Возвращение Безумного Бога 4 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок
Вафелька, с ее непосредственностью и добродушием, что-то увлеченно рассказывала Волкову, размахивая своими огромными руками. Тот слушал ее с искренним интересом, время от времени задавая вопросы.
— А еще я умею вот так! — воскликнула Вафелька и, взяв со стола вилку, с легкостью завязала ее бантиком, словно это была проволока.
Волков изумленно покачал головой.
— Ты даже не применяла духовную силу… Такая сила в этих руках… Но ты ведь используешь ее только для добрых дел, верно?
Он общался с ней как с ребенком. Впрочем Вафелька по сути и была большим ребенком. Вафелька энергично закивала.
— Конечно! Папа говорил нам, что сила дана Одаренным для борьбы с порождениями Бездны… ну то есть с Аномалиями. Я бы никогда не стала обижать кого-то просто так.
— Твой папа — мудрый человек, — сказал Волков, бросив на меня быстрый взгляд, — Вам повезло с ним.
Сахаринка улыбнулась.
— Это точно. Он лучший папа на свете. Хотя иногда и бывает слишком строгим.
Они рассмеялись, и я почувствовал, как теплая волна нежности разливается в моей груди. Приятно было видеть, как мои дочери находят общий язык с людьми, которые еще недавно относились к ним с подозрением и страхом.
Перчинка тоже присоединилась к их разговору. Я заметил, что она вела себя с Волковым на удивление мило и дружелюбно, словно забыв о том, как он сильно ранил ее совсем недавно.
В какой-то момент Волков, вздохнув, произнес:
— Перчинка, я хотел извиниться перед тобой. За то, что напал на тебя тогда, в лесу. Прости меня.
Перчинка мягко улыбнулась и ответила:
— Я принимаю твои извинения, Игорь. Мы все совершаем ошибки. Главное — уметь признавать их и исправлять.
Волков кивнул, на его лице отразилось облегчение.
— Спасибо. Я многое переосмыслил за последнее время…
Я невольно улыбнулся, глядя на эту сцену.
Громов, проследив за моим взглядом, тоже усмехнулся.
— Кажется, наш Игорь наконец-то прозрел, — заметил он, — Лучше поздно, чем никогда.
— Да уж… — согласился я, — Иногда нужно пройти через ад, чтобы увидеть истину.
— Думаете, он действительно изменился? — спросил Лебедев, — Или это временное помутнение?
Я пожал плечами.
— Время покажет.
Я еще раз окинул взглядом всю нашу разношерстную компанию, собравшуюся за столом. Перчинка, Сахаринка, Вафелька, Громов, Лебедев, Волков… Каждый из них привнес что-то свое в общее дело. Каждый сыграл свою роль.
Громов, словно подслушав мои мысли, поднял стакан с чаем и произнес:
— За нас. За тех, кто заглянул в бездну и не дрогнул.
Все дружно подняли свои стаканы, присоединяясь к тосту. Даже Волков, еще недавно сторонившийся мирмеций, теперь чокался с ними, как с равными.
Я тоже поднял свой стакан, чувствуя прилив гордости за свою необычную команду.
— За нас, — повторил я, — И за будущее нашего мира.
После того, как мы допили чай, разговор продолжился в непринужденной атмосфере. Громов рассказывал забавные истории из своей практики борьбы с Аномалиями, Волков с интересом расспрашивал мирмеций об их жизни и способностях. Лебедев время от времени вставлял комментарии, демонстрируя свои обширные познания в самых разных областях.
— Парни, а помните тот случай с летающими рыбами в Приозерске? — смеялся Громов, откинувшись на спинку стула, — Вот уж где мы намучились! Быстрые, заразы, были…
— Ха-ха, да, было дело, — рассмеялся Лебедев, почему-то потирая плечо, — Эти острые зубы мне до сих пор по ночам снятся…
— Летающие рыбы? — удивленно переспросила Вафелька, — Разве такое бывает?
— В нашем мире, милая, бывает все что угодно, — ответил Громов, — Особенно когда Аномалии шалят. Представь себе целую стаю карпов, летающих по городу словно птицы. И каждый размером с хорошую собаку!
Все рассмеялись, представив эту картину. Даже обычно серьезный Волков не смог сдержать улыбку.
— А вы, Игорь Александрович, — обратилась к нему Сахаринка, — наверняка тоже много интересного повидали за годы службы?
Волков на мгновение задумался, потом кивнул:
— Всякое бывало. Но знаете, что я понял за эти годы? Самое страшное — это не монстры или Аномалии. Самое страшное — это люди, потерявшие человечность.
В комнате повисла тишина. Все понимали, о чем говорит Волков. О тех, кто готов предать, убить, пойти на что угодно ради собственной выгоды.
Внезапно Сахаринка закашлялась и побледнела. Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле.
— Что с тобой? — встревоженно спросил я, подходя к дочери.
Лебедев тоже поднялся со своего места.
— Позвольте мне взглянуть, — сказал он, доставая из кармана какой-то прибор, — Возможно, это просто аллергическая реакция.
Но не успел он подойти к Сахаринке, как Громов тоже схватился за горло, хрипя и задыхаясь. Волков побледнел и начал оседать на стул.
— Что происходит? — в панике воскликнула Вафелька, но через мгновение и ее огромное тело начало содрогаться в конвульсиях.
Я попытался прочитать заклинание исцеления, но слова застревали в горле, а пальцы не слушались, отказываясь складываться в нужные печати. Магия словно покинула меня, оставив полностью беспомощным.
— Держитесь! — крикнул я, пытаясь сконцентрироваться, — Сейчас я… сейчас… я что-нибудь…
Но мой голос звучал все слабее, а в глазах темнело. Я чувствовал, как неведомая сила подтачивает мою волю, лишает сил.
Перчинка упала на пол, потеряв сознание. За ней последовали остальные. Даже могучая Вафелька не устояла и рухнула, заставив подпрыгнуть столы и стулья вокруг нас.
Я чувствовал, как слабость разливается по телу. Ноги подкосились, и я рухнул на колени, опираясь руками о пол. Голова кружилась, в глазах темнело. Я пытался бороться с наступающим беспамятством, но это было все равно что плыть против мощного течения.
«Что происходит?» — билась в голове отчаянная мысль, — «Почему магия не действует? Почему я не могу…»
Сквозь шум в ушах я услышал чьи-то шаги. С трудом подняв голову, я увидел… Лебедева! Он стоял над нами, совершенно спокойный и невозмутимый. На его лице читалось лишь любопытство, словно он наблюдал за интересным экспериментом.
— Удивительно, — произнес он, глядя на меня, — Вы демонстрируете поразительную стойкость, княжич. Любой другой уже давно потерял бы сознание. Даже для Одаренного ваша сопротивляемость зелью просто феноменальна.
— Зелью? — прохрипел я, с трудом
