Сказки и легенды - Иоганн Карл Август Музеус
Пастор истово перекрестился, услышав о таком чудесном приключении, и в то же время очень обрадовался счастью бедной женщины и, двигая на макушке свою шапочку, стал придумывать, что бы ей посоветовать. Как бы ей без шума и не привлекая ничьего внимания спокойно пользоваться своим богатством и не допустить, чтобы зажимистый Стефан завладел им. Наконец, после долгого раздумья, он промолвил:
— Послушай, дочь моя, доброго совета: взвесь золото и отдай мне на хранение. Затем я пошлю тебе письмо, написанное по-итальянски, якобы от твоего брата. Он будто уехал несколько лет тому назад в чужие края, поступил на службу к венецианцам и на их судне уплыл в Индию. Там он и умер, отказав по завещанию все свое состояние тебе, с условием, что душеприказчиком будет приходский священник, дабы все досталось только тебе, и никому другому. Я не требую за это ни вознаграждения, ни признательности. Обещай лишь преподнести святой церкви в благодарность за счастье, ниспосланное тебе небом, богатое облачение в ризницу.
Этот совет пришелся Ильзе весьма по вкусу, и она обещала пастырю купить облачение. Он добросовестно взвесил в ее присутствии золото, все до единой драхмы, и положил в церковную казну. Женщина ушла от него повеселевшая и довольная.
Рюбецаль был таким же защитником женщин, как добрый деревенский пастырь, с тою только разницей, что последний уважал весь женский род вообще, ибо, как он говорил, к нему принадлежала пречистая дева, и относился ко всем женщинам одинаково, не оказывая предпочтения ни одной, дабы клеветнические языки не могли бросить тень на его доброе имя. Рюбецаль же, напротив, ненавидел весь женский род из-за одной девушки, которая перехитрила его. Но иногда воспоминание о ней приводило его в благодушное настроение, и он брал под защиту какую-нибудь одну и оказывал ей помощь. Насколько отважная крестьянка своим образом мыслей и поведением завоевала его расположение, настолько он был зол на грубого Стефана и загорелся желанием отомстить ему за славную женщину и разыграть с ним шутку, да такую, чтоб напугать его до смерти. Гном намеревался таким образом усмирить мужа и сделать покорным жене, чтобы та вертела им, как хотела. Для этой цели он оседлал быстрый утренний ветер и помчался через горы и долины, высматривая, как дозорный, на всех перекрестках и дорогах, ведущих из Богемии, путника с грузом на спине и, заметив такового, нагонял его и пронзительным взглядом таможенного чиновника осматривал ношу. К счастью, в этих местах не проходил ни один торговец стеклом, не то пришлось бы ему претерпеть насмешки и понести убытки, без всякой надежды на возмещение, будь он даже не тем, кого искал Рюбецаль.
При столь тщательном наблюдении тяжело нагруженный Стефан, разумеется, не мог ускользнуть от него. Под вечер на дороге показался здоровый, бодрый человек с большим коробом на спине. При каждом его шаге, твердом и уверенном, позванивала поклажа. Завидев его издали, Рюбецаль обрадовался, что теперь-то он натешится своей жертвой.
С трудом переводя дух, Стефан поднялся уже высоко в гору: оставалось преодолеть последний подъем, а там начнется спуск к родной деревне, почему он и торопился. Но гора была крута, а груз тяжел. Не раз пришлось Стефану останавливаться и, подставив узловатую палку под короб, чтобы облегчить ношу, вытирать катившиеся по лбу крупные капли пота. Напрягая последние силы, он достиг наконец гребня горы, а отсюда премилая тропинка вела вниз. На полдороге лежала спиленная сосна, а рядом стоял пень, прямой, как свеча, и сверху гладкий, будто стол. Вокруг зеленели травы, щавель и дикий лен. Этот уголок показался утомленному Стефану таким манящим, а место для отдыха таким удобным, это он недолго думая снял со спины увесистый короб, поставил на пень, а сам растянулся в тени на мягкой траве. Здесь он предался размышлениям, сколько чистого барыша принесет на этот раз товар, и, все точно рассчитав, пришел к выводу, что ежели из этих денег ничего не даст в дом, о питании же и одежде предоставит позаботиться прилежным рукам жены, то денег хватит, как раз чтобы купить на рынке в Шмидеберге осла для перевозки товара. Мысль о том, как он навьючит груз на серого, а, сам будет спокойно шагать рядом, сейчас, когда его плечи были стерты до крови, так ободрила его, что он, естественно, увлекшись такой радостной перспективой, пошел в своих мечтах дальше.
«Будет осел, — раздумывал он, — без труда обменяю его на лошадь, а будет в стойле лошадь, найдется и клочок земли, чтобы посеять для нее овса. Один клочок легко превратить в два, два — в четыре, а со временем в целую гуфу и, наконец, в крестьянскую усадьбу. И уж тогда куплю Ильзе новое платье».
В своих мечтах он зашел уже так же далеко, как герцог Михель или смазливая молочница[34]. Но тут Рюбецаль закрутил вокруг пня такой вихрь, что короб со стеклом опрокинулся, и весь хрупкий товар разбился вдребезги. Словно удар грома поразил бедного Стефана в самое сердце. В ту же минуту вдали послышался громкий хохот, а может, то было эхо, повторившее звон разбитого стекла. Но хохот показался Стефану злорадным, а невероятной силы ураган — неестественным. Он осмотрелся и, увидев, что пень и дерево исчезли, легко догадался, кто виновник его несчастья.
— О Рюбецаль! — сетовал он. — Как ты жесток! Что я сделал тебе, за что ты отнял у меня мой скудный заработок, добытый кровью и потом? Ах, теперь я — пропащий человек на всю жизнь!
Стефана охватил бешеный гнев, и он, желая больнее оскорбить горного духа, стал осыпать его отборной руганью.
— Негодяй, — кричал он, — приди и задуши меня, раз ты отнял у меня все!
В этот миг жизнь в самом деле была ему не дороже разбитого стекла. Рюбецаля же и след простыл. Чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, разоренный Стефан собрал осколки, в надежде получить за них на стекольном заводе хотя бы несколько штук мелкого стекла, чтобы начать торговлю заново. В глубоком раздумье, как судовладелец, судно которого со всем живым и мертвым грузом поглотил прожорливый океан, побрел он под гору. Тяжелые мысли одолевали его, но он уже строил новые планы, как покрыть убыток и возобновить торговлю. Гут он вспомнил о козах жены в хлеву. Но она любила их, наверное, не меньше своих детей, и он знал, что добром ему не заполучить их. Тогда он придумал такую уловку: не говорить жене о своей потере и прийти домой не днем, а
