Битва попаданок - Олеся Айдарова
Родители… эти двое вообще стойко ассоциировались со словом «странно». Странно было слышать от них воспоминания о прошлом. О новом прошлом Дайны: детстве и отрочестве. Странно было видеть сохранённые ими игрушки, рисунки, очень похожие на те, что она рисовала на Земле, и засечки в дверном проёме – отметки возраста и роста.
Так же странно было осознавать, что эти двое ужасно похожи на неё, а она похожа на них. При этом она сама, хотя больше и не была хомо сапиенс, потому что представляла собой иной гуманоидный вид, ужасно походила на себя прежнюю.
Всю первую неделю в Авеанне Дайна то и дело смотрелась в зеркало, привыкая к новым ушам – длинным и заострённым, хотя и изящным. И к огромным глазам. И к длиннющим ногам, и рукам. Дайна всё ещё помнила курс анатомии и понимала, что у человека просто не может быть таких ног и рук. И огромных глазниц. Как не может быть и столь красивых радужек сине-серебристого цвета. С такими глазами и нос её, обычный «человеческий», смотрелся гораздо меньше, и скулы стали более широкими и лучше очерченными.
На этом красота заканчивалась, потому что волосы, как были непонятного серо-соломенного цвета, такими и остались. Только от середины косы выцвели до белого…
«Когда только успели?»
…потому что коса обычно не была спрятана от солнца, так и свисала из-под платка.
Было ещё кое-что нечеловеческое в её теле – почти плоская круглая стекляшка диаметром в пару сантиметров, вживлённая каким-то образом в центр грудины на уровне солнечного сплетения.
Сначала она хотела спросить у родителей, что это такое? Есть ли у них такая же штука? Для чего она? Но всякий раз разговор о стекляшке в груди почему-то уходил в сторону, а если и удавалось произнести конкретный вопрос, родители его просто не слышали.
И однажды Дайна отчётливо поняла: мир, что принял её, не хочет, чтобы она озвучила очевидное – она попаданка, воспоминания её окружения искусственные, хрупкие. Спросит о чём-то само собой разумеющемся – и они всё поймут. Догадаются, что никогда у них не было собственной дочери, и… Дайна, конечно, считала своих новых родителей странными, но делать им больно не хотела. Ей вообще-то с ними очень повезло. Возможно, потому что новые мать и отец неизменно были ей рады? Они часто хвалили её, гордились ею без особых причин и старались оберегать от забот.
А ведь ей и без того поначалу было трудно. Непривычно. Хотелось о многом спросить, а она не могла. Дайна не понимала, почему очень важно не выдать себя? Но эта мысль крепко сидела в её голове, особенно в первые дни.
Потом стало легче. К хорошему быстро привыкаешь. Климат Авеанны оказался мягким и тёплым, вокруг посёлка раскинулась живописная долина. Домик её родителей был хотя и маленьким, но уютным. В нём оказалось всё, что нужно для жизни – простая деревянная мебель, хлопковый текстиль, дровяная печка, несколько зеркал и даже ледник.
А ещё был заработок. Их семья, как и большая часть жителей Нэвила, занималась работами на плантациях, которые окружали селенье. И когда отец упомянул трудовой договор, Дайна выдохнула:
«Мы не рабы – уже что-то. Хотя работка – не супер».
Однако заработной платы хватало на одежду, кое-какую утварь для дома и на еду, которую можно было купить на рынке или вырастить в собственном огородике – на маленьком пятачке плодородной земли.
И всё бы ничего, но… это и была её жизнь: плантация и дом. Дом и плантация. В перспективе маячил муж – один из тех рослых голубоглазых парней, что жили в Нэвиле. И один или два ребёнка – многодетных семей она здесь не видела.
И никаких тебе бумажных коллизий и баек из меда. Никаких спасённых жизней. Никакого лекарства от страшной болезни, которое она могла бы создать, вздумай перевестись на отделение фармакологии в человеческом мире.
Жизнь в Авеанне была мирной и спокойной. По крайней мере, сейчас. Ведь время от времени в Нэвил приходили вербовщики и забирали парней, прельстившихся воинской славой, резными мечами и изящными серебристыми доспехами. Да и на рынке всё чаще поговаривали, что правитель Хардракара собирается идти на Авеанну войной. Но были и такие, что жарко оспаривали подобные слухи.
Вспомнился разговор, услышанный неделю назад у прилавка молочницы:
- Зачем им захватывать Авеанну? – приговаривал кузнец-низкорослик, приглаживая седины в окладистой бороде. – Ну захватят они нас, но лишатся ведь большего. Ну не смогут их маги сами сделать благой эйтавиор. У них суть не та. Проклятая, гнилая сущность. Даже зелья их травные все с какой-то побочкой.
- А что им мешает сделать нас рабами и брать наши травы? – не унималась молочница.
- А-а, - кузнец махнул рукой. – Ну возьмёт их ведунья наш жмых… да хоть на мазь для роста волос.
- Дак и сделает мазь.
- Сделает. Только от неё или кожа лупью пойдёт, или глаз покраснеет. Или несварение случится.
- Ой, наговариваешь тоже, - сухопарая молочница тоже махнула рукой. – У меня племянница в Майне… - она воровато оглянулась, поманила пальцем кузнеца и что-то зашептала ему на ухо.
Дайна отошла от прилавка, чтобы не подслушивать посторонних и не забивать себе голову сплетнями и небылицами. Отправилась за сыром и молоком к другому лотку. Однако с той поры Хардракар начал занимать её ум.
Выяснить о соседней стране удалось немного:
«Например тот факт, что я вряд ли там когда-либо окажусь».
Межстрановой туризм здесь был не в чести. Хотя до границы всего день пути, а город Майн вообще был поделен между Авеанной и Хардраком на две равные части. В середине его, по слухам, располагалась ярмарочная площадь. Там же была устроена и таможня для крупных партий товаров, через которую шла торговля между странами континента.
«Странный если подумать мир: один континент, один океан и две страны, равновеликие по территории. Или мне что-то не договаривают? Потому что сами не знают?»
Книг в их доме не было. Мама рассказывала о каком-то старинном фолианте со сказками, которые она читала на ночь маленькой Дайне. Но когда Дайна
