Олесь Донченко - Школа над морем
- Ой, извини, пожалуйста! Я забыл, что в шестом классе этого еще не проходили. Эти направления изучают только в седьмом классе.
Он взял свои рукописи, поблагодарил Сaшкa со всей серьезностью, какая может быть свойственна только ученикам седьмого класса, пошел на урок.
Сначала Сашко был просто подавлен этими сложнейшими литературными направлениями, названия которых тяжело даже выговорить и которые проходят в седьмом классе. И только когда Чабанчук исчез, мальчик догадался, что семиклассник просто посмеялся над ним. Конечно, это был просто бессмысленный набор слов.
- Ну, подожди! - пообещал Сашко. - Я тебе этого не прощу. Посмеемся и над тобой; над задавакой !
Вскоре забрал свои стихи и другой семиклассник - сильный и неповоротливый парень, похожий на медведя. Он не болтал ни о каких направлениях, а коротко буркнул:
- Давай стихи!
Сашко ничего не понимал. Но скоро объяснилось и это. В одно прекрасное утро рядом с объявлением «Рассвета» появился большой плакат такого содержания:
Редакция «Рассвета» срочно созвала чрезвычайное собрание. Повестка дня была весьма краткой. В ней стоял только один вопрос: что делать, чтобы не подкачать и чтобы «Рассвет» был лучше, чем «Широкий путь».
Прения этого исторического, заседания к сожалению, не были записаны нигде, но они имели громадное значение, так как с этого времени издание журнала было поднято действительно на должную высоту.
Прежде всего решено было сделать «Рассвет» богато иллюстрированным журналом. Степа Музыченко, лучший художник в классе, взялся нарисовать обложку. Он работал над ней целых три дня, но обложка вышла и вправду замечательной.
Он изобразил двух учеников, идущих в школу. Вдали синее море. Над морем летают чайки, и где-то на горизонте белеет парус. Другой художник, Петя Чупрун, вместе с пионервожатым делали рисунки к тексту.
Следующим решением редколлегии было просить педагогов принять активное участие в журнале. Первой откликнулась на эту просьбу Евгения Самойловна. Она дала для журнала воспоминания о своем детстве. Это были очень хорошие и очень грустные воспоминания. Евгения Самойловна была дочкой шахтера и сильно бедствовала в детстве. В доме часто не бывало ни крошки хлеба. Но еще тяжелее пришлось маленькой девочке, когда отца за организацию забастовки забрала полиция. А учительницей Евгения Самойловна стала уже при советской власти.
Что же касается Василия Васильевича, то его и просить не нужно было. Он охотно написал для журнала коротенькую статью о планетах. Очень хвастались потом шестиклассники: в их журнале сотрудничает сам директор школы!
Сашко Чайка быстро придумал, как отплатить дерзкому насмешнику Чабанчуку. У «чемпиона по шахматам», как величал себя Чабанчук, он скромно попросил биографию Собакевича.
- Собакевича? Какого это Собакевича? - удивился Чабанчук.
- Известно, какого! - скромно ответил Сашко. - Того, что учил Лермонтова стихи писать. Поэта Собакевича.
- Собакевича? Поэта? - переспросил Чабанчук. - Что-то я того... Ага! Знаю! Знаю! Собакевич! Как же! Еще и портрет его видел в какой-то книжке.
Василий Васильевич говорит, - спокойно продолжал Сашко, - что в «Рассвете» надо поместить биографию этого поэта, учителя Лермонтова. Скоро сто лет со дня его смерти. Разве у вас еще не проходили его биографию?
- Не проходили? Конечно, проходили. Правильно, умер почти сто лет тому назад. У нас в седьмом классе это уже проходили. Но биографии его тебе дать не могу. Самому нужна для «Широкого пути».
Сашка душил смех.
Чабанчук немедленно отправился в школьную библиотеку. Следом за ним туда же поспешили товарищи Сашка, которым тот еще раньше рассказал о своей выдумке.
- Нет ли у вас биографии Собакевича - спросил Чабанчук.
- Какого Собакевича - удивился Лука Константинович, преподаватель литературы и библиотекарь.
- Ну, того, известного поэта, который еще учил - Лермонтова стихи писать.
Лука Константинович развел руками:
- Что ты выдумываешь Такого поэта и не было никогда! Собакевич – это известный персонаж из «Мертвых душ» Гоголя. Ты, значит, и Гоголя не читал?
Неудержимый смех раздался в эту минуту за спиной Чабанчука. Хохотали шестиклассники, а больше всех хохотал Сашко Чайка, тоже пришедший в это время в библиотеку.
Чабанчук понял все. Красный, и злой, он выскочил из комнаты. Не скоро забыли это происшествие школяры. Случай этот стал известен всей школе, и к фамилии Чабанчук ребята прибавили еще прозвище «Собакевич».
Время в школе шло весело и только Олег Башмачный, казалось, не интересовался школьной жизнью...
Уроки он отвечал вяло, товарищей сторонился, и все школьные дела, казалось, проплывали мимо него, ничем его не задевая и не волнуя.
Сегодня на большой перемене Башмачный увидел; как в физкультурном зале Омелько Нагорный что-то горячо шептал Степе Музыченко и Яше Дерезе. При приближении кого-нибудь из ребят Омелько сразу замолкал, как будто боялся, что кто-либо услышит его слова. Увидя Олега, Нагорный поманил его пальцем. Башмачный равнодушно махнул рукой и вышел в коридор.
- А что я тебе скажу! - крикнул ему вдогонку Омелько. – Очень интересно. Пожалеешь.
Но Башмачный даже не обернулся. Ему ничего не было интересно, кроме его мыслей: Он решил забраться на школьный чердак этим вечером. Он был уверен, что сегодня он непременно отыщет клад пана Капниста. Мальчик уже выработал подробнейший план похода и даже спрятал в надежном месте оружие – большой нож и молоток – на случай неожиданной встречи с незнакомцем.
Вечером; когда уже совсем стемнело, Олег вышел из дому. За поясом, под кожушком, у него был заткнут нож, а из кармана штанов торчала ручка молотка.
Входить через калитку Олег не захотел. Где вы видели, чтобы искатели кладов ходили по обыкновенным дорожкам? Олег перелез через забор. Черный школьный сад стоял молчаливый и казалось, за стволами старых яблонь прятал волосатых незнакомцев, решивших в этот вечер проследить за каждым шагом будущего капитана.
Согнувшись и озираясь по сторонам, Олег крался к большому двухэтажному зданию школы. Кругом пахли прелью влажные листья. Они шелестели; и их шум сливался с другими неясными шорохами и звуками. на полдороге мальчик остановился. Ноги его окаменели, сердце чуть-чуть не выпрыгнуло из груди: Олег увидел в нескольких шагах от себя чьи-то зеленые глаза. Они блеснули в кустах и погасли. Напрасный страх! Это была обыкновенная кошка.
Вот и школа. Окна высоки и черны. По каменным ступенькам мальчик поднялся на веранду. Когда-то пан Капнист пил здесь со своими друзьями вечерний чай. Густая стена дикого винограда со всех сторон окружала террасу. Олег стал на перила и приподнялся к окну. Сегодня на большой перемене мальчик незаметно открыл задвижку и оставил окно только прикрытым. Каково же было его удивление, когда он убедился, что сейчас обе рамы были распахнуты настежь! Было похоже, что по этой дороге кто-то уже проходил. И проходил, должно быть, совсем недавно, так как не успел даже прикрыть за собою окно.
Олег остановился, раздумывая, что же ему предпринять дальше: итти ли вперед, или отступать? Чьи руки открыли окно?
Луна поднималась все выше и выше. Вот она уже поднялась над садом, облив Олега своим серебряным, призрачным светом и заглянув украдкой в окна молчаливой школы. С моря рванул ветер, зашумел голыми ветками и вдруг стукнул раскрытым окном. Мальчик вздрогнул от этого неожиданного стука и в то же время почувствовал какой-то прилив бодрости. Так вот кто открыл окно! Ветер!
Олег храбро перелез через подоконник и очутился в большой комнате. Однако мальчик ошибся: окно открыл не ветер.
Комната, в которую попал Олег с веранды, была его родным шестым классом. Школьник знал хорошо, что класс не запирается никогда и двери его выходят в коридор. А из коридора уже знакомая дорога: на второй этаж мимо Кажановой комнаты, мимо каморки, прямо к крутой лестнице, ведущей на чердак. Олег нащупал за поясом нож и решительно зашагал по длинному коридору. Мимо комнаты Кажана Олег прошел так тихо, что тише, кажется, не могла бы прошмыгнуть и мышь. В окна светила луна.
Лунный свет такой спокойный и такой знакомый! Будто старый друг протягивает руки и на сердце у Олега делается все спокойней и спокойней, все больше и больше вырастает уверенность в себе и в своих действиях.
У лестницы Олег остановился. Прямо над ним чернел четырехугольник входа на чердак. Задрав голову, мальчик смотрел вверх, на это молчаливое отверстие. Сегодня оно не казалось Олегу страшным. Наоборот. Там, в этом четырехугольнике, светилось тоже бледное лунное сияние, и мальчик понял, что: луна светит и на чердаке (наверное, через маленькое оконце), и весьма вероятно, что карманный фонарик, захваченный Олегом из дому, будет сегодня не нужен. Олег огляделся и прислушался в последний раз. Тихо, даже в ушах звенит. Где-то внизу, должно быть в первом этаже, застрекотал сверчок, и его однообразный треск только усилил тишину, разлитую кругом. Наверное, Данилыч лежит сейчас у себя в постели и читает газету или пьет чай. Кажан... Кто знает, что делает Кажан? Он тоже, наверное, сидит в своей комнате.
