Я Распутин. Книга третья - Алексей Викторович Вязовский
На входе стояли хмурые боевики, разворачивали подальше всех желающих войти внутрь.
— У тебя есть другой план? — коротко, не желая вызвать бурю, ответил я
— Ты! Хочешь! Похитить! Ребенка!
“На время позаимствовать” — чуть не схохмил я, но вовремя себя оборвал.
— Дадим ему снотворное. Алексей не пострадает. Даю тебе слово!
— Ты чудовище!
— Год назад ты была готова не просто похищать — убивать людей. По политическим основаниям.
— И я со стыдом вспоминаю этот период своей жизни! К тому же, это были царские чиновники, взрослые мужчины!
— И у них есть жены, дети…
— Это все плохо кончится! Даже если Николай отречется… Он потом передумает.
— Не дадим. Поезд уже уедет. Лена — я взял эсерку за руки, посмотрел ей в глаза — Я тебе помог. Теперь твоя очередь, помоги не мне — Родине!
Прозвучало пафосно, но похоже подействовало
— Это низко так упрекать прошлым! — девушка заколебалась
— Елена Александровна — я тяжело вздохнул, перекрестился — Видит Бог! Я перебрал все другие способы, пытался найти выход. Его нет. Стране нужна Конституция, а Думе — выборное, ответственное правительство. Только так мы сможем подготовится к будущей войне. Если Николай останется главой государства, этого государства через десять лет не будет на карте. Заодно история слизнет десятки миллионов русских. И сколько там будет детей — одному Богу известно! Да и Никсе с детьми також не уцелеть…
Этот спич произвел впечатление. Елена испытывающе на меня посмотрела, коротко спросила:
— Что от меня потребно?
— Вот это уже деловой разговор. План таков…
*****
Тихая паника волнами гуляла по Александровскому дворцу, накрывая крылья, выплескиваясь на курдоньер, отдельно стоящую кухню и расходясь дальше по Царскому селу всполошенной прислугой, усиленными караулами и патрулями гвардейцев, нервными криками городовых, мчащимися санями и авто с полицейскими, военными, гражданскими…
В крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Екатерины Великой я вышел из автомобиля, страшно ругаясь на дурацкую конструкцию без теплой кабины и почти сразу натолкнулся на взмыленного Герарди. Явился, не запылился! Жалко недолго действовал мой “спам” — услать бы этого проныру годика так на два, на три… На Сахалин!
— Добрый день, Борис Андр… — только и успел я сказать, как он, едва ли не спихнув меня с дороги, умчался к ожидавшему его экипажу, запрыгнул в него и был таков в вихре снега из-под полозьев.
“А крепко их тут пробрало” — подумал я, проходя анфиладой в восточное крыло, где были покои царской семьи. Еще бы, такого скопления полиции тут, наверное, никогда не было и никогда не будет, вон, даже Филиппов тут.
Главный сыскарь Питера лишь на минуту выглянул из кабинета, передал бумаги флигель-адъютанту и махнул рукой ожидавшему у стены Деревянко. Тот с отчаянием обреченного закрыл за собой дверь — надо полагать, сейчас его будут допрашивать. А потом и остальных лакеев, мамок-нянек и вообще тружеников дворцового хозяйства, стоявших в очереди на совершение процессуальных действий, как написали бы в протоколе. Допрос, даже в качестве свидетеля — не сильно приятная штука, а уж для тех, кто косвенно или прямо отвечал за пропавшего цесаревича…
Да, у нас все получилось — ну так не зря столько готовились. Четыре толковых бабенки, “сосватанных” мне Манькой Шепелявой, трудились на местных фермах, обеспечивая молоком, маслом и сметаной дворцы и казармы Царского Села. Ну заодно и примечая, что где и когда происходит.
Аронову по кусочкам надергали форму конвойца — заказывать напрямую было слишком стремно, а “своему” портному я доверил только окончательную подгонку. И не потому, что не доверял, извините за каламбур, а просто там в форме такая куча тонкостей, что человеку со стороны, хоть бы и умеющему шить, ни в жисть не понять. Вон, был у нас возле университета клуб реконструкторов, на наполеоновскую эпоху бухали, так они о плетении этишкетов чуть ли не до драк спорили. Так и тут — малость в этих “выпушках, погончиках, петличках” ошибешься и все, опытный взгляд мгновенно разоблачит. А так-то портняжка был мой с потрохами — еще бы, я ему открыл путь к славе и процветанию, пол-Петербурга вслед за мной обшивалась. Ну, может не половина, а четверть, но тоже неплохо.
Семью тоже не стал в Питер перевозить, снял им дом в Царском. Митька мотался по всему городу, Варька тоже не отставала. Жаль, конечно, что их из дворца выперли, идеальная же позиция была, но хоть так…
Вышло все почти идеально — Аронов отвлек няньку болтовней, Лена в костюме молочницы подманила царевича леденцом-петушком. И мало-помалу увела за собой. Немного хлороформа, царевич спит. Алексея положили на молочную тележку, прикрыли соломой, заставили флягами и увезли.
А я тем временем сидел в Юсуповском дворце и трясся, поскольку поставил на карту все. И сорвись мой блеф — все дела пойдут насмарку, а я, в лучшем случае, в каторгу. И то не факт — могут и придушить, не доводя до суда.
Первым позвонил Дрюня и парой кодовых фраз сообщил, что все прошло удачно. Потом, правда, оказалось, что боевая группа чуть не засыпалась, когда дорогу тележке преградил шедший в казармы эскадрон желтых кирасир и проснувшийся было Алексей помахал им ручкой. Хорошо хоть Лена догадалась перед этим закутать ребенка большим клетчатым платком крест-накрест и цесаревича приняли за сына работницы с фермы…
Второй же звонок был уже из Царского, звонил, как ни странно, барон Фредерикс и голосом с визгливыми интонациями, совершенно необычными для него, потребовал моего срочного приезда. Вот я и приехал.
Государь был плох. Мешки под глазами, руки ходуном, постарел разом на десяток лет. Еще хуже с царицей — та ожидаемо впала в истерику и безутешно рыдала. Когда я появился в гостинной — даром что не бросилась мне на грудь, причитая, что зря позволила отселить Парашку с детьми. Умоляла простить и вымолить сына.
Меня же колотило ничуть не меньше — ничего ведь еще не кончено, все может сорваться в любой момент.
Совместный
