Автор неизвестен - Торикаэбая моногатари, или Путаница

Вакагими провожала Химэгими испуганным взглядом — в его поступи появилось что-то необычное.

Отпуская своих телохранителей и приближенных, Химэгими сказал:

— Сегодня я остаюсь на ночное дежурство в Сверкающем павильоне. Утром будьте здесь с экипажем.

К этому времени Сайсё уже переоделся и поджидал Химэгими у северного поста в легком запряженном волом экипаже, в каком путешествуют люди незнатные. Химэгими незаметно вышел к нему. Будто во сне, он сел в экипаж, и они отправились в Удзи. По дороге Химэгими одолевали мрачные мысли. Ясная луна красиво освещала дорогу. Когда они достигли гор в Кохата, где уже некому было удивляться необычным путникам, Химэгими достал флейту. Он привык к ней с детства, и только эту флейту он взял с собой. Вряд ли ему доведется теперь играть на ней. И эта горечь присоединилась к другим его потерям. Всю свою тоску вложил Химэгими в игру — звуки были несказанно прекрасны. Сайсё же, отбивая такт веером, пел.

Место, куда они приехали, оказалось чудесным — ведь Сайсё сам выбрал его. Внутреннее убранство дома было тоже прелестным. Чтобы Химэгими не осталась без помощи, Сайсё отправил туда двух дочерей своей кормилицы и еще несколько совсем молоденьких девушек, которые вряд ли отдавали себе отчет в том, что происходит. Они уже были на месте и ожидали прибытия Химэгими.

Перед тем, как выйти из экипажа, Химэгими с горечью подумал: «Что меня здесь ждет? Нет, не хочу!» — но дороги назад уже не было, заполучивший его наконец Сайсё не позволит ему вернуться. Химэгими провел ночь в печали.

Рано утром Химэгими подняла решетки и огляделась. Она выглянула наружу — все было таким незнакомым. Мечты Сайсё сбылись — он был очень доволен и велел, чтобы Химэгими вымыли голову и распустили волосы. Он оглядел ее густые и короткие — как у монахини — волосы. Ей выщипали брови и начернили, как это принято среди женщин, зубы. Теперь она выглядела еще более благоуханной, чем прежде. Увидев, как она необыкновенно хороша, Сайсё очень обрадовался, влюблено подумав, что его усилия того стоили. Химэгими же по-прежнему только и думала: «Что со мной будет? Жизнь взаперти будет скучна!» — ей было так горько, что она даже не встала с постели. Сайсё расстроился:

— То, что произошло — так естественно. Неужели тебе кажется, что твой прежний облик отвечает твоей природе? Тебе хотелось свободы и сколько угодно общаться с людьми, вот ты и сделалась мужчиной. Может, это тебе и вправду нравилось, но невозможно жить, выдавая себя не за того, кто ты есть на самом деле. Сейчас ты кажешься себе странной, но ведь ты рождена женщиной, пройдет совсем немного времени и ты привыкнешь. И когда твой отец узнает обо всем, он не найдет в том ничего предосудительного.

Химэгими стало неловко, потому что в его словах была заключена правда. «Если я стану обыкновенной, пусть и не такой, как раньше, пока я жива, я смогу встречаться со всеми», — подумала она и успокоилась. На ее короткие волосы было жалко смотреть, однако среди снадобий, которые ей дал принц Ёсино, было и такое, от которого волосы вырастали за ночь на целую ладонь. Она достала его, решив, что настало время и для него. Каждый день она мыла голову и втирала лекарство. Спрятав Химэгими, Сайсё посвятил себя заботам о столь дорогой и любимой женщине, но сама она пребывала в тоске и украдкой плакала. Так незаметно шли дни.

А что происходило в столице? Тем самым утром, как то и было приказано, для Химэгими подали экипаж, но его самого нигде не было. «Господин отпустил нас ночью «, — оправдывались слуги. Химэгими стали искать, но найти не могли.

Сначала подумали, что он уединился всего на несколько дней, как делал обыкновенно каждый месяц, однако в доме кормилицы его тоже не оказалось. Тогда вспомнили, что и раньше он, бывало, скрывался у принца Ёсино и отсутствовал дней по десять, но вот минуло уже и десять дней, а его все не было, да к тому же и все его люди были на месте. Один из тех, кто обыкновенно сопровождал его, сказал:

— Он действительно был в гостях у принца Ёсино в начале месяца, но пробыл там всего два или три дня.

И представить себе невозможно, как все беспокоились.

Отец думал: «Он с такой печалью рассуждал об этом мире, и, должно быть, переживал из-за того, что не похож на других. И все же он так высоко поднялся, что без особой причины не должен был отвернуться от мира. Так мне по крайней мере казалось. Но начиная с прошлой зимы, он временами выглядел очень странным. Так отчего же я ничего не заподозрил!» Нечего и говорить, как плакал и горевал Садайдзин. Химэгими преуспел во многом, он был выдающимся человеком, и когда отец видел его, он забывал обо всем, обо всех своих прошлых горестях — так радовался он встречам с Химэгими. Эти мысли не оставляли Садайдзина, он словно лишился рассудка и потерял всякий интерес к жизни.

В доме Садайдзина стоял переполох, никто не мог понять, что же случилось с Химэгими. Все вспоминали его несравненный облик и недоумевали. Шли дни, но никто так и не слышал о том, чтобы в какой-нибудь глуши кто-то принял постриг. Не было никого, кто бы не грустил и не волновался о Химэгими. И сам нынешний государь, и его предшественник, с печалью думали о том, что исчез светоч, делавший жизнь краше, оба они полагали, что у него не было причин уходить от мира. Поднебесная будто гудела: в горах и в храмах возглашались молитвы и читались сутры. И в государственных храмах, и в частных домах молились о том, чтобы он вернулся не сменив своего облика на монашеский, все надеялись, что мольбы возымеют действие, самые разные толки наполнили мир, однако никаких известий не поступало. Тот, кто хоть одним глазком видел раньше этого выдающегося человека, страдал и печалился, его искали в горах и долинах, но солнце, которое должно освещать этот мир, сокрылось в облаках, настала тьма, дороги было не разобрать.

Удайдзина терзали противоречивые чувства. Ённокими вспомнила, что, расставаясь с ней, Химэгими говорил о своем уходе из мира, она упала на пол и исходила слезами. Удайдзин переживал за Химэгими не меньше его отца, но в то же время в нем копилась обида: Химэгими не слишком любит Ённокими — ведь он оставил маленькую дочь и ее беременную мать в полной растерянности. Удайдзин плакал не переставая. Это странное и непонятное исчезновение вызвало множество пересудов. «Сайсё ухаживает за Ённокими, а Советник такой чувствительный и щепетильный, что не выдержал и скрылся». «Дочь Ённокими не иначе, как от Сайсё».

Эти слухи дошли и до Садайдзина, и он подумал, что эти подозрения, должно быть, имеют под собой основания. Кто-то разгадал его тайну, а ведь Химэгими очень умный и тонкий человек, вот он и не смог остаться в обществе и скрылся — расстроился Садайдзин. Химэгими скрылся тайно, никому ничего не сказав — утопая в слезах, думал отец.

Удайдзин никак не мог взять в толк, что же все-таки происходит, и отправился к Садайдзину. Глядя ему в глаза, Удайдзин делился своими сердечными горестями, говоря, что любовь Советника оказалась мелкой, и потому он оставил его дочь. Садайдзин был весьма задет упреками Удайдзина и, несмотря на свой житейский опыт, здравый смысл изменил ему и он повел себя не так, как подобает знатному человеку — он слово в слово поведал Удайдзину то, о чем говорили люди:

— Поначалу он думал, что Ённокими достойна уважения и другой такой нет, и заботился о ней. Но в последнее время она часто огорчала его, полагаю, в этом и заключена причина того, что случилось.

Услышав такие речи, Удайдзин перестал плакать — настолько изумили его эти неожиданные и необычайные сведения. Пребывая в смущении от визита, он вернулся домой и поделился с женой полученными известиями. Разумеется, она была тоже поражена.

«Родители заботятся только о младшей дочери, а других считают хуже нее», — злословили кормилицы старших дочерей Удайдзина. Прослышав об этом деле, они решили отомстить Ённокими, изложив в подробностях все обстоятельства, они оставили записку в таком месте, где Удайдзин должен был непременно заметить ее.

«Господин Советник ушел, поскольку не мог больше терпеть связи жены с Сайсё. Девочка — дочь Сайсё. Поначалу господин Советник был очень обрадован, считая, что это его ребенок, но внешность дочери не оставляет никаких сомнений, кто отец. Господин Советник заподозрил неладное и застал господина Сайсё в постели с госпожой Ённокими уже в седьмую ночь после родов».

Жена Удайдзина обнаружила записку и показала ему. Со стыдом Удайдзин разглядывал девочку — никаких сомнений быть не могло, это дочь Сайсё. Удайдзин терпеть не мог обмана, он был до крайности огорчен и рассержен. Скорый на расправу, он решил отречься от дочери и больше о ней не заботиться.

— Это отвратительно! Ты не должна больше оставаться в моем доме. При сложившихся обстоятельствах не смею увещевать тебя, равно как и заботиться о тебе. Что скажут люди? Что подумает Садайдзин? Пусть даже Советник и принял монашество, ему все равно все станет известно. Какой позор! Так пусть он хоть знает, что я сожалею о случившемся, — сказал Удайдзин и вышел, не взглянув на Ённокими.