Куколока - Владимир Васильевич Радимиров
Вот такие-то дела: было в царстве их ранее счастье, да настала там вдруг беда!
Поседел царь Дарилад от горя-печали, а царица-матушка так и вовсе чан слёз по дочкам своим пролила. И очень многие в государстве том искренне убивалися, особливо молодые парни, поскольку любили люди умыкнутых царевен и впрямь.
И кликнул тогда государь клич великий по всем своим краям: помогите, мол, люди добрые, пропавших царевен сыскать, а кто их отыщет, то любую из них в жёны сможет тогда он взять, и получит ещё за храбрость целых вдобавок полцарства!
И надо сказать, охотников на это дело рисковое нашлось немало. Не только местные витязи на зов царя в стольный град явилися, но понаехали ещё и из других стран всякие авантюристы. И уж выяснить истый мотив их порыва было трудновато: кто-то и в самом деле любовью к девахам знатным пылал, а кто-то просто-напросто на земли обещанные позарился. Да царю Дариладу копаться в их душах не хотелось ни мало, ибо был он довольно стар, часто весьма уже похварывал, и смерть свою видел совсем не за горами — а посему без дочек любимых жизни своей более он не желал.
Получили воины бравые из царских уст себе задание, да и разъехались оттуда кто куда, а венценосная чета обречена оказалась на долю жалкую, ибо ничего нету хуже, чем догонять да ждать.
А надо вам сказать, что среди вассалов царя Дарилада был один захудалый князь, кня́зишка даже, по имени Улад.
Хм, имечко конечно у этого дядьки было то ещё — ну вовсе же для него не гожее! Вот ежели бы его звали Неладом, то попало бы такое именование в самую десятку, поскольку никакого лада он отродясь в руках своих не держал. Да и князем он назывался не по чину, а больше по наследству, ведь личных земель да имений у этого неудачника никогда не было, а был всего лишь дом большой деревянный, старый-престарый и почти собою развалина, один-единственный тоже старый слуга, и ко всему этому три сына в придачу. Матушка их лет пять назад уже как скончалась, и жениться по новой старый князяка не стал, хоть и имел ещё такое желание. Слыл ведь Улад горьким пьяницей и никудышным хозяином, а такого муженька ни одна даже дура приобресть себе не чаяла.
Зато по душевному своему складу был Улад-Нелад натурою поэтической и мечтательной. Поэтому именами наделил он своих сыновей звучными весьма и ко многому обязывающими. Старшего звали Грома́н, только громы-молнии он не метал, а был парнем весёлым, развязным чуток и с виду толстоватым. Средний, То́ран, тоже не торил ничего и не таранил, а день-деньской как рыба молчал и рассудок имел явно туповатый. Ну а младшего звали всех краше — Бронебоем, да только о том, чтобы пробивать броню, не шло и речи, поскольку был он дурачком, умом слегка увечным. И хоть стукнуло княжичу осьмнадцать уже лет, но вёл он себя странно и был, как говорится, «с приветом»: игрался в бирюльки всякие и в куклы со всеми окрестными малолетками. Поэтому имя Бронебой по отношению к нему не звучало вовсе: все звали его Куколо́кой, за то что в куклы он был игрок. Бедный дурак только на эту кличку и откликался, а ежели папаша звал его Бронебоем, то он на сей звук и ухом, бывало, не вёл…
Олух он и есть олух, взятки с такого гладки: умом он просто до среднего понимания не дотягивал. Ну, дурак…
А к тому времени, как безбожный этот разбой случился, прошло уже месяца этак с три. Дарилад начал уже помаленьку надежду даже терять, поскольку охотники стали постепенно возвращаться, и все как один разводили они руками: нету, мол, нигде царевен-красавиц, пропали, дескать, оне с концами. Дарилад и войска во все стороны посылал, и с соседними владыками посланцами сообщался, и к знахарям да колдунам назойливо обращался, а ещё вестимо к жрецам, да только всё-то оказалось зря: толку от всего этого было меньше, чем кот бы, к примеру, наплакал.
А когда царь дознался, что один из охотников-искателей обманул его нагло и вместо того, чтобы царевен разыскивать, в имении своём пьянствовал, то разгневался он страсть прямо как и этого обманщика послал враз на плаху.
Поток добровольцев после этого как-то и поиссяк. Растаяла надежда в людских сердцах, словно дым курительный на жреческих капищах да жертвенный от кострищ чад.
Тут-то Громахе и втемяшилась в бо́шку одна мысля: а не попытать ли и им с Торшей в деле этом счастья? А что — царь Дарилад уже наёмников стал на розыски посылать и немало деньжат каждому охочему отваливал. Ну, съездят они отсюда куда-нибудь подалее, денежки даденные проедят да назад и возвертаются. Чё с того — головы, чай, за то не лишатся…
— Мне это… — агитировал Громан брата, — Узора пуще всех из царевен нравится. Бойкая она да весёлая. Я таковых уважаю. А тебе какая больше по нраву?
Молчун Торан лишь плечами на это пожал.
— Дивзора что ли? — пытает его далее Громан, — Да вижу, вижу, что она, не отрекайся…
— Угу, — кивнул головой братан хмыреватый.
— Вот и славно! — подытожил разговор старший братец, — Стало быть, себе их и берём… Коли найдём, конечно… Ну а ежели нет — хэ! — и печали нету: не мы первые, не мы последние — вона какие орлы царевен искали, да все до единого с носом они осталися!
И отправились они к царю Дариладу.
По дороге туда Громаха не переставая языком чесал, и пришёл он к такому мнению, что третья царевна, Миловзора то есть, их с Тораном вовсе даже не достойна. Красотуля она была хотя и взаправду, да зато чересчур уж считалась умна, а коли жёнка мужа умнее окажется, то это не годится ну никуда же.
И верзила Торша его своими угуканьями в этом умозаключении твёрдо поддержал.
Наконец, предстают они пред самые очи царские. Дарилад сидел суров да печален, и его грозный вид ничего хорошего никому не сулил и доброй встречи не предвещал. Однако узнавши, с какой целью припёрлись оба этих молодца́, царское величество маленько духом
