Змеиная вода - Карина Демина

И вот тут я с ней, пожалуй, соглашусь.

В какой-то мере.

Потому что нужда – это одно дело. А вот эмоции – другое. Пусть и не идет речь о большой любви, но… обман-то был. Большой. И роман за спиной жениха. С последствиями, о которых он мог бы догадаться. Стерпел бы оскорбление?

И Мария Федоровна поняла.

- Помилуйте, - сказала она. - Если бы Анатолий что-то такое заподозрил, он бы не стал выдумывать… это вот все. Заговоры. Змеи… Анатолий вообще очень боится змей, хотя в жизни в этом не признается. И пожелай он убить… придушил бы. Или пристрелил бы. Заколол в конце-то концов… и не факт, что неверную невесту. Я все же учила Анатолия, что женщин трогать нельзя.

Учить учила. Но выучился ли он?

Хотя… да, соглашусь. Одно дело придушить в припадке обиды и ревности, и совсем другое – отыграть представление с гадюкой в главной роли.

- Мы все искренне полагали смерть Надежды несчастным случаем, - меж тем продолжила Мария Федоровна. – Она испытывала какую-то невероятную тягу ко всякого рода заброшенным берегам, мрачным водоемам. Рисовала их и только. А змеи любят сырость… и сердце слабое опять же. К тому же она могла испугаться. И все сложилось.

Испуг.

Укус гадюки. Многие боятся змей, а уж если та кусает, то и вовсе страх перерождается в ужас. И ужас заставляет сердце биться быстрее и быстрее. И яд разносится по крови.

Сердце не выдерживает.

Логично.

- Что изменилось? – тихо спросил Бекшеев.

- У Ангелины было очень здоровое сердце, - так же тихо ответила Мария Федоровна. – И ей совершенно точно нечего было делать в лесу… и кроме того… Анатолий в жизни не признается. Ему даже думать об этом больно. Но моя дочь тоже была беременна. Она снова нас всех едва не опозорила.

Посочувствовала бы, наверное.

Кому другому.

Почему-то Марии Федоровне сочувствовать не получалось.

- Расследования не было, - говорю очевидное.

- Анатолий… сделал все, чтобы случившееся… не стало достоянием гласности, - Мария Федоровна даже теперь тщательно подбирала слова. – Поймите, все-таки репутация семьи… скандал… кому нужен скандал?

Действительно. Никому.

- Но вы не согласны?

- Не знаю… он прав. Скандал весьма повредил бы нам… да и начнись расследование, многие бы вспомнили и смерть Надежды. А все-таки две таких похожих смерти, считай, в одной семье… это нехорошо.

А то.

Совпадения, конечно, бывают. И такие, что просто диву даешься. Но… что-то подсказывает, что не тот у нас случай.

- Нашлись бы и те, кто обвинил бы Анатолия… как вы.

- Мы пока никого не обвиняем, - Бекшеев держался спокойно.

- Но хотели бы. Это весьма удобно. Я понимаю, что мой сын порой бывает резок в суждениях. И что Одинцову не по вкусу сама идея этого брака. Он с радостью уцепился бы за любой повод, чтобы разорвать его.

- Боюсь, в так нелюбимом вами современном мире желание Одинцова не имеет значения.

- Но и конфликт нам не нужен. Да и… Ангелина моя дочь. Непослушная. Неудачливая… дважды опозорившая семью. И все равно… моя дочь.

- Тогда расскажите, - попросил Бекшеев.

- О её смерти?

- И о ней самой.

- Зачем?

- Чтобы понять. Если их убили, то важно понять, за что.

Мария Федоровна ненадолго задумалась. Заглянуть бы в эти вот мысли, или хотя бы за маску, которая так надежно приросла к лицу.

- Ангелина… она была старше Анатолия. Я очень надеялась, что первенцем будет мальчик. Это важно, родить наследника. Это мой долг… а появилась Ангелина. Здоровая, крепкая, но… девочка. Муж был разочарован.

Она говорила об этом как-то отстраненно, словно до сих пор чувствовала свою вину за рождение именно дочери.

- К сожалению, у меня довольно долго не получалось забеременеть вновь. А если и выходило, то… дети появлялись до срока. И умирали.

А вот теперь вся моя злость проходит.

И внутри поднимается та глухая тоска, которая всегда со мной, пусть даже я притерпелась, научилась жить вместе с ней. Даже притворяться, что её, этой тоски, вовсе нет. Изжилась.

А она вот ждала удобного случая, чтобы напомнить о себе.

- Ангелина… была хорошей дочерью. Она училась. Старалась. Была мила и прилежна. Она изо всех сил пыталась… - голос осекся. – Но девочка… она была лишь девочкой. И род прервался бы. Но мои молитвы достигли небес, и чудо случилось, когда я почти потеряла надежду. Господь послал нам сына.

Долгожданного.

Любимого.

Нужного.

- Ангелине было тринадцать.

- Она не обрадовалась появлению брата?

- Супруг отправил её в частную школу для девочек. Он опасался, что Ангелина в ревности своей может навредить брату.

- А она пыталась?

- Нет! Что вы… она была тихой милой девочкой. И я говорила супругу, что его опасения лишены всяких оснований, что наоборот, Ангелина с радостью поможет мне или нянькам.

- Он не согласился?

- Нет.

- А вы?

- Жена не должна перечить супругу.

- И ваша дочь уехала?

Я попыталась представить, что… не получилось. Вот категорически.

- Я писала ей письма. Она мне тоже, но… - Мария Федоровна позволила себе паузу. А может, дело в том, что официант подошел, чтобы поставить заварочный чайник, прикрытый чехлом.

Анатолий продолжал делать вид, что происходящее его не касается.

- Мы забирали её на каникулы. Так многие делали… и в конце концов, муж не желал Ангелине зла.

Исключительно добро. Понимаю.

- Она получала отменное образование. И муж устроил бы её дальнейшую жизнь, но война все смешала. Ангелина записалась добровольцем. Медицинской сестрой… представляете?

- Вообще-то да, - говорю, снова давя глухую злость.

И всякое сочувствие, которое я испытывала к Марии Федоровне испарилось.

- Они проходили там какие-то медицинские курсы, ей выдали свидетельство даже… школа, оказывается, готовила и медицинских сестер. Какая-то программа для черни. Главное, что нам об этом не сообщили. Не удосужились. И Ангелина… наивная девочка… я тогда вспомнила, что когда Ангелина вернулась домой, она как-то упомянула про свои планы, про медицину… муж еще посмеялся. Ну какая медицина? Она женщина…

- Ваш муж явно не был знаком с моей матушкой, - произнес Бекшеев в сторону.

- Ваша… ах да, что-то такое