Admin - i b654e578be7da6c9
- Бросьте! - выговорил Костя, чуть отдышавшись. - Сначала уберемся подальше, а там уж будет видно, что делать.
Пока что видно было плохо. Солнце еще не поднялось, и в полумраке, занавешенном пылью, Шумов никак не мог понять, где они находятся. Вряд ли далеко от Екатерининского канала, но где именно? И совершенно непонятно, куда отсюда двигать, где скрываться. За подрыв управы по головке не погладят. Не докажешь казакам, когда поймают, что никаким боком к этому взрыву не причастен. Посадят, как настоящего преступника, осудят и - в Сибирь, на каторгу. От возникшей вдруг перспективы у Кости жутко заболела голова, а к горлу подступила тошнота.
- Мы где? - спросил он.
- У съезжей части на Подьяческой. Теперь тут управа... - Николай Иванович настороженно оглянулся. - Вы со мной?
Костя словно очнулся. Точно! Так и надо сделать! Это ж понятно, для освобождения кого взрыв устраивали. Ради рядового члена организации так стараться не будут. Если пойти с Кибальчичем, то это наверняка поможет освоиться в здешнем мире и вжиться в него. Кто знает, сколько еще тут находиться. Может, несколько дней, а, может, всю оставшуюся жизнь. О последнем, конечно, думать не хотелось, но и несколько дней в незнакомом мире могут быть чреваты опасностями: мало ли какие законы Костя невзначай нарушит. А под прикрытием человека, с которым "вместе сидели" шансов не пропасть из-за незнания элементарных истин гораздо больше.
Поэтому Шумов быстро закивал и сипло выдавил:
- Почту за честь...
Кибальчич еще раз оглянулся и повлек Костю по улице в сторону недалекой реки Фонтанки.
4.
- Николай Иванович! Ну, сам подумай: какая польза от всех ваших взрывов? Кому легче станет, если вы царя убьете? Столько сил впустую угрохаете, а результата - ноль!
- Александр - символ. Мы ж не против конкретного человека выступаем, а против всей системы, которая душит ростки новых преобразований.
- Ладно, хорошо, - Костя глубоко вздохнул. - Представим, что всё сложилось, а император, пусть и пришедший к власти в результате переворота, мертв. Что будет дальше?
Кибальчич пожал плечами:
- Я - техник. Мое дело - воплощение замысла, а цель его знают лишь в руководстве.
- Да не знают они ничего! Это даже не политический терроризм, а личный! Убьют царя, так ему на смену другой придет! И что изменится? А я скажу! Во-первых, всех участников покушения тут же поймают, осудят и казнят. Повесят, ясно? Во-вторых, на место старого царя сядет новый, который наверняка не простит убийства отца, и всем прогрессивным людям станет резко хуже, чем было до того. "Политика закручивания гаек". Никогда не слыхал, Николай Иванович? А в-третьих, весь этот сыр-бор приведет к тому, что простой народ попросту от вас отшатнется! Где ж это видано - царя убивать! А вместе с ним еще кучу ни в чем не повинного народа! Подумай об этом! - Костя махнул рукой и отвернулся к грязному окну, выходящему во двор-колодец доходного дома на одной из Рот.
- Что же ты предлагаешь? - "ты" давалось Кибальчичу с большим трудом, и он каждый раз спотыкался на этом слове. - Пойти сдаться? Предать товарищей?
- Господи! Ну, зачем сдаваться?! Есть тысяча менее болезненных способов покончить с жизнью. Да живите, как жили раньше, без этой политики. За права народа можно и мирными способами бороться. Террор - не метод. Он только злит власть. Сразу наступают ответные меры. Жестокие. Вас же всех повяжут! Как это не понятно?!
Кибальчич прищурился и уставился в угол небольшой комнаты, в которой они с Шумовым скрывались вот уже второй день.
- Не знаю, Константин, - ответил Николай. - Какая-то логика в твоих словах присутствует, не спорю. Но я дал клятву. Бороться до конца.
- Так борись! Борись! Но другими методами! Наверняка же есть недовольные во всех кругах. Почему бы не связаться с ними? Конечно, многие поддерживают Александра. Но как же те, кто с его приходом к власти потерял больше, чем приобрел? Правительство, например? Раньше они были во главе страны, а теперь над ними кто-то, кого они не звали! Смена власти! Возврат к предыдущей форме правления! Это ли не достойная цель?!
Скрипнула дверь, и Кибальчич с Шумовым повернулись, прекращая спорить.
- А, это вы, Георгий Валентинович... - протянул Кибальчич. - Что-то случилось?
- Вот, зашел поглядеть. Как вы здесь живы-здоровы...
Пришедший внимательно разглядывал Костю, чуть наклонив голову и сведя к переносице густые брови. Высокий лоб, переходящий в раннюю лысину, выдавал недюжинного мыслителя, что весьма странно сочеталось с молодой внешностью.
- Вы, значит, тот самый марксист? Шумов Константин Владимирович?
- Да, это я. А как вас называть?
- Об этом - потом. Мало ли как всё повернется. Только провокаторов нам и не хватало.
- Что значит - провокаторов?! - возмутился Костя. - Я вообще здесь случайно.
- Тогда как понимать ваши речи? Они полностью расходятся и с официальной политикой, и с чаяниями народа, да и с нашими устремлениями.
- Мои речи - это мои речи. Я ни к чему такому не призываю. Да только слепой не видит, что только пролетариат может стать такой силой, с которой не совладает никто. И если она обрушится, то сметет всех: и правых, и виноватых. Потому как разума в ней нет. Толпа. Куда один побежит, туда все за ним. А ваши бомбочки... Тьфу! Они никого не испугают, только озлобят.
- Толпа... Пролетариат... Неужели вы считаете, что рабочий класс сплошь состоит из тупых идиотов? Да, в массе своей он малообразован, угнетен и не изжил привычки, приобретенные в деревне: пьянство, мордобой, антисанитарию. Но и среди них попадаются весьма примечательные экземпляры... Николай Иванович, вам тоже будет интересно, - пришедший выглянул в коридор и позвал: - Степан!
Видимо, Степан поджидал в коридоре, потому что тут же показался в дверях.
- Вот, познакомьтесь. Степан Халтурин, краснодеревщик.
Вошедший молодой человек был высокого роста, широкоплечий, с правильными чертами лица, по которым трудно было отнести его к низшему сословию. Пышные темные волосы, усы и бородка подчеркивали здоровый цвет лица. В глазах же таились сила и ум. Он кивнул, приветствуя сразу всех, и скромно встал у двери.
- Кибальчич, - представился Николай Иванович, - студент Института Инженеров Путей Сообщений.
- Шумов. Константин. Бывший студент. Того же института. Сейчас не работаю.
- Вот и хорошо, - подытожил первый пришедший. - Я тоже студент. В Горном учусь. А собрались мы вот по какой причине...
Костя не стал перебивать и остроумно доказывать, что кто-то, может, и собрался, а вот он здесь уже давно. Что-то знакомое чудилось ему в облике первого посетителя. Где-то он его уже видел. Но где? С толку сбивал возраст. Чуть ли не каждый день видел это лицо, но какое-то не такое. Застывшее, словно каменное... Стоп, почему словно? Действительно! Памятник! И, следовательно, Георгий Валентинович - не кто иной, как Плеханов, памятник которому стоит напротив Технологического университета. Вернее, будет стоять. Или теперь уже не будет?
- Я вас узнал! - прервал Костя Георгия Валентиновича и нацелил палец ему в грудь. - Вы - господин Плеханов. Разве нет? Очень рад знакомству.
Шумов действительно был рад встретиться с известными людьми прошлого, причем, сразу со многими и одновременно. Да и поговорить с ними за жизнь представлялось интересным занятием. Смущало Костю единственно то, что раньше все они казались живущими в разных временных потоках, а теперь выяснилось, что все они были ровесниками и даже знакомыми. Вот только их молодость... Ну, никак она не вязалась с политикой, по мнению Кости. По сути, все эти революционеры оказались вчерашними школьниками. Пусть и умными, энергичными и деятельными.
Вот только деятельность свою они направляли в деструктивном направлении. Костя помрачнел.
- Что ж. Раз узнали, нет смысла далее сохранять инкогнито. Но вернемся к обсуждаемой теме...
- И что же мы обсуждали? - поинтересовался Костя.
- Ну, как же! - Плеханов говорил с непонятным энтузиазмом. - Наши идеи! И их развитие в практическом, так сказать, смысле.
Косте сразу вспомнился едкий запах сгоревшего динамита и пыли. Он так и не смог узнать у Кибальчича - пострадал ли кто-нибудь во время взрывов. Не узнал Костя и о реакции властей: хозяин квартиры, где скрывались беглецы, упрямо отмалчивался, а выходить на улицу только ради новостей Шумов с Кибальчичем опасались. Изоляция почище, чем в тюрьме. Там хоть можно было бы расспросить казаков. А здесь - смотри в слепые окна двора-колодца, в который солнце никогда не заглядывает, и измышляй что ни попадя. Тоскливо.
Поэтому Костя и решил объясниться, чтобы раз и навсегда обозначить свою позицию:
- Я - против! Против террора, против насильственных методов, которые вы здесь пропагандируете. Вы же все умные люди. Почему же не можете понять и принять того, что я вам рассказываю? Вам не видна бессмысленность вашей деятельности. Это понятно, но для меня - неприемлемо. Я знаю - что получится в конечном итоге. Смею вас заверить - ничего хорошего. Ни для вас, ни для народа, ни для страны. Подумайте о России. Ведь мы все живем здесь. Кому будут на руку ваши теракты? Ужель мыслящим людям? Нет! Врагам! Которые спят и видят, чтобы страна наша стала вновь слабой, маленькой и легко принуждаемой к необходимым действиям. Необходимым, разумеется, сильным мира сего. В число которых нас никто не собирается включать. Неужели вы думаете, что взрывы усилят нас? Почему бы не приложить руки к чему-либо созидательному? Столько возможностей сейчас, столько шансов! Упустив хоть один из них, мы непременно отстанем. Понимаете?!
