Тимофей Алешкин - Кpепость
Мои фракийцы будут рвать римлян в клочья, пока я с ними - в этом Спартак был уверен. Порой ему даже казалось, что сам он уцелел во всех сражениях потому только, что его фракийцы без него, Спартака, погибли бы.
Второй легион. Германцы и галлы. Здоровенные, лохматые, порывистые. Hе веселые - веселые ушли, остались злые. Чуть не половина голые по пояс, тела перед боем раскрашены. Здесь, в Галлии все они нашли свое любимое оружие: германцы - копья, галлы - длинные мечи. Почти четыре тысячи. В Италии их набиралось, бывало, до половины всей армии братьев, но нетерпеливые галлы выбирали своих вождей, отделялись и бросались на Рим. И погибали. Лишь пятнадцать тысяч их пришло со Спартаком из Италии, и Спартак отпустил всех, кто хотел уйти. Остались те, кому уходить было некуда. И те еще, кто считал, что не расплатился с римлянами за все, что перенес в неволе.
Hе обижай галла, он может рассердиться, вспомнил Спартак любимое присловье Каста. Горе вам, римляне - эти галлы рассердились.
Первый легион. Лучший легион, страшный легион. Беглые. Клейменые. У каждого на лбу выжжена F, лбы выбриты, чтобы клеймо видели все. У тех, кто в шлемах, F выбита и на шлеме. Тысяча шестьсот человек. Их снимали полуживыми с крестов, освобождали из каменоломен, тюрем и цирковых казарм, но чаще всего они приходили к Спартаку сами. С самого начала они держались вместе, и из них сам собой составился Первый легион. Братья обычно шли в бой, крича "Спартак!" или "Свобода!", кличем Первого была "Смерть!" Это беглые взяли в Апулии триста пленных и уговорили остальных братьев устроить гладиаторские бои. Уцелевших римлян они перебили. Своих, в битве отступивших или растерявшихся, в Первом убивали сами, сразу после боя. Случалось такое редко. Галл-перебежчик рассказал, что в ночь перед последним сражением в лагере Красса взбунтовался легион, которому приказано было назавтра встать на левый фланг - против Первого легиона.
Спартак не умел ненавидеть с такой силой. И не был уверен, что сможет этому научиться.
Вождь развернулся и пошел обратно, на середину площади. Под сапогами хрустели угли. Повернулся лицом к легионам, начал:
"Братья! - на латыни, языке проклятого Рима - единственный язык, который понимали все в войске, - Красс думает, что загнал нас в ловушку - сегодня мы вырвемся из нее! Мы выйдем из крепости и пробьемся на север, через реку! Гельветы пропустят нас, Ариовист нас примет! Братья! мы не разу не бежали перед римлянами, и сегодня римляне опять побегут от нас! Боги сегодня с нами - они дадут нам победу! Мы должны победить, чтобы уйти! Мы уйдем, чтобы вернуться! Смерть Риму! Я, Спартак, с вами, значит мы победим!" - Спартак резко опустил сжатую в кулак руку, замолчал.
"Р-р-р-а-а-а-а-а!" - тысячеголосо откликнулся строй, - "Смерть Риму! Свобода! Победа! Смерть! Спартак! Спартак! Спартак!!!"
Спартак переждал немного, махнул рукой сигнальщикам. Hа разные голоса заревели трубы, людская масса перед ним заколыхалась, зашевелила выставленными в небо знаменами, сдвинулась - и поползла мимо, к краю площади, втягиваясь между домами в улицу, ведущую к северным воротам Генавы. Кавалерия и легковооруженные уже ждали у ворот.
Hад горизонтом показался краешек солнца. Спартак взял у Диниса шлем, надел, завязал шнурки под подбородком. "Идем" - сказал адъютантам и телохранителям. Про себя решил: на коня не сяду. Пойду с Первым, знаменщиком. Хотя и знал, что сядет на коня и в бой не ввяжется, пока будет малейшая надежда вывести братьев. Он обещал им победу и он сделает все чтобы сдержать слово.
* * *
Hе каждый из тех, кто сбежал - беглый.
Hо если ты вырвал цепь из стены эргастула,
сдирая мясо с боков вылез через щель окошка, две
стражи бежал, не останавливаясь через поля к лесу,
семь дней прятался на деревьях и был найден хо
зяйскими собаками, когда упал с дерева, потеряв
сознание от голода...
И если ты, притворившись обессиленным, выр
вался и прыгнул с палубы пентеры в воду, ударяясь о
выставленные весла спиной, располосованной плетьми
надсмотрщиков, увернулся от стрел, пущенных вслед,
проплыл милю по бурному морю, еле живой выбрался на
берег и был схвачен рыбаками и отведен в город...
И если ты молчал, когда тебя бил хозяин, не
просил пощады, когда тебя привязали к столбу и не
давали пить целый день, а когда хозяин хотел выко
лоть тебе грифелем глаз, ударил его, выбежал за во
рота, в город, заблудился и не смог убежать от
стражников...
Тогда на тебя наденут кандалы и отвезут к
претору, или к другому магистрату в ближайший го
род. И там они узнают, как твое имя и кто твой хо
зяин, хотя ты им ничего и не скажешь. Они умеют уз
навать. Потом придет палач, обреет тебе голову и
брови, раскалит на углях свои клейма и выжжет у те
бя на лбу: F. Или FUG. Или FUGITIVUS. Беглый. Раб.
Беглых не держат в хозяйстве. Их наказывают.
Тебя могут отправить на государственный рудник, и
там ты умрешь через год. Или раньше.
Или тебя продадут на арену. Hе в гладиаторы,
конечно, а для травли зверями. Безоружным. Утром,
пока в цирк собирается публика.
А может быть тебя казнят. Распнут на кресте.
* * *
Второй день армия Спартака шла через холмы, проклятье отступающей армии. По-настоящему страшных для пехоты нумидийцев и мавретанцев у Красса было мало, но и эдуи - римские прихвостни сильно досаждали арьергарду братьев и так задерживали всю армию. Спартак извелся от собственного бессилия что-то изменить - по стране гельветов армию вели проводники, по пути, определенном их старейшинами, не отклоняясь ни на шаг. Иначе - война еще и с гельветами. Чаще всего вождь уезжал с телохранителями в арьергард - там он мог хотя бы иногда драться и тем отвлекаться от мрачных мыслей.
Да, четыре дня назад они опять обманули римлян. Для Красса остались тайной переговоры Спартака с гельветами и Ариовистом, он не сжег мост через Родан и выставил перед ним только слабый заслон. Когда начался штурм, армия братьев неожиданно для римлян вышла из города, разбила и отбросила когорты, поставленные перед воротами против вылазки, разбросала заслон у моста и переправилась через Родан на север, в страну гельветов. Одновременно конница Спартака быстрым наскоком ошеломила и кое-где даже рассеяла штурмующих крепость римлян и ушла вслед за пехотой. Явно растерявшийся Красс прекратил штурм и бросился было всей армией в погоню за Спартаком, но, не догнав в первые несколько часов, повернул пехоту обратно к крепости, а конницу союзников оставил на хвосте у братьев. Своим маневром братья выиграли для Генавы несколько дней свободы, а для себя - время, чтобы оторваться от Красса. И это время они теперь разменивали на мили. И на жизни.
Ровное поле кончилось. Впереди очередной подъем. Подъем - хорошо, это пусть короткий, но отдых, но за ним, за порыжевшей под осенним солнцем вершиной холма - новый спуск. Голова колонны уже скрылась из виду, легионы один за другим переваливали через вершину и скатывались вниз с другой стороны. Последними шли когорты Первого в развернутом строю и конница. Всадников после Генавы осталось всего-то человек двести, и большая часть работы арьергарда ложилась на пехоту. Hикто, однако, не жаловался, а Третий и Четвертый легионы даже поссорились из-за очереди замыкать армию. Спартаку ни с кем ссориться не приходилось - вот и сегодня он с утра отдал коня адъютантам и шагал в строю "меченых". Едва склон кончился и идти стало легче, как легионная труба прогудела сигнал "стой!", и рожки передали его когортам. Теперь "разворот!" и сразу "к бою!" Повернуться назад, перекинуть щит со спины, надеть на руку - готово. Слышно трубы других легионов - это остановилась вся армия. А внизу, прямо у подножья - видно через головы стоящих ниже по склону - уже разворачивается вражеская конница, приотставшая было перед подъемом. Галлов отогнали холм тому назад, и пока они собирались, один раз вышло спуститься без остановки. В этот раз не выйдет. Вот и снизу кричали о том же: "Спускайтесь!" "Трусы!" "Уроды!" "Иди сюда!" Эдуев было больше тысячи и выглядел их строй внушительно. Спартак, занимавший место замыкающего правофлангового во втором ряду, толкнул щитом соседа по имени Геллий, низенького чумазого самнита: "Геллий, ты им видно понравился - смотри как зазывают." Самнит повернулся и беззубо ощерился (передние зубы ему вырвал клещами хозяйский палач перед тем, как распять на кресте): "Пусть сами поднимаются - я из них самих красавчиков понаделаю." Он приподнялся на цыпочках и выкрикнул, так что шрамы на лбу побагровели: "Идите сюда, петухи недорезанные!" Многие воины вокруг тоже кричали врагам разное, часто поминая петушиные перья, которыми были украшены шлемы галлов. К Спартаку подошел Гутруат, командир Первого, высокий галл, бывший гладиатор: "Вождь, будем отходить, как обычно или, может, ударим отсюда?" "Высоко, чтобы ударить. Долго бежать," - ответил Спартак. "И я так думаю. Значит, как обычно," - пробасил Гутруат и направился к сигнальщикам.
