Петр Романов. Клирик - Екатерина Аникина
Охраны было довольно много. Все же дед тщательно подходил к безопасности своих внуков. Как минимум все повара, садовники и рабочие поместья явно имели навыки не только в вопросах готовки и правильной стрижки газона. Походка, телодвижения и первое, что бросилось в глаза — удобная обувь, выдавала их с потрохами. Всего я насчитал около десяти человек, но пока я ходил по дому, у меня сложилось впечатление, что они заполонили все его пространство.
Комната нашлась на втором этаже. Собственно, как и все хозяйские комнаты. Тут же находился и кабинет деда. Все гостевые комнаты располагались этажом выше. Никаких явных потайных ходов я не заметил, только в самом конце находилась лестница, ведущая вниз за одной из дверей, маскирующих обычную комнату. Но что-то мне не нравилось в коридорах поместья, словно они были уже, чем должны были быть.
Нужно найти планы поместья. Помня о случае с Долгоруким, необходимо знать каждый камень в доме, где остаешься ночевать. Потоптался недолго возле дверей кабинета. Проникнуть внутрь у меня так и не вышло, все же вламываться не входило в мои планы, а отворить замок обычной отмычкой у меня не получилось. Скорее всего, дверь была запечатана каким-то заклинанием. Ладно, буду просто начеку и доверюсь охране, которую оставил Петр Алексеевич следить за своими внуками.
Бросив сумку рядом со шкафом, в котором висело немного одежды Петюни, собственно, я так и понял, что комната моя, я снял куртку, разулся и упал на кровать. Всё-таки кое-чего мне в монастырской келье не хватало — мягкой постели с чистым бельем. Не успел я подумать об этом, как меня сморил сон. Спал я спокойно, крепко и без сновидений. А когда проснулся, то впервые за много дней почувствовал, что выспался.
Глава 6
Утро было ещё настолько раннее, что я решил не будить Петьку, а пока сделать ставшую уже привычной тренировку. В облегченном её варианте, естественно. Потому что создавать субпространства я как не умел, так и не умею. Тем более, с индивидуальными наборами заданий. Да, и где я здесь наставника возьму, который будет следить, чтобы Романов случайно не преставился, теперь уже по-настоящему.
Несмотря на лето, в воздухе уже чувствовалось приближение осени. По крайней мере, утром. Было прохладно, а вокруг щиколоток клубился туман, создавая ощущение, что я бегу вовсе не по земле.
Бегать пришлось по мокрой от выпавшей на траву росе. А одет я был только в тренировочные штаны и тяжелые ботинки. Тренировочные разминки привык уже проводить с голым торсом. И сегодня утренняя прохлада чувствовалась как-то особенно сильно. То ли оттого это происходило, что я не в стенах монастыря её проводил, то ли ещё почему, но согрелся я далеко не сразу. И даже в момент бега моё тело покрывалось мурашками, как только легкий, но холодный ветерок касался обнажённой кожи.
Ноги привычно наматывали круги по дорожке, а мысли текли плавно и размеренно. Думал я о предстоящем походе к артефакту. Даже не представляю, что меня там может ждать. Мысли Петюни всегда стопорились, когда я пытался извлечь из них подробности его вояжа в пещеры. Мне так и осталось непонятно, зачем он туда пошёл, что хотел получить или сделать, и что в итоге увидел. Всё было, как в тумане. В общем, от Петюни Романова толку в этой реальности было мало. Почти как от меня в моей родной. На этой мысли я горько усмехнулся. Может быть, ни мне там, ни ему здесь просто не дали ни малейшего шанса хотя бы попытаться исправиться?
Хотя, что исправлять-то мне было? Вырваться бы от пристального внимания членов Верховного Тайного Совета. Мне там попросту не дали ничего делать самостоятельно. Вот, Ванька Долгорукий даже подпись мою подделывать научился. Ну, а что государя от охоты отвлекать какими-то там делами государственными. Так, может быть, и Петюне просто не дали себя проявить? Не знаю, и знать не хочу. Только вот мысли иной раз возвращаются к этой теме.
— Петя, а почему ты бегаешь в ботинках? — я резко развернулся, услышав знакомый голос.
Наташа стояла неподалёку и наблюдала, как я тренируюсь. И надо же было мне так задуматься, что я даже и не заметил её присутствия. Так, возьми себя в руки Пётр. Сейчас нигде нельзя чувствовать себя в полной безопасности, даже в родном поместье.
Я сменил направление и подбежал к сестре.
— А что мне, босиком тренироваться? Так не лето на дворе, — усмехнулся, останавливаясь перед ней.
Дыхание было ровным, сердцебиение если и ускорилось, то ненамного. Что-то рано я себя жалеть стал, в следующий раз нужно придумать что-то более серьезное. Или же немного ускориться. А то, что это за тренировка, если я не то что не вспотел, а даже не согрелся как следует?
— Почему босиком? — она даже немного удивилась, и отвечала, не прекращая меня разглядывать, как музейный экспонат. — В специальной спортивной обуви, а то так и ноги переломать можно. — Ты в курсе, что человечество давным-давно изобрело кроссовки?
— Ноги я точно не переломаю. А вот в кроссовках хоть и удобней, права ты, вот только в монастыре нам их не выдавали. — Я позволил себе усмехнуться. — А ты почему не спишь? — спросил я Наташу. — Вчера поздно вечером гуляла, сегодня с утра пораньше на улицу вышла. Что тебя тревожит? Может влюбилась в кого? И ждешь возлюбленного, или хотя бы весточку от него?
— Да, скажешь тоже, влюбилась, — Наташа махнула рукой. — В кого тут влюбиться можно? В Митьку Карамзина ещё скажи. Они от нас ближайшие соседи. Меня же как заперли в поместье, так и не выпускали никуда. Пока ты свой дух и своё тело истязал, — она ещё раз бегло оглядела меня с ног до головы, после чего отвела взгляд. — Прикрылся бы хоть. Замёрзнешь.
— Не замёрзну. — Я сделал несколько интенсивных движений руками. — А ты, погляжу, снова в язвочку превращаешься. Что тебя тревожит, Наташенька? Ты же знаешь, что мне можешь в многих заветных вещах признаться.
— Уже ничего, — она вздохнула и улыбнулась. — Боялась я, Петя, до противной дрожи боялась переходить на обучение в столичную Академию. Там ведь, если и дворянские дети учатся, то из мелкопоместных, а то и безземельных. А в большей степени — дети обеспеченных родителей, у которых дворянского достоинства в жизни не было. И, говорят, что там
