Элизабет Норрис - Разоблачение
Пара человек в ужасе вздыхает, потому что я только что выругалась на уроке английского, но Публит улыбается:
- Интересно, но вернемся к тексту. Что там с нашей девушкой. Как думаете, что она ответит?
Я вздыхаю, потому что не знаю:
- Мне бы очень хотелось, чтобы она ответила отказом. Но это Дикенс. Скорее всего, она примет предложение и продолжит свое несчастное существование, потому что общество навязывает ей такого ужасного мужчину.
Публит кивает:
- Спасибо, это действительно очень в стиле Дикенса, - она оглядывает аудиторию. - У кого-нибудь есть еще предположения?
- Я согласен с Джаннель, - говорит Алекс. - По поводу ответа. Многие из нас ответили бы согласием. Плюс это 19 век, тогда девушки вообще почти всегда отвечали согласием.
Я улыбаюсь Алексу, а он кивает в ответ.
- Спасибо, - Публит осматривает класс. - Кто-нибудь еще?
Молчание.
Публит поворачивается ко мне. Нет, не ко мне, к Бену.
- Что? - спрашивает он.
- Так что случится в конце романа?
Он откидывается на стуле:
- Почему я?
- Потому что явно, что ты единственный здесь, кто читал "Наш общий друг", - она широко улыбается, а я понимаю, что ревную, ревную Бена к учителю. И нет, между ними ничего нет, и вряд ли может быть, но Публит знает его.
Публит знает Бена. Она знает, насколько он умен и харизматичен и что у него есть, что сказать.
А я в это время, как и почти все Иствью, думала, что Бен Майклз ничтожество.
- Ну вот, вы испортили такую речь, что я вел против Джаннель, - он заразительно улыбается. - Она ответит "нет".
- Почему? - спрашивает Публит.
Бен пожимает плечами:
- Как и сказала Джаннель, парень одержим своей любовью, и девушку это очень пугает.
- Поэтому если мы посмотрим на этот абзац и сравним его со вчерашним...
Класс продолжает обсуждение, а я смотрю на Бена. Мне хочется разозлиться, мы целых 15 минут провели в бессмысленном споре, он знал, что я права. Но меня это совершенно не трогает.
Я проиграла и мне все равно.
Бен смотрит на меня, широко улыбается и все, что я могу сделать, это улыбнуться в ответ.
Мне нравится вся эта ситуация, признаю.
Но он все равно должен ответить на все мои вопросы.
15:02:05:07
Звенит звонок, и все начинают собираться и выходить из аудитории. Я беру Бена за руку, старательно пытаясь игнорировать тот факт, что это слишком интимный жест.
- Я знаю, что ты врешь, - говорю я ему.
Он переносит свой вес на ноги. Я дожидаюсь, пока все выходят, в том числе и Публит, которая как всегда просто испаряется.
- Я знаю, ты врешь, - повторяю я. - И не потому, что вижу это в твоих глазах или слышу, как дрожит твой голос. У меня есть доказательства.
Его глаза расширяются. Он удивлен, но не настолько, как если бы действительно ничего не делал.
- Когда мне было 11, я впервые побывала в Ля Джолле. Это была трехмильная прогулка от Ля Джоллы до мыса Скриппс и обратно. И хоть я и не рыбачила, но меня ужалила рыба-пастушок. Жало пронзило плечо и так неудачно попало в вену, что у меня было заражение, и после остался шрам на левом плече.
Бен краснеет и я уверена, что он знает о шраме.
Я закатываю рукав майки и обнажаю левое плечо. Шрам, который был со мной последние 6 лет, исчез. Кожа на плече совершенно гладкая.
- Что бы ты ни сделал со мной, это тоже твоих рук дело.
Часть вторая.
Безумие - вот это Разум,
Не видимый обычным глазом.
А ум толпы, хотя удобен -
Весьма безумию подобен.
Эмили Дикинсон15:02:02:41
Бен проводит рукой по волосам, и я уже успела запомнить, что это означает - он тщательно продумывает свой ответ.
Я скрещиваю руки на груди:
- Как только будешь готов.
Он поднимает голову и смотрит на меня::
- А что, если я не могу это объяснить.
- А ты попробуй.
Он делает глубокий вздох. А у меня начинает кружиться голова и к горлу подступает комок: что бы он сейчас не сказал, это изменит всю ситуацию.
Ведь что бы он ни сделал, я была мертва, а он меня воскресил, и это невозможно.
Бен открывает рот, а я замираю в ожидании ответа.
Он выдыхает и произносит:
- Ты мне не поверишь.
- Возможно, ты не слышал, но чуть больше недели назад я воскресла из мертвых. Так что попробуй, уж, объяснить.
Он выглядит неуверенным, но все-таки произносит:
- Я не знаю, как.
- Как-нибудь.
Он опять запускает руку в растрепанные темные волосы:
- Я спас тебя.
- Как?
Он пожимает плечами и его голос снижается почти до шепота:
- Я могу делать подобные вещи. Я могу... использовать энергию и руководить молекулярной структурой.
- Руководить молекулярной структурой, - медленно повторяю я и закусываю щеку изнутри, чтобы не сказать лишнего. Если он думает, что я буду стоять здесь и верить в эту чушь, а он потом сможет посмеяться надо мной со своими друзьями, то глубоко ошибается. - Правда?
- Это сложно объяснить, я не знаю пределов своих возможностей. Я только знаю, что могу лечить других людей.
Но что-то в его голосе вдруг заставляет поверить ему. Я смотрю на него и понимаю, что он не врет, но как я могу быть в этом уверена? Я не знаю, что ответить. Что бы он ни говорил, я не знаю, правда ли это или он говорит то, что я хочу от него услышать.
- Покажи, как это.
- Дай мне руку.
Я протягиваю левую руку и чувствую дрожь по всему телу, когда он ко мне прикасается. Он переворачивает ладонь и прикасается к маленькому порезу на большом пальце. Я даже не помню, откуда он, может, порезалась бумагой.
Порез уже почти затянулся, но Бен прикасается к нему - у него теплые пальцы и я чувствую, как это тепло передается мне. Как тепло проникает в мой палец. По телу бегут мурашки.
И тут, прямо на моих глазах, кожа начинает затягиваться. С самого начала и до конца пореза, кожа становится гладкой и через секунду, я уже не могу сказать, где был порез.
Твою. Мать.
Мне становится одновременно и жарко, и холодно, а глаза начинают чесаться, мне надо закрыть их, чтобы вернуть ощущение реальности.
Потому что все, что сейчас происходит... Это невозможно.
Мы продолжаем стоять друг напротив друга, я пытаюсь вспомнить, где был мой порез и как вообще все это возможно. О чем думает Бен - не знаю, но мой пульс стучит с такой скоростью и так громко, что мне кажется, Бен слышит его.
Бен отпускает мою руку и начинает пристально изучать свои ботинки, избегая моего взгляда.
- Как? Как ты сделал это?!
Он вновь пожимает плечами и я уверена, что сейчас начнет опять говорить какую-нибудь чепуху.
- Не ври мне, у тебя должна быть какая-то теория! - он не из тех парней, кто не пытается все разузнать и понять.
Бен вздыхает:
- Я чувствую химическую связь в молекулах, не знаю как, но чувствую. Я чувствую, где что-то нарушено и все, что мне надо сделать - это мысленно представить, как все возвращается в норму, как я чиню это.
- Так, когда ты вылечил меня?..- я стараюсь не обращать внимания на то, как предательски дрожит мой голос.
- Я положил руку тебе на сердце, - почти шепчет он. - И почувствовал нарушенные или сломанные химические связи в твоих клетках и вылечил их.
Я не чувствую никакого удовлетворения от того, что оказалась права - он вернул меня к жизни, пусть это и отрицает все законы логики. Наоборот - я чувствую головокружение и вот-вот могу упасть в обморок.
- Я умерла, да? Умерла же!
Он колеблется. Мое сердце стучит с такой громкостью, что теперь я полностью уверена - он слышит этот стук.
- Скажи!
- Ненадолго, - тихо произносит он.
Все мое тело пульсирует. Мне нечем дышать, мне плохо.
- Моя спина была сломана?
Он кивает.
Я верю ему. Но теперь, оказывается, я не понимаю не только квантовую физику.
- Кто ты? Что ты? - говорю я и жалею, что так сформулировала вопрос.
Получается, что я не верю, что он человек.
Да, я была уверена, что он воскресил меня, но я не до конца осознавала, какого же объяснения жду. Как вообще это все возможно, люди не могут такое делать! Я была так зациклена на том, чтобы вытребовать у Бена правду, что теперь не знаю, что с этой правдой делать.
Я смотрю на Бена и жду хоть какого-нибудь ответа.
Но он лишь пожимает плечами:
- Я всего лишь фрик.
- Кто-нибудь знает, что ты можешь... Можешь воскрешать мертвых?
Он улыбается:
- Ты не зомби. Я не воскрешаю трупы. Мои способности работают только когда, все случается очень быстро. То же самое что и скорая помощь помогает больным...
Получается, что Бен Майклз - целая скорая помощь. Для кого-то это может выглядеть как очень удачный розыгрыш.
- Джаннель, не говори никому, - бормочет он.