Слава Бродский - Московский бридж. Начало
* * *
Помню еще один интересный и памятный турнир того времени – в Дубне, в Доме ученых при Объединенном институте ядерных исследований. Там играло всего 8 пар. Но среди них – почти все сильнейшие пары Москвы и пара мастеров из Польши. Участие польских мастеров и было основным стимулом для того, чтобы мы с Мариком поехали в Дубну. Для нас это было единственной возможностью встретиться за бриджевым столом с мастерами из других стран.
Мы были с Мариком, по терминологии homo sovieticus, «невыездными». За десять лет до турнира в Дубне, в 1959 году, когда мы заканчивали с ним школу и готовились к поступлению на мехмат Московского университета, проводилась первая Международная олимпиада по математике. Она проводилась в Румынии. И мы с Мариком были включены в команду от Советского Союза (по результатам олимпиады Московского университета).
Мы стали заниматься сбором документов, на что ушло довольно много времени. Времени достаточно дефицитного – ведь надо было готовиться к поступлению в университет. В какой-то момент мне должны были выдать характеристику в райкоме комсомола. И я там чуть не провалился. На стене у них висела картина, где тот самый вождь Советов, бюст которого раскокал в «курчатнике» Володя Кирьянков, выступал на съезде комсомола. Они спросили меня, что это за картина. И я сказал, что это сцена после взятия Зимнего дворца. Они там надо мной посмеялись. А их главный сказал мне: «Сейчас везде к нашей стране пробуждается большой интерес. А вот ты поедешь в Румынию, тебя там начнут расспрашивать, а ты, оказывается, ничего не знаешь».
Меня спасла какая-то девушка. Она сказала, что я ошибся, потому что на картине кто-то был в матросской форме. И в этой моей ошибке улавливается положительная символика. И с этим объяснением все согласились и выдали мне характеристику.
Марику выдавали характеристику в горкоме комсомола. И он там увидел список нашей команды. Напротив всех еврейских фамилий карандашом была поставлена галочка. Галочками, помимо меня и Марика, были отмечены Володя Сафро, Саша Хелемский и Гена Хенкин.
Я в тот момент об этом списке с карандашными пометками не знал. И думал, что все идет хорошо. И что мой отец, наверное, был неправ. Ведь он, когда впервые узнал об олимпиаде, сказал мне, чтобы я даже не надеялся, что меня пустят в Румынию.
Но отец мой оказался все-таки прав. На олимпиаду никто с карандашной пометкой не поехал. Мне позвонила какая-то женщина и сказала, что команда от Советского Союза не будет участвовать в олимпиаде, потому что было очень мало времени на оформление документов. Это было чистой воды вранье. Команда от Советского Союза на олимпиаду поехала, но была укомплектована только наполовину.
Мне эта история отбила навсегда охоту даже думать о поездке за границу. Тем более что мой отец работал на сверхсекретном предприятии, и я, таким образом, был привязан крепким якорем ко дну советской России.
Марик, быть может, впоследствии и мог бы попытаться вырваться за границу и поиграть в каком-то международном турнире. Но таких попыток, насколько я знаю, он никогда не делал. Ведь каждый выезд за границу был связан с большим количеством унизительных моментов.
Самое главное – надо было каким-то образом получить разрешение на выезд. Это надо было уметь делать. Стандартные процедуры тут не работали. Для успешного оформления выезда за границу нужны были хорошие знакомства, или, как говорили тогда, связи. В воспоминаниях о Лене Ормане (я продолжаю приводить здесь свидетельства с сайта www.bridgeclub.ru) написано, что он в 1980 году «вместе с М. Рейзиным, А. Белинковым, В. Гришканом, Р. Иоффе и В. Таневским совершил первый прорыв российских бриджистов за границу: они сыграли в "Кубке Дружбы" (первенство соцстран) в Будапеште». Как же был осуществлен этот «прорыв»? В воспоминаниях Саши Сухорукова дается ответ на этот вопрос – сработали хорошие связи Миши Рейзина: «Рейзин организовал первые бриджевые поездки за рубеж – в Венгрию, оформляя командировки от своего управления. В 1980 г. на "Кубок Дружбы" в Будапеште, а в 1981 на фестиваль на Балатоне».
Получение права на выезд еще не решало всех проблем выезжающих. Надо было как-то справиться с бытовыми проблемами проживания за рубежом. И самыми главными из них были две: по возможности снизить расходы на проживание и на питание. Расходы на питание легко сводились практически к нулю. Народ вез в своих чемоданах консервы, которые обеспечивали более-менее нормальное пропитание на все время нахождения за границей. Проблему с проживанием было решить значительно труднее. И здесь тоже было несколько наработанных приемов, которые я описывать не буду. Но все они были сопряжены с довольно унизительными моментами.
Что дальше? Теперь надо было найти подходящий арбитраж советской командной экономики. Что я имею в виду? Поскольку советская экономика была полностью административно-командная, то цены тоже были не рыночные. И поддерживать командным образом эти цены так, чтобы они хоть как-то соответствовали мировым ценам, было практически невозможно (да никто и не старался это сделать). Следовательно, должны были существовать значительные вилки в ценах хотя бы на какие-то товары. И вот эти-то товары надо было принципиально обнаружить. К счастью для выезжающих, такие «вилки» были достаточно постоянными. И поэтому хорошо известными. Выезжающий из России вез с собой так называемый «джентльменский набор»: пару бутылок «шампанского», электродрель, фотоаппарат «Смена». Это были те товары, которые стоили в России сравнительно дешево, а за рубежом – сравнительно дорого. И потом там, как говорили тогда «за бугром», надо было это богатство кому-то и как-то сбагрить. Для этого надо было иметь хорошо налаженные контакты за рубежом. Потом надо было уже, наоборот, найти то, что за рубежом стоило сравнительно дешево, а в России – сравнительно дорого. Таким бесспорным фаворитом среди зарубежных товаров была дубленка.
И, наконец, надо было эту дубленку продать по возвращении в Союз. Этот заключительный этап был самым простым. Дубленку эту покупали знакомые (или, чаще всего, знакомые знакомых). На худой конец, дубленку сдавали в комиссионный магазин. И в результате этой последней акции возникали деньги, которые превышали все расходы на поездку.
Для нас с Мариком возможность поехать за границу, чтобы участвовать в каком-то турнире, была практически закрыта. Так что и для меня, и для Марика Мельникова поиграть против мастеров из других стран было, в общем-то, уникальной возможностью. Ну и поэтому мы, конечно, в Дубну поехали.
* * *
Немного о Марике Мельникове. Он блистал талантами в любом деле, за которое брался. Но в этом «любом деле» он был своеобразен. Конечно, у него было солидное образование. Тем не менее, он любил подходить к любой проблеме как самоучка. Началось это все с самого первого его шага как математика. На свою первую олимпиаду (для семиклассников) в Московском университете он пришел, не имея никаких специальных тренировок в решении задач олимпиадного типа. Не ходил он в тот год и в математический кружок при Московском университете. И взял на своей первой олимпиаде первую премию. Кстати, на первой Международной олимпиаде в Румынии одна из задач (на делимость, основанная на алгоритме Эвклида) оказалась задачей с той самой нашей первой Московской олимпиады. Поэтому у нас с Мариком было большое преимущество перед всеми другими участниками. И хоть и не совсем честно, но по существу мы уже имели в кармане какое-то приличное место. Однако большевицкие «отбиралы» на олимпиаду подходили к этому делу с другими критериями. Они браковали народ по кривизне носа. Этот критерий (в соответствии с их интеллектуальным уровнем) казался им наиболее существенным для решения математических задач.
Примерно в таком же ключе (как самоучка) подходил Марик и к бриджу. Ведь на те свидания с венгерской девушкой в высотное здание на Котельнической набережной Марик не ходил.
Марик по-любительски неплохо играл на гитаре и аккордеоне, хотя в музыкальной школе никогда не учился. На аккордеоне он мог сыграть такую непростую вещь, как «Карусель» Фоссена (в переработке Шахнова).
Однажды Марик по транзитивности выиграл у чемпиона страны по настольному теннису. Что значит «по транзитивности»? Марику и мне случилось как-то быть в трехзальном спортивном комплексе Московского университета. И там мы увидели Геннадия Аверина – тогдашнего чемпиона страны по настольному теннису. Он учился на географическом факультете университета. На одном из столов он играл со своим спарринг-партнером. Мы подошли к ним и попросили разрешения сыграть с ними «на победителя». Они согласились. Аверин своему партнеру проиграл. Тогда в бой вошел Марик. И следующую партию выиграл. Вот это и означает, в моей терминологии, что Марик выиграл у Аверина «по транзитивности». То есть он выиграл у того, кто выиграл у Аверина. А дальше произошло следующее. Я стал играть с Мариком и выиграл у него. И тогда уже возник довольно серьезный философский вопрос: а кто в этот день отличился больше – Марик или я? С одной стороны, Марик выиграл у того, кто выиграл у чемпиона страны, в то время как я выиграл всего лишь у того, кто выиграл у того, кто выиграл у чемпиона страны. И в этом смысле мое достижение кажется менее значительным. И, следовательно, можно было бы считать, что Марик отличился больше, чем я. Но, с другой стороны, как же тогда можно было поставить Марика впереди меня, если он мне партию проиграл?
