Александр Бушков - Из ниоткуда в никуда
— Разберемся, посмотрим, — ответила за Яноша Грельфи, поднеся к самым глазам какой-то стеклянный шарик с вплавленными в него медными завитушками. — Кое-что интересное уже есть. Я вот думала, что ни единого «грозового шарика» на свете не осталось — а он вот он, в целости и сохранности...
— А для чего он? — спросил Сварог.
— А для пакостей, — ответила Грельфи. — Если закопать в полночь, и непременно березовой лопаткой, с неделю потом на несколько лиг вокруг будет бушевать жуткая гроза, с молниями, а то и с градобитием. И с ливнем, конечно. Нужно только знать слова. Я-то знаю, а вот молодое поколение забыло напрочь. А потом выкапываешь и используешь еще хоть сто раз, — она с уважением разглядывала шарик. — Хорошая старая работа, нынче так делать разучились, вымирает высокое колдовство, да и ведьмачество тоже...
— Ну, что ж, — подумав, сказал Сварог. — В принципе, вещь в хозяйстве нужная, мало ли где пригодится... Отец Алкес, я полагаю, к этой штуке отнесся бы крайне неодобрительно?
— А то как же, — сказала Грельфи. — У него, упрямца, позиция известная: черная там магия или белая, злая или просто никакая — а все равно нужно изничтожать все подряд в е щ и ч к и...
— Ну, мы ему не скажем... — рассеянно произнес Сварог. Подошел к столу, присмотрелся к разнообразным диковинным предметам, чье предназначение выглядело предельно загадочным. — Потрогать-то что-нибудь можно?
— Умнеешь и взрослеешь, светлый король, — одобрительно кивнула Грельфи. — А то раньше, помню, хватался за что попало, не подумав толком, и порой кончалось скверно... — она торопливо добавила, сурово косясь на молодых людей, занятых работой. — Я это не для того говорю, чтобы твой авторитет уронить в глазах подчиненных, просто хочу им самим лишний раз напомнить, что к иным штуковинам нужно подходить очень осторожненько, а то и вообще сразу в воду выкинуть, только непременно в текучую...
Янош отозвался не без подначки:
— Ну, в конце-то концов, все это упаковали и привезли без сюрпризов...
— Упаковать и привезти что угодно можно, — проворчала Грельфи. — А вот потом, ежели начать вертеть и дергать то, что дерганью и верченью поддается, может получиться грустно... У вас ко мне дело, светлый король, или просто по доброте душевной навестили убогую старушонку, никому уже на этом свете не нужную?
— Поговорить бы с глазу на глаз, — сказал Сварог.
— Всегда к вашим услугам, — она показала на уже знакомую Сварогу дверь. — Извольте в мой кабинет. Ага, мы теперь не хуже разных там прочих, кабинеты имеем... А вы, соколы мои, все аккуратно разворачивайте, только ничего не вертите... Как бы оно безобидно ни выглядело... Куда? — прикрикнула она на Элкона.
— Но ведь выглядит именно что безобидно, — сказал Элкон, пожимая плечами.
Янош добавил:
— И продавали эту штуку не саму по себе, а приложением к «Трактату о замысловатой оптике». И еще несколько вещиц.
— Дети малые... — проворчала Грельфи. — «Трактат о замысловатой оптике» с незапамятных времен числится в списке запрещенных книг, что на земле, что там, — она ткнула большим пальцем в потолок. Почему, представления не имею, зато в молодости знала человечка, которого за хранение этого самого трактата надолго за решетку отправили. Оптика, надо полагать, разная бывает...
Сварог присмотрелся. Штука эта, на его взгляд, выглядела вполне безобидно: на бронзовом стержне одна над другой разместились штук восемь выпуклых линз в бронзовой же оправе, на коротких ручках. Сразу видно, что ручки можно вертеть вокруг стержня — и всякая линза своего цвета, густонасыщенного: синий, фиолетовый, зеленый... Ни одного простого стеклышка. Сначала он подумал, что они подобраны по цветам спектра, согласно облегчающей жизнь студиозусам поговорке-подсказке «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан» — нет, совершенно в другом порядке расположены...
— И вообще, — сказала Грельфи. — «Трактат о замысловатой оптике»?.. Уж и не припомню с каких времен трудами разных там отцов Алкесов канул в совершеннейшую пропащность, на Таларе его никто и не видел, а на Сильване, значит, сохранился кое-где... Из-под полы брал, конечно?
— Ну да, — сказал Янош. — У «черного перекупщика».
— Следовало ожидать... — проворчала старуха. — Ладно, я пойду поговорю с его величеством, а вы тут, в сотый раз повторяю, не вертите ничего...
«Кабинет» у нее, конечно, был непритязательный — небольшая комнатушка со столом, двумя креслами и обшарпанным шкафчиком, из которого Грельфи проворно вытащила две серебряных стопки и бутылку «Кабаньей крови» лучшего сорта — коричневого стекла, с коротким фигурным горлышком и отлитым сбоку выпуклым силуэтом кабана. Любила старушенция себя потешить маленькими радостями жизни. И, как всегда, разливая по стопкам, проворчала:
— Не подумай, светлый король, не на казенные денежки куплено, а на собственное жалованье, коим, благодаря твоим милостям не обижена...
— Ну? — нетерпеливо спросил Сварог, едва стопки опустели. Два дня назад он дал ей прослушать запись разговора с Литтой — авось что-нибудь полезное да извлечет. Старуха с унылым видом пожевала губами.
— Нечем мне тебя порадовать, твое величество, — сказала она наконец. — По самой простой причине: ни магии, ни колдовства, я тебе точно скажу, там нет ни капельки. Одна техника, — протянула она с оттенком презрения. — Теперь, куда ни плюнь, одна техника, а в ней я не разбираюсь совершенно, куда мне. Одно интересное попалось — эти самые «хваталки». Знаешь, почему интересное? Да потому, что раньше, давным-давно, это была никакая не техника, а самое натуральное заклинание под названием «тихая воровашка». Не такое уж распространенное, но владели им многие. Стоило, правда, дорого — поскольку покупатели его использовали исключительно для своего каприза, а значит, готовы были раскошелиться. С таких и содрать не грех.
— Зачем? — спросил Сварог.
— А ты не догадываешься? — фыркнула Грельфи, проворно наполняя чарки. — Ну, вот представь: есть человек, у которого походка самая неподобающая: и сутулится он, и ноги волочит, пришаркивает, одним словом, неуклюжий и нескладный, как корова на крыше. А ежели это благородный господин, большой любитель прекрасного пола? Только дамы, его завидя, со смеху помирают и дают обидные клички. Вот идет он к колдуну — если знает, куда идти — платит хорошие денежки... Колдун в два счета выискивает подходящую персону: с великолепной осанкой, с красивой походкой, изящными движениями и все такое прочее... И к р а д е т это все. Собственно говоря, и не крадет вовсе, поскольку все это так и остается у и с п о л ь з о в а н н о г о, но и заказчик все то же самое получает. Ну, теперь совсем другой человек, дамы совсем иначе относятся... — она осушила свою чарку и захихикала, показав немногочисленные зубы. — Или, скажем, еще почище: нету у человека ни искусства, ни фантазии с дамами в постели обращаться замысловато и изобретательно, скучный он в постели, недовольны им дамы и продолжать знакомство не спешат... Снова берется колдун... Ясно?
— Да уж чего яснее, — сказал Сварог. — Берется какой-нибудь искусный дамский угодник и втихомолку «обворовывается».
— Ну да. Да мало ли для чего ту штуку можно было применить... И ведь сплошь и рядом не для злых дел. Но нашим «багряным» все едино: раз магия — гони, лови... В молодости знавала я двух человек, владевших «тихой воровашкой», у одного сама хотела научиться, но не успела, потому как обоих сгребли. С тех пор я даже и не слышала, чтобы кто-то умел... А теперь, выходит, для того же самого дела приспособили технику... — она хватила третью стопку и откровенно пригорюнилась. — Погубила эта техника наше ремесло... Почитай, на нет свела... — и она выразила свое отношение к техническому прогрессу парой фраз, способных завистливо разинуть рот драгунского вахмистра. — И еще кое-что... Вот что я тебе скажу, светлый король, со всей ответственностью: зря ты Янку запер в Хелльстаде. Никакие такие «хваталки» ей не грозят. Вам всем — да. Но только не е й. Головой клянусь, можешь ее оттуда смело выпускать. Потому что — Древний Ветер... Слышал про такую магию?
— Излагали мне крайне скупо, — сказал Сварог. — Потому что мало что про нее помнят.
— Это точно. Мало. Но кое-что помнят все же, — Грельфи значительно подняла палец: — Я тебе хоть головой, хоть чем угодно поклянусь: на того, кто владеет Древним Ветром, н и ч е г о не действует. Н и ч е г о, соображаешь? Ни магия, ни, прости за выражение, техника. Никакая. Почему так, я не знаю и никто не знает. Но — не действует. Так что можешь смело ее выпускать. Н и ч е г о на нее не подействует, будь этих «хваталок» или чего-то другого хоть сотня. Янка, правда, сама до сих пор плохо представляет, чем владеет, и умеет пользоваться лишь крохотной долей... но сути дела это не меняет. Коли уж она вся п р о н и з а н а Древним Ветром, в каждой капельке крови, в каждом волоске, в каждой той самой... не помню, как это называется по-ученому. В каждой частичке тела. И начни она всерьез осваивать все, что в ней заложено... Эх... — старуха помотала головой, не находя слов. — Вы бы все такое увидели... Только она не хочет. Ей и так хорошо. Пользуется иногда вершками, а с г о л о в о й уходить не хочет.
