Последний выживший на станции «Таймыр» - Александр Зубенко
При этих словах Сергей Борисович втянул носом воздух, поморщился, оглянулся, обводя взглядом тёмное болото за отблесками костра:
– У каждого чувства есть свой вкус, Андрей. Учёные доказали, что при страхе на языке появляется солёный привкус, при досаде и тоске горький, при блаженстве сладкий, а при зависти – кислый. У тебя какой сейчас? Ничего не чувствуешь?
…И тут же, как мешок с песком, теряя внезапно сознание, повалился на землю, уткнувшись лицом во влажный мох болотной тундры. Вслед за ним, не успев ответить и толком осознать, в мох уткнулся и Андрей. Всё произошло настолько неожиданно, что оба застыли в нелепых позах.
В центре заросшего трясиной кратера, оставшегося после некогда упавшего в этих краях метеорита, что-то булькнуло, вздыбилось, и на поверхность зеленоватой жижи из недр болота вспучился воздушный столб. Достигнув своей критической точки и издав оглушительный хлопок, один из сегментов тромба лопнул, наполняя воздух едкими миазмами. Всё живое в пределах досягаемости смертоносных испарений повалилось на землю, застыв без движения на несколько минут. Полярные совы наравне с белками посыпались гроздьями с деревьев, песцы, словно наткнувшись на невидимую преграду, замирали на месте, переворачивались на спины и застывали с поднятыми вверх лапами. Пробегавшая невдалеке росомаха уткнулась хищной мордой в лишайник, да так и замерла на месте, испустив последний выдох. Даже тундровый гнус, казалось, комьями начал осыпаться на вязкую поверхность болота, словно хлопьями снега покрыв километровый радиус действия губительного газа. Воздух спрессовался, сгустился. Всё замерло. Ни звука, ни шелеста, ни шороха, ни ветра. Путешественники так и остались лежать в нелепых позах, не подавая абсолютно никаких признаков жизни.
№ 21.
Дальше было совсем непонятное.
Они пролежали так без движения около минуты, когда к ним по воздуху «подплыл» неопознанный объект сферической формы, раздулся, обволок их, вобрал в себя, и сгинул в пространстве, издав на прощание негромкий хлопок. На всё про всё ушло не более десяти секунд. Шар испарился так же быстро, как и появился. Газовые образования постепенно растворились в воздухе, а затем и вообще исчезли, уступив место чистому живительному озону. Птицы вспорхнули на ветки, мошкара тучками поднялась над болотом, росомаха рыскнула дальше, а песцы, вскочив на лапы, даже не заметили своего непонятного состояния. Природа возвратилась к жизни.
Шар в мгновение ока перенёс путешественников на несколько десятков километров вперёд и исторгнул из себя близ сторожки оленеводов, где прежде до них побывал их коллега Коржин. Освободившись от «пассажиров», объект покачался в воздухе, просканировал лучами местность и, издав хлопок, исчез в пространстве как лопнувший мыльный пузырь. Всё затихло.
…Первым пришёл в себя Андрей. Увидев своего начальника в нелепой позе, распластанным на сырой земле, он тут же подполз к нему, схватив за воротник куртки. Раевский вздохнул, открыл глаза. Взгляд его, поначалу бессмысленный, обвёл местность и вернулся к своему напарнику. Теперь оба сидели, оглядываясь по сторонам.
– Ты что-нибудь понимаешь? – хрипло, как после простуды спросил начальник станции. В голове что-то шумело, а конечности казались невесомыми.
– Только то, что нас каким-то образом перебросило в иную местность. Мы что, были в обмороке?
-- Похоже на то, – опираясь на плечо друга и поднимаясь, констатировал профессор.
– Оба? Одновременно?
– Видимо, нас на болоте обволокло какими-то неизвестными испарениями и, надышавшись ими, мы одновременно отключились. Смотри… – он указал рукой на видневшуюся среди деревьев ветхую хижину. – Нас взяло и перенесло за несколько десятков километров от кратера, пока мы были без сознания. Вопрос только, для чего и зачем? Часы ни у тебя, ни у меня не работают. Факт? Возможно, и Коржин подобным образом перемещался в пространстве, а мы с тобой как раз и посетили этот пресловутый «мост Эйнштейна-Розена», о котором я тебе рассказывал. Точнее, не мы его посетили, а он нас. Нас в мгновение ока перенесло в другую точку тундры. Этот пустынный край с вечной мерзлотой славится своими побегами заключённых.
Андрей присмотрелся к едва заметному строению.
– Ночевать всё равно где-то придётся. Рюкзаки наши остались на болоте. Так отчего и не в этой сторожке? Следов человека пока не наблюдается, – он осмотрел лишайник под ногами. – Может, рискнём? Всё же, какая-никакая, а крыша над головой. От этого проклятого гнуса убережёмся на ночь.
Всё было тихо, умиротворённо. Рядом на ветках прыгали полярные белки, у порога расположилась брошенная кормушка для оленей. Можно было смело заходить.
Спустя несколько минут оба приятеля расположились внутри сторожки, оставив дверь раскрытой настежь, чтобы проветрить помещение. Пахло плесенью и нестерпимо гнилью. Плита была покрыта изнутри недавней сажей, значит, ею кто-то пользовался. Ни лыж, ни обуви, ни верхней одежды. Зато дрова в углу, приготовленные для следующих путников. Всё как полагается. Кто-то ночевал, оставил запас дров и несколько спичек для растопки.
Проснувшись поутру и вскипятив чайник, они слегка перекусили, затем, покидая уже вполне гостеприимную сторожку, Сергей Борисович, внезапно что-то вспомнив, подошёл к тумбочке, выдвинул ящик и положил внутрь газету, которую прихватил с собой.
– А оставлю-ка я её здесь: авось кто-нибудь и почитает после нас. Такие же, забредшие сюда бедолаги.
– Лишь бы не зеки… – кивнул, выходя Андрей.
…Это была та самая газета, которую впоследствии найдёт егерь Коржин. Но это будет позже, совсем в ином измерении. Совсем в иной альтернативной реальности. Парадокс Эйнштейна-Розена тому и есть доказательство.
Покинув хижину, они направились в сторону озера на северо-восток, поскольку карта этого участка тундры осталась в одном из рюкзаков, теперь они ориентировались лишь по природным приметам. Три часа назад они уже останавливались на небольшой привал: выпили по кружке горячего кофе из термоса, затем снова пошли. Развели костёр и сварили кашу из той крупы, что нашли в сторожке.
В это время в карьере изыскателей…
№ 22.
…а, точнее, ещё ранее, по всему периметру лагеря… лежали одни мертвецы.
Вповалку.
Десятками.
С перерезанными горлами или убитые в упор из ружей.
