Василий Гавриленко - Прячься, девочка, он уже здесь…
Орлас завертел головой, пытаясь разглядеть, что же у него на плече. Руфь подала ему зеркало.
— Красиво, — обрадовался мальчишка. — А для чего это?
— Для того, чтобы ты не стал зверем.
Орлас рассмеялся:
— Зверем? Каким зверем? С рогами?
— С рогами, — Руфь тоже засмеялась, но как-то не очень весело.
День догорел, алое солнце скрылось за кромкой леса. Прорвав завесу туч, вышла луна, оранжевая, как апельсин.
Руфь исподтишка наблюдала за своим воспитанником: в ночи полнолуния для укушенных нежитью наступает момент истины. Под воздействием лунных чар с обернутым начинает происходить такое, о чем и говорить-то страшно.
Наблюдая, как луна убегает от преследующих ее туч, Руфь молилась за найденыша давно позабытым богам. Грозная Воительница как будто вышла из дома, хлопнув дверью.
Орлас же как ни в чем не бывало играл на полу игрушками, оставшимися от совсем другой жизни. Тем временем тучи догнали луну и накрыли ее черной сетью, огарок свечи догорел, и дом погрузился в темноту.
Руфь зажгла новую свечу, комната превратилась в тусклый круг света. И тут женщине показалось, что тень, которую отбрасывает Орлас, вовсе не тень мальчика: темное чудовище пришло и разлеглось на полу…
Однако наваждение длилось лишь мгновение.
«Померещилось,» — выдохнула Руфь, подняв свечу повыше. Тени сжались и, словно мыши, попрятались в щелках в полу.
Руфь уже не сомневалась, что Орлас не обернут: укус волколака не более чем наваждение, вот как сейчас с тенью. Наверное, он поранился о коготь чудовища, а может быть, о ветку в лесу.
Найденыш уже спал и так трогательно посапывал, что улыбка невольно озарила лицо Руфи. Ей не спалось, и мысли, словно пчелы, роились в голове. Старые сомнения вновь стали терзать ее.
Откуда взялся Орлас, кто его родители, были ли они вообще? Может быть, разгадка этой тайны в мрачной глубине озера?
«Бред! — мысленно вскричала женщина, приподнявшись на постели. — Этого не может быть.»
За окном тучи отпустили побледневшую луну из мягкого, но навязчивого плена, и она робко заглядывала в окно, заливая комнату лимонным соком.
Руфь сидела на постели, обхватив руками колени:
«Не зря ли я так поступила? Не станет ли Орлас игрушкой в лапах зла? О, проклятье!» — она застонала.
Луна подплыла прямо к стеклу и посмотрела в глаза женщины.
«Убить ребенка?! — Руфь с яростной силой сжала себе виски. — Нет! Пусть Мисош победит, пусть воцарится зло и погибнет весь мир, но я не трону волоска на голове этого мальчика!»
Она упала на постель, раскинув руки и тяжело дыша.
Усилием воли Руфь отогнала назойливый рой мыслей. Орлас не может иметь никакой связи с Мисошем. Эта злобная тварь не способна создать ничего прекрасного. Ей стало легче, луна отпрянула от окна.
Руфь поднялась с постели и, тихо ступая босыми ногами по холодному полу, подошла к кровати мальчика. Орлас спал, раскинув руки и скомкав одеяло. Плечи и грудь его обнажились. Руфь наклонилась, чтобы поправить одеяло, но мальчик вдруг перестал сопеть, и она отстранилась, не желая его будить.
Орлас не проснулся и Руфь получила возможность как следует рассмотреть своего воспитанника, потому что до этого она не обращала никакого внимания на его внешность. А сейчас ей достаточно было одного взгляда, брошенного на спокойное лицо спящего мальчика, чтобы воспоминания из далекого прошлого нахлынули, как океанский прилив.
Если бы волосы у него были чуточку темнее и курчавей…
У Руфи не было ни единого портрета, лишь воспоминания, но она ни секунды не сомневалась: в кровати ее потерянного внука Лия спал ее сын Керк, тоже безнадежно потерянный, но уже дважды: не только по вине Мисоша, но и по вине времени, которое немилосердно старит людей.
Образ темноволосого мальчугана с блестящими глазами стойко держался в изможденной памяти женщины.
— Как же он похож на Керка, — прошептала она.
— Тетя, что с тобой? Почему ты плачешь?
Руфь и не заметила, что Орлас проснулся и удивленно глядит на нее.
— Нет, что ты, я не плачу, — проговорила она, украдкой вытирая со щек две влажные полоски. — Спи, милый, спи…
— И ты тоже, — улыбнулся Орлас.
— И я тоже, — поцеловав его в лоб, Руфь легла в свою постель, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. И тут она услышала голос Орласа. Тот сказал:
— Спокойных снов, мама.
Что-то сдавило грудь Руфи, и слезы неудержимо хлынули у нее из глаз. Женщина давно неосознанно жаждала, чтобы Орлас назвал ее мамой, и вот это, наконец, случилось. А сама она уже давно любила его сильнее, чем собственного сына.
Долгая дорога домой
— Ну что ж, раз так, не стоит терять время, — сказал Жук, нахмурившись. — Честно сказать, я надеялся, что твой папаша все же приедет! Он что, не любит тебя?
— Что значит — не любит?! — возмутилась Соня и тут же замолчала, задумавшись: а ведь правда, Фил ее нисколечко не любил, постоянно бурчал и вот теперь бросил на произвол судьбы… Но — нет! Там, дома, наверняка что-то произошло, иначе Анжела во что бы то ни стало послала бы отца за ней, даже если для этого ей пришлось бы надеть ему на голову ведерко с рыбой.
— Идемте же, — бросил Жук, поднимая воротник куртки.
Потемнело, улочки сузились. Из-за тишины и неподвижности воздуха казалось, что городок совершенно пуст и в нем никто не живет. Но вот кое-где в окошках стали появляться огни, люди готовили ужин или смотрели по телевизору «Шоу энергичных кошек» и знать не знали о каком-то Мисоше, упырях и воющих псах.
— Сейчас бы рыбных тефтелек, — мечтательно проговорил Алекс.
— Успеешь, — отрезал Жук, но тут же сам потянул носом — из форточек долетал аппетитный запах. У Жука забурчало в животе.
— Ребята, вы идите домой, я одна… — робко сказала Соня.
Тимпов и Жук спохватились и примолкли, больше не заглядывая в окна.
Вот уже показалась хижина старухи Грипл, это значит, что Ихтиандр кончился, дальше начиналась лесная дорога, ведущая к озеру и дому Маршалов.
— Хоть бы Грипл не вылезла, — сказал Алекс так, что было ясно: ему крайне интересно посмотреть на старуху.
— Грипл-грипл! — донесся визгливый голос.
Грипл стояла на дворе, похожая на обвешанный тряпьем вопросительный знак. Седые космы закрывали ее лицо, наружу торчал лишь крючковатый нос.
— Ходите, бродите! Ничего, скоро сквозь землю провалитесь.
Ребята шли молча. Алекс едва сдерживал смех, и старуха, любящая внимание, сердито хлопнув калиткой, выползла на дорожку:
— Куда намылились? Грипл-грипл!
— Уйди, Грипл, мы тебя не трогаем, — сказал Жук, зевнув.
— Не трогаете, — взвизгнула старуха и расхохоталась. — Грипл-грипл! Ой, повеселил. Посмотрела бы я на того, кто посмел бы тронуть меня. Куда прётесь, молокососы?
Колючие глаза Грипл вцепились в ребят, обыскали их с ног до головы и остановились на Соне.
— Дивчонка, — хрипло проговорила старуха. — Я тебя здесь раньше не видела. Кто ты?
Костлявая рука вдруг провела по щеке Сони, девочка в ужасе отскочила.
— Не трогай ее, Грипл!
— Ты, Тимпов, лучше закрой ротик, а не то… — Грипл защелкала сухими пальцами, похожими на корни старого дерева. — Любишь своего папочку, а? Грипл-грипл!
Алекс побледнел.
— То-то, — Грипл снова повернулась к Соне. — Ну и кто же ты?
Лицо старухи напоминало высохший в холодильнике лимон — коричневое, морщинистое, в многочисленных оспинах.
— Это Соня Маршал, — сказал Жук. — Она живет на озере. Пропусти нас, Грипл!
— Соня Маршал… — прошамкала старуха.
С Грипл что-то происходило: она то скрючивалась до невозможного состояния, то вдруг распрямлялась так, что пряди нечесаных волос подскакивали в воздух, как клубки седых змей.
— Соня Маршал… Зайди ко мне в дом.
Рука старухи потянулась к Сониной руке, но девочка оттолкнула ее и отпрянула. Тогда Грипл согнулась в три погибели и вдруг заверещала:
— Так это ты зажгла огонь в долине смерти? Скоро тебя поджарят, как курицу! Как ку-урицу! Грипл-грипл!
Старуха зашипела, изображая, видимо, шипение костра, во все стороны полетела ее слюна.
— Уйди, Грипл, — яростно крикнул Жук и толкнул старуху. Та взвизгнула и упала в придорожную канаву, наполненную зеленой водой. — Скорее!
Соню и Алекса не нужно было просить дважды, они помчались, не жалея ног, подгоняемые проклятьями старухи.
Остановились у большого, покрытого мхом, камня.
— Передохнем, — проговорил Жук и свалился в траву. Туда же упали Соня и Алекс.
— Что надо от меня этой старухе? — воскликнула Соня, едва переводя дыхание. — Я же ее никогда не видела.
— Не знаю, — недоуменно признался Алекс и посмотрел на Жука. — Меня она никогда в гости не приглашала.
— Какая гадкая, мерзкая! — возмущалась девочка, вновь переживая момент, когда до ее щеки дотронулась шершавая ладонь.
