Царевна - Владарг Дельсат
Дверь открывается, мы входим, чтобы увидеть льющую слезы девушку. Что-то мне в ней кажется странным, поэтому я подхожу поближе, чтобы разглядеть получше то, что вижу. Интересно, а если попробовать так? Я накладываю Фините Инкантатем на пределе всех своих сил, отчего голова начинает кружиться, а вот Несмеяна изменяется внешне.
— Получается, меня вернули в тот же временной отрезок, из которого похитили? — интересуюсь я у мамы. — Меня сколько времени не было?
— Месяца три, доченька, — вздыхает мама. — Все глаза уже выплакала.
— Особенно это интересно тем, что моя жизнь военной, получается, в другом мире прошла, раз в будущем… — задумчиво произношу я. — Жаль, Смерть не расспросишь.
— Ну почему сразу не расспросишь… — копируя мои интонации, произносит царица Магической Руси. — Это мы решим, но я вижу, ты знаешь эту девочку?
— Знаю, мама, — киваю я. — Не понимаю, что она тут делает, потому что здесь ее точно быть не должно. Гермонея вели позвать, очную ставку делать будем.
— Интересно, — улыбается мама, хлопая в ладоши, а девочка, придя в себя, падает перед нами на колени.
— Умоляю, верните меня мамочке и папочке! Лучше пусть накажут! Пожалуйста… — вполне канонно выглядящая Гермиона Грейнджер плачет.
Но плачет она уже не так, как Несмеяна, а именно как испуганный ребенок. То есть уже по-людски. Разобраться в происходящем необходимо, даже очень, но вот именно эта девочка на месте царевны очень четко указывает на Дамблдора. Особенно в свете всего выясненного ранее. Учитывая неканон и тот факт, что Герма в школе убили, то пока версия непротиворечивая. Очень хорошо.
— Чем могу служить? — интересуется вызванный мамой следователь.
— Милалика? — переадресует его ко мне мамочка.
— Со мной из Британии прибыл перерожденец, бывший Гермоней Грейнджер, — объясняю я. — Эта девочка — Гермиона Грейнджер, она работала подменышем меня. Проблема в том, что они оба из семьи сквибов по английской классификации, но почему-то я от мальчика о пропавшей сестре не слышала.
— Вы хотите проверить память обоих? — интересуется следователь. — А потом?
— Да пусть домой летит или куда захочет, — вздыхаю я.
Мне очень интересно узнать, что именно произошло с ними обоими, но я в первые ряды не лезу. Во-первых, все самое нужное мне и так расскажут, во-вторых, автора-организатора мы и так уже знаем, в-третьих, ну узнаю я, и что? Информации ради информации не бывает, она для чего-то нужна. С нужностью взрослые дяди и тети разберутся, а я в школу пойду. Только арсенал боевой сдам — и сразу же пойду.
Выйдя из помещения, я отправляюсь за мамочкой. Меня мало интересует, куда она идем, потому что мне важно быть рядом с ней. Но стоит нам только дойти до Тронного зала, как ко мне обращаются.
— Ваше Высочество, — оглянувшись, я вижу ротмистра и приветствую товарища.
— Отчего так официально? — интересуюсь я, разглядывая офицера.
— Георгиевская дума Руси Магической, рассмотрев воспоминания, как исторические, так и современные, — очень торжественно произносит ротмистр, отчего я рефлекторно принимаю строевую стойку, что в платье выглядит, конечно, оригинально, — подтверждает статус георгиевского кавалера царевны Милалики.
Он закрепляет у меня на платье небольшой белый крестик, вызывая тем самым живейший интерес, ибо что это такое, я не знаю. Надо будет потом почитать, потому что мамочка выглядит очень удивленной. Но ротмистр как будто понимает, что я не осознаю своего нового статуса, поэтому начинает мне рассказывать. Он повествует, объясняя, что это за статус, зачем он нужен и чем я теперь отличаюсь от военных и гражданских лиц Магической Руси. Поток информации просто заставляет меня замереть, обдумывая.
— А в школе смеяться не будут? — интересуюсь я.
— Над георгиевским кавалером? — хмыкает офицер. — Самоубийц там нет.
— Тогда ладно, — киваю я. — Обмывать будем?
— А как же! — обрадованно подтверждает ротмистр.
Мы уговариваемся о месте и времени, офицер покидает нас, а я рассказываю мамочке о традиции обмывать ордена. Мамочка с интересом внимает, кивая и ведя меня в сторону Тронного зала. Она что-то говорит о том, что шокировать надо правильно, а я не возражаю — маме виднее, мне достаточно того, что она есть.
Глава четырнадцатая
Ой, как голова-то болит… забыла я совсем, что тело-то у меня детское, потому не уследила за нормой. Товарищи офицеры отнеслись к этому с пониманием. То есть тело принесли, уложили, и все. А утром я с больной головой виновато смотрю в мамины глаза. А мамочка улыбается и протягивает мне кувшин.
— Отпей, доченька, — говорит она мне. — Сразу легче будет, батюшка твой не раз на себе проверял.
— Ты не сердишься? — тихо спрашиваю я, потому что стыдно неимоверно.
— Нет, маленькая, — качает она головой. — Это ваша воинская традиция, а то что нормы ты своей не знаешь, так то предсказуемо, ребенок ты еще. Так что пей отвар, одевайся и пойдем к Яге.
— Да, мамочка, — киваю я, присасываясь к кувшину.
Интересно, что мы у Яги-то забыли? Ладно, думаю, скажут, тем более что у меня самой к ней вопрос образовался, потому что я на свои, по идее, пятнадцать не выгляжу, вчера ребята обратили мое внимание на этот вопиющий факт. Желудок подает сигнал, намекая на то, что поесть после волшебного кувшина было бы очень неплохо. Я переадресую эту проблему маме, подкрепив ее жалобным взглядом. Царица магической Руси хихикает.
— Пойдем откушаем, — улыбается она мне. — Видела бы ты себя сейчас.
Ну, как я сейчас выгляжу, я и так неплохо представляю. Но голод не тетка, и подумать о том можно будет и попозже. Я цепляюсь за мамину руку, против чего она совсем не возражает, идя в трапезную. Вот, кстати, странность — Возвращение Сути мне сделали, по идее, мне должно быть пятнадцать, почему я тогда веду себя, как совсем ребенок? Неужели стрессы так сказались?
Все больше замечаю за собой этот факт — несмотря на опыт и знания, я дите дитем. Не скажу, что такого невозможно, но причина-то должна быть? И грудь у меня совсем не мамина, хотя должна бы уже вымахать. Ладно, Ягу спрошу, потому что беспокоит меня это. Знаю, что все будет, но вопросы просто душат. На мальчиков смотреть интересно, но и только, а в пятнадцать уже должно и в голове на эту тему включаться, я точно знаю.
Завтрак у нас сегодня плотный, но я налегаю больше на перепелиные яйца, потому что мяса почему-то просто не хочется, а хлеб душистый, отказаться от него просто выше моих сил. Запиваю все терпковатым кисленьким морсом и сама чувствую, как начинаю добреть. Солнышко сияет ярче, и вообще жизнь прекрасна. Заулыбавшись, я на мгновение грубо нарушаю этикет, прильнув к маме, но точно знаю, что мне за это ничего не будет, потому что нет тут больше никого, а слуги и сами рады возвращению Милалики. Очень уж мамочка плакала…
К Яге именно идти, как оказывается, никуда не надо — в прилегающей к спальням горнице большое зеркало стоит, через него можно и поговорить, и к себе пригласить. Вот она, настоящая магия, а не палочкомахательство всякое. Мамочка активирует зеркало и трижды произносит приглашение Яге в гости.
— Здравствуйте, — здороваюсь я, изнывая от нетерпения.
— Здравствуй, — очень по-доброму улыбается мне легендарная наша. — Как поживаешь?
— Лучше всех, — улыбаюсь я в ответ. — У меня вопрос есть…
— Давай послушаем вопросы дочери твоей для начала? — предлагает маме Яга. — А то ее того и гляди разорвет.
Они добродушно смеются вместе, а я немного даже смущаюсь. Но мне действительно надо узнать, бороться ли со своим состоянием или нет. Для меня это очень-очень важно! Даже важнее того, почему я на Герма не бросаюсь, хотя должна бы, по идее. Что значит, по чьей? По моей, разумеется!
— Яга, мне в Британии сделали Возвращение Сути, то есть я вроде бы стала пятнадцатилетней… — начинаю я.
— Да? А почему не двадцатилетней? — сразу же интересуется она в ответ. — Твоему телу там сколько было?
— Что-то около двенадцати, может меньше, но… — я не понимаю, что она хочет сказать.
— Ну вот ты и вернула свое тело, — улыбается мне легендарная наша. — Но взяться пятнадцатилетнему телу у двенадцатилетней девочки неоткуда, понимаешь?
— То есть мне двенадцать? — удивляюсь я.
— Да, доченька, — смеется мамочка, а я задумываюсь.
Теперь многое становится понятным. И почему меня так срубило, и почему поведение такое, совсем детское, и почему на Герма я не бросаюсь. О душе мне все еще раньше объяснили, да и есть разница между никому не нужной сиротой
