Вячеслав Коротин - Попаданец со шпагой-2
Вот ё-моё! Ну да ладно — обещал ведь.
Слегка потрынькав струнами, настраивая инструмент, судорожно вспоминал слова: наверняка ведь напутаю... Ну да ладно:
Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
Журбин, конечно, велик. Других песен на его музыку, я не знал. Но это...Ещё в юности, как только услышал — был покорён навсегда. Как красиво это звучало в «Эскадроне...»
Присутствующих, кстати, тоже проняло. Сам автор стихов смотрел на меня, образно выражаясь «квадратными глазами».
Романс лился легко и непринуждённо — настолько гармонично музыка сочеталась с текстом. И даже мой, далеко не самый оперный голос не смог испортить романс:
Прошла борьба моих страстей,
Порыв души моей мятежной,
И призрак пламенных ночей,
Неотразимый, неизбежный...
Ёлки-палки! — подумалось мне. — Это ведь как должна была любимая женщина или девушка «кинуть» блестящего гусара, чтобы он сложил такие строки!
Ох уж эти женщины!
И все тревоги милых дней,
И языка несвязный лепет,
И сердца судорожный трепет,
И смерть, и жизнь при встрече с ней.
Не, Давыдов явно не сильно преуспел в личной жизни — такие стихи нужно выстрадать. Только сейчас я это почувствовал.
Исчезло всё — покой желанный
У изголовия сидит.
Но каплет кровь ещё из раны
И грудь усталая болит...
Присутствующие дождались пока затихнет последнее дрожание струны, и только после этого зааплодировали.
— Прекрасно! Замечательно!! — улыбнулся мне подполковник. — Но ведь вы обещали спеть на мои стихи...
Не понял... Неужели это ещё не написано? Ну и палево! Вот и верь после такого кинематографу...
Я быстро соорудил изумление на своей физиономии:
— А это разве не ваши?
— Ни в коем случае. А с чего вы взяли, что мои?
— О Господи! Прошу меня простить, Денис Васильевич... Просто у меня не было никаких причин сомневаться, что именно из-под вашего пера... Ещё раз приношу свои самые искренние извинения!
— Извинения совершенно излишни, любезный Вадим Фёдорович. Я, право, даже польщён, что вы приписываете мне такой талант. Но стихи действительно не мои. К тому же у меня, благодаря Господу нашему, в жизни ещё не случалось ситуаций, позволяющих создать подобное, — лучисто улыбнулся гусар. — Если мне и обижаться, так это на то, что вы могли заподозрить меня в афронте на любовном фронте...
— Вы ко мне? — это он уже обратился к недавно зашедшему казаку.
А вот этот самый донец, на которого теперь обратил внимание и я, находился в совершенно невменяемом состоянии. Чисто только что получил по башке пыльным мешком из-за угла. Даже к стене привалился. И смотрел не на подполковника, а просто пожирал меня глазами...
Ни фига себе:"волшебная сила искусства"! Или...
Неужели тот самый Толик-Виверр, о котором рассказывал Горский? Вот уж воистину: средь шумного бала...
Хотя, всё за этот вариант: и казак, и песня на него произвела впечатление явно не моим мастерством исполнения, музыкой и текстом — ошарашен парень напрочь...
— Так вы ко мне? — уже слегка раздражённо повторил Давыдов.
— Так точно! — слегка встрепенулся мой предполагаемый «одновремянин». — Вам пакет, ваше высокоблагородие!
И протянул подполковнику засургученную бумагу.
— Благодарю! — гусар принял послание и не преминул его тут же распечатать. Но и о своём долге хозяина не забыл:
— Присаживайтесь, хорунжий, к столу. Нам каждый гость дарован Богом...
— Денис Васильевич! — поспешил вмешаться я. — Не позволите побеседовать с нашим гостем наедине? По-моему у нас имеются общие знакомые.
Благодарный взгляд со стороны казака ещё более укрепил меня в том, что я не ошибся в своих ожиданиях. А Давыдов был слишком занят изучением содержания пакета, чтобы поинтересоваться, с какого это я перепуга до такой степени заинтересовался младшим казачьим офицером .
— О чём речь, Вадим Фёдорович!? Если наш гость предпочтёт беседу с вами нашему обществу и нашему столу — никаких претензий.
— Только на несколько минут, — поспешил уверить я, прекрасно понимая, что эти «несколько» минут могут перерасти в десятки этих самых минут.
— Анатолий? — не совсем смело произнёс я, едва закрылась дверь за спиной.
Не могло быть другого такого совпадения. Хотя и в то, что нас вот так запросто свела война, рассудок верить отказывался...
— Я, — спокойно, хоть и слегка напряжённо, отозвался мой «современник», поворачиваясь лицом. — Как понимаю, вы Вадим Демидов?
— «Ты», а не «вы»! С ума сошёл? Нас тут всего трое, а мы друг другу выкать будем... Ещё «господином капитаном» меня назови, — до жути хотелось обнять «родную душу», плюнуть на гусарскую «тусовку» и устроиться где-то исключительно вдвоём. Однако, мой собеседник, казалось, имел желания, весьма далёкие от моих. Серёга вроде говорил как-то, что Толик человек весьма замкнутый, малообщительный и колючий. Но не в подобной же ситуации!
— Очень рад вас... тебя встретить, много слышал от Горского, — вот ни черта радости на его лице не рисовалось, — я сейчас как раз с поручением от него следую — времени в обрез, извини...
Опять же, чувствовалось, что чуть не добавил «те» после «извини». И вообще, тяготится нашей встречей и разговором...
А тут ещё и гусары буквально посыпались из дверей, разбегаясь, судя по всему, по каким-то срочным делам. Вслед за ними из горницы показался и сам Давыдов:
— Прошу прощения, Вадим Фёдорович — сегодня пирушка отменяется. Срочные дела. Война, будь она неладна.
— Совершенно незачем извиняться, Денис Васильевич — всё понимаю. Но, может хоть намекнёте, в чём дело?
— Увы. Можете сами догадаться, что если хорунжий привёз пакет, а не приказ, то и говорить вслух о том, что было внутри, я не могу себе позволить. Простите великодушно!
Фига себе «Тайны Мадридского двора»! Явно Серёгины «тайноканцелярские» дела. Но почему именно Давыдов? Горский тоже вспомнил о героическом облике «поэта-партизана» и решил запрячь его в свою команду пораньше?
— Сколько у тебя времени? — спросил я, поняв, что дружеских посиделок за бутылкой не предвидится.
— Уже и нет совсем.
— Серёгу в ближайшее время увидишь?
— К нему и еду.
Вот ёкарный бабай! Совершенно не понять психологию или даже скорее «психопатологию» этого Толика... Да я к нему на шею не бросился только потому, что его же лицо однозначно не советовало этого делать. Что же у него за «скелет в шкафу»?
— Тогда передай, что банду, нападавшую на разъезды, мы накрыли. Это не наполеоновские штучки. Местные. Её больше нет.
— Знаем, — скупо бросил «Виверр». — Не всё так просто. Пойду я. Извини — тороплюсь.
— Давай. Удачи!
Анатолий быстро развернулся ко мне спиной и поспешил удалиться.
«Удалиться» — мягко сказано — глядя на его спину, я явственно чувствовал, что он с трудом сдерживает себя от перехода на бег.
Жуть кошмарная...
Ведь мы с Серёгой самые близкие для него люди в этом мире. Чего же он нас-то стремается?
И как он умудрился выжить на Арене со своей «димахерской» техникой? Кто его готовил?
Ведь «двумечник» — гарантированный труп в поединке против хотя бы перворазрядника по шпаге, правда, гарантирована и полуотрубленная рука шпажиста... А ведь этот уцелел. И не один раз, судя по всему...
Не мой сегодня день. В смысле вообще задуматься и что-нибудь осмыслить не дают:
— Капитан Демидов? — в дверях нарисовался щеголеватый адъютант.
Кто-то из пехотских. Чего им от меня надо? Вечеринку сломали, так ещё и поспать спокойно не дадут...
— Слушаю.
— Его превосходительство, генерал Дохтуров, просят вас к себе, — щёлкнул каблуками офицер, обозначив кивок головой.
Етиолапоть! Этому-то что от меня занадобилось?
— А по какому вопросу? — задал я дурацкий же вопрос. Типа адъютантов генералы подробно просвещают за чем и на предмет чего они должны пригласить к ним офицера...
— Не могу знать, господин капитан, — ещё раз боднул головой воздух визитёр, — его превосходительство ждут-с!
Бог с тобой, «златая рыбка» — пошли уже:
— Следую за вами, господин штабс-капитан!..
Над лагерем темнело... Ну, в смысле не только над лагерем — темнело вообще над всей западной частью России. Но меня, в данный момент, волновали корни деревьев и тому подобные «спотыкашки» именно в месте дислокации русской армии. А этого добра хватало. Конкретно тут никто не озаботился заранее протаптыванием тропинок по нужному мне маршруту. Так что следовал я к генералу спотыкаясь и чертыхаясь...
Дмитрий Сергеевич Дохтуров вид имел совсем не героический и не аристократический — лицо одутловатое, с достаточно обвисшими щеками... Если бы не знал кто передо мной, то почти наверняка решил , что этот мужчина злоупотребляет алкоголем. Но я знал так же и то, что передо мной настоящий герой той (этой?) войны, один из самых славных «птенцов гнезда суворовского». Вероятно, что-то у него с почками неладно... Потому и умер в моём мире Дмитрий Сергеевич не старым ещё человеком.
