюле, я поставил на стол бутылку темного рома. Игнат всё-таки положил её в мою дорожную сумку.
* * *
Через полчаса уха сварилась. Она дразняще пахла травами и лавровым листом. Мы выпили по глотку сладкого рома и неторопливо хлебали обжигающе-горячее варево, выбирая из белой рыбной мякоти мелкие кости.
Мы почти не разговаривали. Брусницын думал о чём-то своём, а я размышлял о том, что мне удалось узнать за сегодняшний день. Познакомившись с лесом, я всё больше сомневался в том, что родовой дар Сосновских мог достаться совершенно случайному человеку. Даже если бы сам граф Сосновский захотел передать свой дар постороннему, он вряд ли сумел бы это сделать.
Я чувствовал, что в этом лесу слишком мало зависит от желаний отдельного человека. Но очень многое завязано на родовую память и силу.
Так что магический дар Сосновских, скорее всего, не исчез и не пропал. Возможно, он перешёл к какому-то другому потомку графа, о котором никто не знал. Например, к его незаконно рожденному сыну.
Я покосился на Брусницына. По возрасту он вполне мог быть сыном покойного графа и братом Николая Сосновского. Да и его магическая связь с корабельным лесом, несомненно, была очень крепкой.
— Как вы стали лесничим? — спросил я, разливая ром
