Холли Блэк - Черное сердце
Натянуто улыбаюсь. Все еще думаю о Данике и брате, гадая, сколько же раз у них было свидание — может, вообще до сих пор ни разу. Не могу сосредоточиться. — Ты смотрел порнушку вместе с моим дедом?
Никакую не порнушку. На снимках была и твоя бабушка.
Ну разумеется.
Костюмы просто потрясающие,
мечтательно продолжает Сэм. — Перья, маски, невероятный фон. Троны в виде полумесяца, огромные розы, с лепестками, раскрывающимися словно двери.
Так ты фон разглядывал? — Теперь я уже смеюсь по-настоящему.
Не хотел пялиться на женщин. Я ж не знал, кто из них твои родственницы! Да и дед твой рядом сидел.
Смеюсь еще громче. Мама рассказывала мне о тогдашних театрах — с закрытыми занавесями ложами, где мастера заклинаний, под благовидным предлогом просмотра представления, занимались своими делами. А потом начались облавы. На такое больше никто не отваживается. — Представляю, что было бы, если б ты оказался там. В два счета б заставил их устроить цирк зомби.
Пока неосвоенный рынок,
отвечает Сэм. Потом стучит пальцем себя по лбу. — Обо всем-то я думаю. Такой уж я.
Вид у него не слишком радостный, но, по крайней мере, не такой грустный и подавленный, как всю прошлую неделю. Если он по-прежнему думает о Данике, то уже хотя бы не зациклен на ней. Но если бы он знал о Барроне, если б только заподозрил, что парень, с которым она встречается — мой брат, все стало бы иначе.
Понимаю, что если хочу стать хорошим человеком, придется и лгать поменьше. Но порой безо лжи и полуправды не обойтись — пока сам окружающий мир не сделался честным.
Если Лила встретит другого, надеюсь, все будут меня обманывать.
Просыпаюсь от того, что вибрация будильника, поставленного на телефоне, отдается в моем черепе. Зевая, бросаю взгляд на Сэма. Он пока еще спит, одеяло почти свалилось на пол. Тихо встаю, подхватываю одежду и крадусь в ванную.
Я специально поставил будильник на вибрацию, чтобы найти Данику еще до того, как Сэм проснется и обнаружит разные мелочи — ну, вроде того, что я ору на его бывшую подружку. До того, пока Даника успеет снова встретиться с моим никчемным братцем. До того, как сложившаяся ситуация станет еще хуже.
Принимаю душ и бреюсь — так быстро, что режу щеку вдоль линии подбородка. Смываю кровь, брызгаю на лицо одеколоном — он щиплется — и спешу в столовую.
Сегодня я рано, что случается нечасто. Чтобы отметить это дело беру себе две чашки черного кофе и тост с жареным беконом. Подумываю было о третьей чашке, как тут появляется Даника.
Ее волосы забраны под деревянный ободок, на ней коричневые колготки в елочку и тяжелые кожаные ботинки. Выглядит она как обычно, но меня это почему-то удивляет. Мое представление о ней полностью изменилось. Она вот уже несколько дней — а может, и недель — тайно встречается с моим братом. Теперь мне вдруг стало ясно все, что она говорила, все ее неожиданные вопросы. Но ответ изрядно пошатнул мой мир.
Я дождался, пока она отстояла в очереди, а потом следом за ней пошел к столу.
Чего тебе? — Спрашивает Даника, ставя поднос.
Он не тот, кем ты его считаешь,
говорю я. — Баррон. Что бы он тебе ни говорил, это неправда.
От удивления Даника делает шаг назад. В точку. Потом она приходит в себя и смотрит на меня еще злее прежнего. Ничто так не злит, как осознание того, что тебя поймали.
Уж поверьте, я-то знаю.
Ага, я тебя видел вчера,
говорю я. — Конспиратор из тебя никакой.
Только ты считаешь, что я должна этого стыдиться,
огрызается Даника.
Делаю глубокий вдох, стараясь совладать с гневом. Она же не виновата, что ее провели.
Ладно, спокойно. Обо мне можешь говорить что угодно. И думать что угодно. Но мой брат — неисправимый лжец. Он ничего не может с этим поделать. Временами мне кажется, что он уже и не помнит, как оно на самом деле, и потому дополняет рассказ тем, что в голову придет.
Он старается,
говорит Даника. — Чего не скажешь о тебе. Он рассказал мне о том, что ты сделал. С Лилой. С Филипом. С ним самим.
Издеваешься? — Спрашиваю я. — А о том, что он сам сделал с Лилой, он случайно не рассказывал?
Оставь меня в покое, Кассель!
В последнее время девушки часто мне так говорят. Начинаю подозревать, что я далеко не так обаятелен, как хотелось бы думать.
Только пожалуйста, не говори мне, что он снимал перчатки,
говорю я. — Нет, пожалуй, лучше скажи, что он их снимал. Потому что иначе ты никак не могла запасть на кривую улыбочку и кривые речи моего братца.
Он предупреждал, что ты так и скажешь. Вот эти же самые слова и произнес. И ведь тут он не соврал, да?
Вздыхаю. Мой брат может быть умным, если хочет.
Слушай, Даника. Тут возможны два варианта. Первое: он очень хорошо меня знает. Второе: он знает правду. Истинную правду. И потому я тебе и говорю…
Неужто правду скажешь? Шутка,
Даника поворачивается ко мне спиной, берет тост и направляется к выходу.
Даника! — Кричу я ей вслед.
Вышло достаточно громко, чтобы на меня начали оглядываться. В дверях столовой появился Сэм. Даника проходит мимо него. Он бросает на нее беглый взгляд. Потом поворачивается ко мне. Его лицо так искажено гневом, что я замираю на месте; потом Сэм круто разворачивается и уходит.
Перед уроком статистики звоню Баррону, но нарываюсь на автоответчик. Занятие проходит словно сон. Выйдя из класса, сразу же звоню еще раз.
На сей раз он берет трубку. Связь плохая, в трубке трещит. — Ну как мой любимый и единственный выживший брат?
Держись от нее подальше,
так хочется ему врезать, что аж рука дрожит. Могу поспорить на что угодно, что, пока я гнался за мастером смерти, он разговаривал именно с Даникой. Могу поспорить на что угодно, что ему ужасно понравилось, что можно разговаривать с нею в моем присутствии. И слать ей смс-ки из машины. И похваляться своим свиданием.
Баррон смеется:
Не драматизируй.
Вспоминаю, что он сказал давным-давно, когда я обвинил его в том, что он встречается с Лилой лишь потому, что она дочь Захарова: «Может, я с нею встречаюсь, только чтоб тебя позлить».
Не знаю, что ты там затеял…,
стараюсь говорить спокойно. — В любом случае у тебя ничего не выйдет.
Мы с нею — тебя это беспокоит, да? Я же видел, как тебя пробирало, пока я с нею разговаривал — сперва на импровизированном приеме у Захарова — где по твоей милости прикончили Антона — а потом на похоронах Филипа. Тебе это не понравилось, а вот она так и загорелась. Если б ты приберегал ее для себя, вряд ли привел бы.
Даника — моя подруга. И все. Я не хочу, чтобы она страдала. Не хочу, чтобы она страдала из-за тебя. А насколько я знаю, ты просто не можешь встречаться с девушкой и не заставить ее страдать, поэтому хочу, чтоб ты оставил ее в покое.
Знаю, почему ты меня уговариваешь — потому что ее уговорить не вышло. Удачный заход, Кассель, но ты что, правда думаешь, будто я отступлюсь? — В его голосе слышится самодовольство.
Самое неприятное в сотовых телефонах — невозможно с грохотом бросить трубку, когда хочешь разъединиться. Можно, конечно, швырнуть сам телефон, но в таком случае просто треснет корпус, и детали разлетятся по полу. Никакого удовлетворения.
Закрываю глаза, наклоняюсь и подбираю части телефона.
Кажется, всего один человек способен убедить Данику не связываться с Барроном. Лила.
Пишу Лиле смс, что готов встретиться с нею где угодно, что должен ей что-то сказать, что речь не о нас с нею, что дело важное. Она не отвечает. Не вижу ее ни на переменах, ни в столовой.
Впрочем, едва я вхожу в столовую, меня тут же хватает Сэм, так что если бы Лила и была здесь, поговорить с нею все равно бы не удалось. Сэм ужасно растрепан, смотрит на меня глазами человека, который из последних сил пытается удержать свой разум, буквально повисший на волоске.
Ты почему меня не разбудил? — Деланно спокойным тоном вопрошает мой друг. — Сбежал потихоньку и все. Не хотел, чтобы я вас с нею увидел?
Полегче,
поднимаю руки вверх — «сдаюсь». — Ты что-то буркнул, глаза открыл. Вот я и подумал, что ты проснулся. — Это ложь, но, к счастью, вполне правдоподобная. Я и сам много раз говорил что-то, переворачивался на другой бок и мгновенно снова засыпал. Поэтому Сэм обычно, перед тем, как уйти, пинает ногой мою кровать.
Сэм пару раз быстро моргает, будто пытается сдержаться.
Из-за чего вы с Даникой поругались с утра? — В конце концов спрашивает он.
Я сказал ей, что она дура,
хмуро отвечаю я. — И что ты совсем не заслужил такое обращение.
Да? — Сэм слегка горбится. Чувствую себя бездушным чурбаном. Сразу видно, он хочет мне верить. — Правда? Я думал, что похуже. Она рвала и метала.
