Юрий Станкевич - Миллиард ударов

“Клаустрофобия?”

Действительно ли он страдает клаустрофобией? Человек по имени Па­вел Дук начал лихорадочно перебирать в мыслях прошлое — возможно, с ним уже случалось что-то подобное? На первый взгляд, ничего такого как будто не обнаруживалось. Однако же и ситуации, подобной нынешней, он не мог припомнить. Проверить это не было случая, впрочем... впрочем, вот оно: неожиданно воспоминание тридцатилетней давности услужливо выплыло из глубин памяти. Да, это было давно, в студенческие годы, когда он жил в об­щежитии. Он привёл девушку своего факультета к себе в комнатушку, но кроме него там жили ещё трое его однокурсников, и оставлять ее на ночь было никак нельзя. “Комендантская как раз свободна, — дали ему совет, — комендант в отпуске. Только вот замок там трудно открыть, еле ключ подо­брали”. Но об этом он знал и сам.

Они выпили вина, выкурили по сигарете, и он помог ей снять с себя одежду. Но она вдруг вспомнила, что забыла в его комнате “косметичку”.

— Потом заберу, там всё равно ничего особенного нет, — сказала она.

— Я принесу, — услужливо предложил он, ощущая надобность сбегать в туалет. Сказать об этом постеснялся, благо причина нашлась сама: сходить за оставленной “косметичкой”.

Но дверь не открывалась. Ключ был намертво заблокирован в замке.

И он сразу же почувствовал страх, нахлынувший ниоткуда: комнатка, минуту назад казавшаяся уютным гнездышком, вдруг мгновенно преврати­лась в опасную западню. Ключ упрямо не поворачивался, руки тряслись, а движения стали суетливыми, как у безумца.

— Да брось ты, — посоветовала ему девушка, — потом откроем, иди ко мне.

Преодолевая ужас, он вернулся в постель, разделся, но желание, снедав­шее его минуту назад, пропало. Вместо него с новой силой навалился страх.

Тогда он вскочил и, не обращая ни на что внимания — ни на свои ру­ки, ни на язвительную улыбку девушки, ни на поднятый им излишний шум, — начал выбивать дверь.

И как только она открылась, страх исчез, будто его и не было.

Теперь мужчина уже смутно помнил, чем закончилось любовное при­ключение. Скорее всего, а, несомненно, так оно и было, девушка сразу уш­ла, а он вернулся к себе, упал на кровать и забылся тяжёлым сном.

“Ужас”.

Человек по имени Павел Дук почувствовал, что ему становится по-на­стоящему плохо. Руки похолодели, а ноги утратили способность держать вес тела, и он, спиной по стене, съехал вниз, на пол.

“Опасность”.

Степень этой опасности он осознал только сейчас. Действительно, он не молод, и как все люди в его возрасте, имеет изрядный “букет” болезней, не­которые уже явственно проявились, другие находятся в зародышевом состо­янии. Многие его ровесники внезапно умирают, к удивлению знакомых и родственников. Умереть не сложно. Что такое существование человека? Как он когда-то вычитал, а теперь вспомнил, тонкая красная нить, которая сразу рвётся, если сила жизни возобладает. А красная потому, что живая: красный цвет — цвет крови.

В конце концов, в его положении это не что иное, как пустые разгла­гольствования, оборвал он себя. Когда дверь этой западни откроется, то его, вполне возможно, найдут на грязном, заплёванном полу, с синим обезобра­женным лицом, под стенами, испещрёнными гнусными словами, отврати­тельными в своей предельной мерзости. Можно только представить, какие психические отклонения водили рукой тех, кто это писал... Вызовут “скорую помощь”, потом жену, подключат вечно всем недовольных милиционеров-ту- годумов. Интересно, что подумает жена, когда обнаружит его тело в этом районе, в незнакомом доме — месте, никогда ранее им не упоминавшемся? Взрослые дети? Впрочем, тогда ему будет на всё это глубоко наплевать. По­жалуй, что так.

Новая волна страха накатила на него.

— Помогите! — опять закричал он что есть силы.

Молчание.

Безусловно, он теперь как раз в том возрасте, когда его сердце уже вы­работало свой миллиард сокращений, — думал мужчина, — а это значит, что надо подготовиться и встретить неизбежное без лишних волнений и жалоб на судьбу. Разве смерть, всегда находящаяся, как он однажды вычитал у Ка­станеды, рядом с нами, за спиной с левой стороны, на расстоянии метров по­лутора, может проявить к кому-нибудь интерес, сочувствие, милость, ещё какие-нибудь чувства, кроме безразличия и враждебности? Конечно, нет. Однако же человеку, если он осмотрителен и не лишен интуиции, стоило бы не сетовать на эту извечную враждебность, не бояться, не враждовать в от­вет, а, наоборот, попытаться подружиться с ней и прийти к согласию.

“Не бояться?”

Мужчина готов был поклясться, что его теперешнее состояние как раз не является боязнью смерти. “Здесь что-то совсем иное, необъяснимое, воз­можно, какая-то патология, годами дремавшая в нём, не имевшая случая проявиться”, — лихорадочно рассуждал он. Боятся же люди темноты, замк­нутого пространства или, наоборот, бескрайнего и открытого, молний, пауков, мышей, громких звуков, вида крови, глубины, змей, да мало ли ещё чего. “Может, и он из этой категории? Фобиями страдают почти все. Однако же нет, здесь не совсем так, — пытался он анализировать и доказывать самому себе. — Чего именно он боится? Замкнутого пространства? И только? Этот фактор, несомненно, присутствует, но вряд ли он имеет существенное значе­ние, нет — здесь не то. Тогда что?”

Ответ был на первый взгляд простым. Он боится погибнуть вот так по- глупому, нелепо, и не достичь своей цели. У каждого человека — своя цель. Можно разбогатеть, удачно жениться, или, как говорят в простонародье, вы­соко взлететь, вырастить и хорошо устроить детей, но при всём при том не быть счастливым в этом конформистском мире. Счастливым можно быть только тогда, когда достигнешь цели. “А я достиг своей цели? Вообще, ка­кая она у меня? — думал человек по имени Павел Дук, перебирая мыслен­но отдельные факты жизни, какие-то несущественные усилия, слабые по­пытки, мелкие стремления. — Доволен ли я своим нынешним положением? И чего конкретно я хотел, считая от сознательного возраста — приблизитель­но двадцати лет — до настоящего времени? Эти желания осуществились?”

И была ли вообще у него цель?

Мужчина припоминал разве что отдельные моменты чего-то аморфного, бесформенного. Сначала его целью было стать студентом, потом окончить институт, и он этого добился, несмотря на нищету, голод, одиночество. По­том, с трудом перенося духоту системы, решил бежать за границу, но бегство в результате предательства тех немногих, кому доверял, не состоялось. Его следующей целью была любовь, но и здесь его ждало обычное непонимание, а потом измена. Наконец он решил, что его цель после брака с женщиной, которая доверилась ему, достичь определённого достатка, воспитать детей, но вот дети выросли, а он, как говорится, должен уйти со сцены, ибо био­логический барьер уже преодолен, и природе он, отработав свой миллиард циклов сердца, больше не нужен.

Неожиданно мужчина ужаснулся. У него не было цели. “Но я платил добром тем, кто мне доверялся, — мысленно оправдывался он. — И сама жизнь — разве она имеет цель?”

Вдруг свет в оплавленном от спичек и окурков плафоне слабо зами­гал и погас.

Мужчина оказался в темноте. Мрак значительно ухудшил его состояние, но заставил настойчиво искать пути к избавлению. “Если мне уже совсем ха­на, то и бояться нечего”, — убеждал он себя. Самое опасное, что сейчас на­прямую угрожает ему, это высокое давление и тахикардия. Обе причины не представляют опасности для молодого организма, но для него это может окончиться тяжёлым сердечным приступом, и помощи ему ждать неоткуда. Когда его, в конце концов, найдут и вызволят из этой душной клетки? Воз­можно, он вынужден будет находиться в ней гораздо дольше, чем рассчиты­вает. Как и сколько времени будет тянуться это “дольше”?

“Однако же, — рассуждал он, — надо относиться к любой беде, а в его случае к маленькой разновидности техногенной катастрофы, с холодным спо­койствием. Мы давно живём в мире, где личная безопасность стала иллюзи­ей. И мир этот настолько сложен, что катастрофы, которые он порождает, невозможно предупредить только по одной причине: они абсолютно не пред­сказуемы”.

Ему вспомнились события совсем недавнего прошлого, о которых сообща­лось в прессе. Например, в Стокгольме, когда там случился пожар в туннеле, где был проложен электрический кабель, места, снабжённые электросистема­ми, сразу оказались отрезанными от цивилизации. Перестали работать водо­провод и проводная телефонная сеть, от перегрузки вышла из строя и сотовая связь, а на улицах с наступлением темноты сразу появился криминал. Или когда от удара молнии произошёл крупнейший сбой в системе всей миро­вой энергетики и больше суток такие мегаполисы, как Нью-Йорк, Оттава, Де­тройт, Монреаль и другие города, оставались без света. Остановились поезда в метро, лифты небоскрёбов, погасли светофоры, в краны не поступала вода.