Совок – 11 - Вадим Агарев
Завершив своё единоречие, генерал обвёл взглядом присутствующих, ожидая от них возражений. Однако, возражений не последовало. Товарищ Игнатов сидел хмурый и сосредоточенный на каких-то своих мыслях. Мартынов бросал короткие и полные ненависти взгляды на милицейского обличителя. А оживший областной прокурор, по своему обыкновению, смотрел на Первого. Ожидая, когда тот сделает себе мнение об услышанном и торжественно явит его присутствующим. Как единственно верное и соответствующее линии партии.
Не дождавшись критических замечаний и каких-либо комментариев к своей версии, начальник УВД приподнялся над стулом, протянул руку и забрал с мельхиорового подноса бутылку «Боржоми», и стакан. Стакан был обычный поездной, без шестнадцати мухинских граней. Но и без подстаканника. На столе у Первого стояла точно такая же бутылка, но стакан был хрустальный.
Поймав на себе полные благоговейного ужаса взгляды Фролова и Мартынова, генерал Данков внезапно осознал, насколько это восхитительно быть лейтенантом Корнеевым. Он с удовольствием глотал щиплющую нёбо минеральную воду и внутренне ухмылялся. Ухмылялся он, осознавая, что еще вчера не решился бы без предложения Первого секретаря обкома взять с его стола эту бутылку. А, если бы тот и предложил, то он, Данков, скорее всего, вежливо бы отказался. И вовсе не потому, что не хочет пить или не любит «Боржоми».
— Что скажете, полковник? — непривычным скрипучим голосом Игнатов обратился к руководящему товарищу из УКГБ, — Я жду ваших объяснений! Но только уж извольте без воды и пустой болтовни! Очень надеюсь, что у вас есть весомые аргументы, чтобы мотивированно опровергнуть предположения Владимира Алексеевича! Повторяю, я очень на это надеюсь!
Еще совсем недавно присевший с разрешения Игнатова на свой стул чекист, снова вскочил на ноги.
Минуты три он неубедительно доказывал чудовищную вздорность милицейского пасквиля. Ссылаясь на жесткий кадровый отбор новобранцев в феликсово племя. А так же уверяя партийного лидера в наличии самых превосходных характеристик на капитана Зубкова и старлея Григорьева в их личных делах. Зайдя на второй круг восхваления покойников, полковник Мартынов начал выдыхаться.
— Я вас понял, садитесь! — прервал хвалебные эпитафии двум летальным самовольщикам Первый секретарь, — Я же вас просил только по существу и только мотивированно! Должен вам сказать, полковник, что вы меня не убедили!
Своё неудовольствие товарищ Игнатов высказал чекисту, а посмотрел при этих словах почему-то на милиционера Данкова. Без злобы посмотрел, но и без особой доброжелательности. Из чего можно было бы сделать вывод, что ответственности за свою тревогу и ожидание неприятностей от жизни, он с руководства УВД не снимает.
— В любом случае, товарищ Первый секретарь, доказать преступный умысел Зубкова и Григорьева не представляется возможным! Уверяю вас, никто и никогда не сможет доказать, что они собирались изъять у этих евреев ценности! — от отчаянности своего положения, гэбэшный полкан решился на последнюю ставку и выбросил на обкомовский стол свой единственный и, надо признать, дурно пахнущий козырь.
Игнатов брезгливо поморщился и по-прежнему неприветливо развернулся к милицейскому генералу.
— Что скажете, Владимир Алексеевич? — холодно полюбопытствовал он, устало откинувшись на спинку кресла. — Настолько ли бездоказательны ваши предположения относительно подчинённых товарища Мартынова, как он нас заверяет? Сидите! — прервал Игнатов попытку Данкова встать для ответа.
— Прошу меня извинить, Евгений Фёдорович, но я вынужден огорчить полковника! — не отводя глаз от белокаменного бюста Владимира Ильича Бланка, флегматично принялся выражать свою точку зрения сыскарь в лампасах.
— Я практически всю жизнь в розыске проработал и, если бы мне поручили, то причастность Зубкова и Григорьева к покушению на разбой, и на убийство четырёх человек, доказать смог бы. Разумеется, если они имели на это умысел, — поторопился добавить милицейский генерал, заметив, как недобро возбудились после его слов все трое присутствующих, — Но что-то мне подсказывает, что капитан и старший лейтенант именно это и замышляли!
— Ложь! Это чудовищная клевета! — истошно взвизгнул исполняющий обязанности главного областного чекиста, — Бесчестно оскорблять память погибших офицеров такими омерзительными и беспочвенными обвинениями! Неудивительно, что вы, товарищ генерал решили облить грязью моих сотрудников! Я не удивлюсь, если выяснится, что Зубкова и Григорьева убил ваш подчинённый! Этот ваш неуправляемый Корнеев! Не боитесь, генерал, что москвичи его размотают?
На всё недолгое время, пока Мартынов выкрикивал милицейскому генералу свои претензии, он выглядел вполне себе искренне возмущенным. Но, как минимум, двое из троих, находившихся в этом кабинете, понимали цену этой искренности. Это был всего лишь всплеск отчаянной смелости. Порождённый волной животного страха. Стихийной и неконтролируемой волной непреодолимого ужаса, которая накрыла вконец расстроенного и потерявшего самообладание, человека. Нет, не созрел еще полковник Мартынов для самостоятельного руководства областным подразделением КГБ. И для вышитых зигзагами погон он тоже еще был не готов.
— Для изобличения покойников много не надо, — не обращая уже никакого внимания на поникшего после эмоциональной вспышки чекиста, взялся за пояснения Данков, — Всего-то и надо, что проверить наличие алиби этих капитана и старшего лейтенанта на некоторые даты. И совместить их прошлые отсутствия на службе. Отгулы, выходные и прочие дни, когда их никто не видел на работе.
— С чем совместить? — нетерпеливо воскликнул начавший проявлять профессионализм государственный советник юстиции третьего класса.
— С теми датами, когда пропадали евреи, отъезжающие из нашего города на постоянное место жительства в Израиль, — невозмутимо ответил милицейский генерал. — Я за всё время, пока на этой должности, помню три таких эпизода. Семья Фарберов и Шапиро еще, кажется. Третьей фамилии не помню. Кто-то из них выехал в аэропорт и там не появился. Одиночка. А две семьи были убиты в поезде. И тоже где-то посредине дороги, хотя тут я могу ошибаться.
Поймав странный взгляд товарища Игнатова, который был обращен мимо него, генерал обернулся налево. И увидел, как полковник судорожно рвёт на шее ворот своей форменной зелёной рубашки.
Глава 8
К предоставленной Данилиным машине из дверей райотдела я вышел двадцать минут третьего. В соответствии со строгим указанием начальника следственного отделения. Водитель Жора со мной поздоровался и повернул ключ в замке зажигания. Спрашивать меня о том, куда нам ехать, он не стал и я сделал вывод, что Данилин его уже проинструктировал относительно этой поездки.
К областному комитету партии мы подкатили минут через двадцать.
— Ждать не велено! — известил меня водитель Алексея Константиновича, перед тем, как я покинул автомобиль. — Назад сам добирайся!
Кто бы сомневался! Отмахнувшись от ненавязчивого сервиса, я неспешно направился
