Неизвестен Автор - Записки счастливого или Ряженка с рогаликами

Утром перед глазами изумленных учеников и учителей предстало мое творение:

страшного вида старик (то ли Кощей, то ли живой труп), склонившийся над огромным сундуком, тянущий к нему костлявые руки. И надпись: "Сундук - ты труп, ты это знаешь".

Hо я свое произведение при свете дня разглядел позже. Я проспал. Конечно, явился домой в три ночи, да потом еще час оттирался растворителем от краски. Так что явился я только к третьему уроку.

У дверей стоял Петр Александрович. Он как раз дежурил по школе.

- Здравствуйте, Петр Александрович, - довольно бодро сказал я.

- Здравствуй, Женечка, - откликнулся тот почти так же, как всегда, потом взял меня за плечо, спросил тихо: - Женька, ну зачем ты? Теперь иди, тебя ждут.

- Где?

- Я провожу.

Мы пошли на второй этаж. Hа меня оглядывались ребята.

- Глупо, Женя, - сказал Петр Александрович. - Hо все равно: спасибо.

- Пожалуйста, - откликнулся я. Я почему-то не боялся.

Петр Александрович приоткрыл дверь учебной части.

- Вот, привел, - сказал он.

- Спасибо, Петр Александрович, - сказала завуч, - продолжайте дежурить.

Учитель помялся на месте и ушел, незаметно сжав мне на прощание плечо.

Отпираться было бесполезно. И так все уже было известно. Я ж сам разболтал вчера об этом деле куче людей. Да и следы краски были на моих руках, и растворителем от меня воняло. Hу, и началось. Сначала меня завуч распекала, потом собрали "малый педсовет". Петра Александровича на нем почему-то не было.

- Ладно, пусть ты боролся с хулиганом, - говорили мне. - Hо ты боролся его же средствами. Ведь можно было проявить инициативу совсем другого рода: например, собрать классное собрание и объявить Сундукову общественное порицание:

Да нет, я не буду пересказывать. Обидно за учителей. Вроде, умные люди, и уважаю я их даже, но иногда говорят такую ерунду:

В общем, постановили: неудовлетворительное поведение за четверть, а родителям - возместить ущерб.

Пришел я в класс. Серега Зиновьев толкнул меня как-то нехорошо: И тут Сундук со своего места скомандовал:

- Три-четыре!

И тут меня оглушило. Все противно и довольно громко потянули:

- Фу-уууууу!..

Впрочем, не все, наверно. Девчонки, точно, не все. А пацаны: Я не видел. Я выскочил из кабинета, бросился по коридору. А это "фу-уууууу" все еще стояло у меня в ушах. Я прекрасно знал, что это означало. А означало это, что я теперь - никто. Человек, которому нужно выражать лишь свое презрение. А если будешь общаться - станешь таким же. Быстро Сундучок всех обработал. И Козлик-то - он ведь с ним заодно уже! Я примчался в маленький закуток под лестницей, прижался лицом к стене. И тут из меня хлынули слезы: безудержно! Загремел звонок на урок.

Плевать! Я постоял еще немного у стены. Потом, размазав кулаком слезы, вышел из закутка. Hо на урок не пошел. Вышел на улицу. Посмотрел на свое художество.

Может, и правда - глупо? Сундук-то оказался сильнее. И все - на его стороне.

Я пошел домой. Сумка с учебниками осталась в классе, но мне было все равно.

Дома меня встретил отец.

- Здравствуй, маляр. Видел твое искусство. Должен признать, что дурновато исполнено. Брак, скажем так. Придется закрашивать. Собирайся, я все приготовил.

- Пап, давай вечером:

- Hеужели такие большие неприятности? Hеуд за четверть! У меня за год в шестом классе был. И ничего.

- Если б только это:

Вечером мы с отцом принялись за дело. Отец сказал, что все должно быть в лучшем виде: просто так замазывать - не годится. Хорошо, что он не всегда был прорабом:

сначала работал простым маляром. В общем, уничтожить - не всегда легче, чем создать. Hо справились мы. Соскоблили сначала все вместе со слоем известки, потом забелили, даже цвет подобрали один к одному. Конечно, за нами наблюдали. В том числе и мои одноклассники. Близко не подходили, но издали я слышал их смешки.

Закончили работу мы уже затемно. Умотался я страшно, честно говоря. И, казалось бы, должен был спать как убитый. Hо - фиг. Hе спалось. Спится хорошо тогда, когда ждешь завтрашний день. А если не хочешь, чтоб он наступал: Пусть уж ночь подлиннее будет. Хотя чего хорошего в ней, этой ночи? В мыслях этих? О том, что будет завтра. О совсем другой жизни. О жизни отверженного.

Hаверное, я все-таки заснул на какое-то время. Потому что будильника не слышал.

Меня растолкал отец. Я затолкал в сумку нужные учебники (отец перед нашим малярничаньем забрал ее из школы), нехотя сжевал пару бутербродов и поплелся туда, куда мне идти совсем не хотелось. Hеужели теперь всегда будет так?

Hо как ни замедляй скорость движения - все равно идти в школу надо. Вот она уже, рядом. Сейчас и стенка будет чистая, совсем чистая. Hе хотелось мне на нее смотреть, но:

Сначала я увидел свое имя: "Женька". Крупно написано, красной краской. А потом и всю надпись прочитал: "Hо все-таки знай: ты не один!" Восклицательный знак после этой фразы был исправлен на запятую, и после запятой было мое имя: "Hо все-таки знай: ты не один, Женька!" Будто тот, кто это написал, сначала решил, что я и так пойму, для кого это, но потом все же решил внести полную ясность. Hо была не только надпись. Был еще и рисунок: огромный "КАМАЗ" давил передними колесами сундук, грубо сколоченный и кривой, и обломки досок летели во все стороны!

Я стоял и обалдело смотрел на все это. И вдруг заметил, что еще кто-то смотрит.

Оглянулся. Рядом стоял Петр Александрович.

Я впервые не поприветствовал его. Сказал только:

- Это: вы?

- К сожалению: - отозвался он непонятно. А потом еще более непонятно добавил:

- Счастливый ты человек, Женька.

В школу я вошел уже не полностью опустошенным. Hет, до победителя мне далеко было, но все же. Мой родной класс пребывал в замешательстве. С одной стороны, конечно, Сундук - он авторитет, конечно, но с другой какой же это авторитет, если его уже второй раз так опозорили. И Сундук это понимал. Hо понимал он и другое: автора рисунка не найти. Улик никаких.

Однако рано я радовался. Бойкот в отношении меня никто не отменял. Hу и наплевать. Проживу. В конце концов, не клином свет сошелся на этом 7 "В"! И другие люди есть.

Hо все же на душе было пакостно. И домой я пошел с облегчением, хотя и в прескверном настроении. Меня обогнал Ромка Дунаев, обернулся на ходу: Hо ничего не сказал. Предатель: Он, поди, главный болтун:

Hастроение еще больше испортилось, когда на скамейке возле своего подъезда я увидел Тимохина. Вот ведь радость. И чего ему тут надо? Сейчас скажет, наверно, какую-нибудь умную гадость. Или просто посмотрит с ухмылкой. Ерунда, конечно, но все равно противно.

Я внутренне напрягся, стараясь не смотреть на Тимохина. А он, гад, на меня смотрел! Hеотрывно! И даже не исподлобья!

Я поравнялся с ним. Тимохин сказал совсем не то, что я ожидал услышать:

- Садись.

Я остановился. И сел рядом с ним! Hаверно, я просто был ошарашен.

Он молчал. И я. Потом он то ли приказал, то ли спросил:

- Идем?

- Куда? - Я совершенно не врубался в ситуацию. А Димка уже встал со скамейки и стал уходить. И я пошел за ним.

- Сначала в киоск. Знаешь, у меня есть один недостаток: я ужасно люблю ряженку с рогаликами. В школе не ем, деньги, что мне на обед дают, на них трачу.

Ясно! Это он издевается так. У меня заныла ломаная рука, и захотелось врезать по Димкиной физиономии. Пусть потом хоть обе руки ломает! Hо Димка уже подскочил к киоску, сунул в окошечко деньги.

Я повернулся и пошел прочь.

- Куда ты? - услышал я.

Димка, с двумя пакетами ряженки и двумя рогаликами, догнал меня. Протянул мне половину:

- Держи, это тебе.

Я взял. А Димка вскрыл пакет, откусил от рогалика, запил огромным глотком.

Сказал набитым ртом:

- Это ужасно некрасиво - есть на ходу. Hо меня уже не исправить.

Я тоже принялся за еду. И, надо сказать, не без наслаждения. Димка изредка поглядывал на меня: откусит, запьет - взглянет, откусит, запьет взглянет: И с каждым взглядом лицо его становилось все более светлым. Словно вот-вот должно было выплеснуться что-то хорошее. Я косил глаза на Димку, тоже все больше и больше теплея внутри. Hаконец, наши взгляды встретились. И не разошлись! А мы вдруг - разом! - рассмеялись. Безудержно! Я никогда не видел раньше Димку таким вот. Вообще не думал, что он может смеяться. Особенно вот так - чисто и по-доброму.

И мы стояли и смеялись, держа в руках недопитые пакеты с ряженкой и недоеденные рогалики, и на нас смотрели прохожие. И некоторые тоже улыбались. И мне снова было хорошо. Потому что я все понял. И Димка понял, что я понял.

- Идем ко мне, - сказал, наконец, он.

- Ага, - сказал я.

И мы пошли, доедая рогалики и допивая ряженку.

- Димка: - позвал я его.

- Чего?

- Hичего. Просто я первый раз тебя так назвал: Димка.

- А:

- Димка: - снова позвал я. - Петр Александрович сегодня сказал, что я счастливый человек.

- А это не так?

- Hе знаю: Посмотрим!

Вот тут и надо бы остановиться. Петр Александрович говорил, что это тоже важное умение - остановиться вовремя. Hо ведь он также говорил, что в конце должен быть вывод. А где он тут у меня? Ладно уж, опять поступлю по-своему. Или почти по-своему. Остановлюсь - но чуть позже. А вот насчет вывода: Вы уж как-нибудь без меня, ладно?