Антон Первушин - Отдел «Массаракш»
— Значит, вопросов нет, — подытожил Панди. — Правильно, мы не на философском факультете, — добавил он, явно кому-то подражая. — Если хотите жрать, будете работать. Нет находок, нет пайки.
А что жрать-то? — поинтересовался Облом. — Нам даже сухого пайка не выдали.
Полевая кухня прибудет к обеду, — ответствовал Панди. — Тогда же прибудут палатки и специалист, который ваши находки будет осматривать. Кто найдет что-нибудь стоящее, будет переведен на юго-запад… Хватит болтовни, масса- ракш! — вдруг взъярился Панди. — Воспитуемые, круу-гом! К сбору металлолома прии-стуу-пить!
И без того неровный строй делинквентов в оранжево-черных комбинезонах заколыхался, распался на отдельные кучки. Задымили цигарки. Самые деловитые из дэков начали настраивать металлоискатели. Кто-то затянул: «Уймись, мамаша-а…».
Благодетели, — пробурчал Облом, раскуривая волглую цигарку. — На юго-запад они переведут, мезокрылов кормить…
А что это, мезокрылы? — рассеянно поинтересовался Птицелов, думая о своем.
Гадины трехметровые, — пояснил Облом. — Между лапами перепонка. Прожорливы, страсть…
Там хоть тепло? — спросил Птицелов, плотнее стягивая завязки капюшона.
О да, — сказал Облом. — Этого не отнять… Опять же в лагерях там и бабы живут, красота. И вид на жительство в центральных районах заработать можно. И деньги платят… — Он покосился на Птицелова, с задумчивым видом озирающего окрестности. — Ты чего, брат-си- делец?
Места знакомые, — проговорил Птицелов.
Знакомые? — переспросил Облом. — А может, ты знаешь, где лучше искать?
Может, и знаю, — отозвался Птицелов.
Дьйк чего стоим? — взбодрился Облом. — Идти надо… Найдем что ценное, глядишь, и впрямь на юго-запад пошлют… Это было у мо-оря, — фальшиво запел он, — где ажурная пена-а…
Сапоги бы надо, — сказал Птицелов. — По реке придется шариться… Правда, это не основное русло Голубой Змеи, а всего лишь один из притоков, но все-таки…
Откуда знаешь?
Видел я тут штуку одну, — сказал Птицелов. — Думаю, ее обломки ищут…
Ага… — Облом со скрипом поскреб в густой щетине на подбородке. — Подорвали
ее?
Может, и подорвали, — проговорил Птицелов. — А может, сама рванула. Но один обломок, здоровенный такой, в реку плюхнулся. Я только успел из воды вылезть, а штуковина как шарахнет! Пламя до небес, дым, и куски во все стороны, а один прямо в реку…
Место помнишь?
Помню, — вздохнул Птицелов. — Но в воду лезть, в такую холодрыгу, бррр…
Щас организуем, — проговорил Облом. — Господин Панди!
Чего тебе, — буркнул тот.
Разрешите обратиться, господин гвардии капрал!
Панди изо всех сил попытался сохранить безразлично-суровое выражение на лице, но губы его против воли расползлись в улыбку.
Обращайтесь, воспитуемыи, — милостиво разрешил он.
Есть идея, господин гвардии капрал.
Говори!
Мне один кореш, из местных, сказывал, что воспитуемые тут какую-то странную хреновину подорвали, при Отцах еще. И что деталь от этой хреновины в реку свалилась. Так вот мы с Птицеловом обмозговали это дело и решили деталюху извлечь. Что скажете, господин гвардии капрал?
Панди напустил на себя важный вид, надул губы.
Угум, — промычал он. — Инициатива похвальна… Действуйте, воспитуемые!
Дык как действовать, господин гвардии капрал, — проныл Облом, — если вода активная, а у нас ни сапог, ни перчаток резиновых?
..Панди чертыхнулся и знаком подозвал рядового:
Э-э, как тебя там…
Рядовой Boxy!
Слушай мою команду, Boxy! Там у водителя должен быть комплект химзащиты, — сказал Панди. — Приказываю изъять.
Есть изъять!.. Только, господин капрал…
Что только?!
Не даст он, — промямлил солдат. — Известный жмот… Вы бы сами попросили, господин капрал, а?^
Массаракш! — прорычал Панди. — Распустились при новой власти… Была бы здесь Гвардия, я бы с этого жмота шкуру содрал бы. Для комплекту…
Панди повернулся на каблуках, бросился к кабине грузовика, из которой торчали здоровенные ножищи в керзачах.
Облом, давясь от беззвучного смеха, ткнул Птицелова в бок: дескать, гляди, что сейчас будет.
Вблизи керзачей бравый капрал сразу как-то усох, ссутулился весь и стал что-то быстро говорить — дэки не расслышали толком, что именно, но судя по интонации, что-то льстивое. Руки капрала, обычно будто пришитые к бокам, так и летали, так и летали.
Водитель грузовика был из вольнонаемных и нрав имел крутой, а кулаки — пудовые. В лагере его боялись все, включая высокое армейское начальство. Выслушав словоизлияния капрала, керзачи благославляюще шевельнулись. Панди немедленно распрямил спину, жестом подозвал рядового Boxy.
Через час, нагруженные полным комплектом химзащиты, миноискателем и специальным освинцованным мешком, Облом с Птицеловом в сопровождении рядового Boxy тащились к берегу Голубой Змеи.
Ты почему не сказал капралу, что это я видел… м-м… хреновину? — поинтересовался Птицелов.
Чудила, — хмыкнул Облом. — Скажи я, что ты из местных, капрал бы тебя загонял, как ломового мерина. По всему квадрату! А так денек провозимся, другой, третий, и все на одном месте… Сечешь?
Не очень, — признался Птицелов.
Эх, темнота… — покачал Облом кудлатой башкой. — Сразу видно, мутант с периферии… Эй, солдатик! — окликнул он Boxy. — Насвайчиком не богат? Не угостишь бедных делинквентов, идущих класть живот во имя науки?
Рядовой Boxy пошарил по карманам, извлек тощий пластиковый пакетик. Протянул его Облому.
Благодарствуйте, служивый! — отвесил Облом дурашливый поклон.
Он аккуратно открыл пакетик, осторожно вытряхнул на заскорузлую ладонь горстку темно-зеленых зерен.
Будешь? — предложил он Птицелову.
Не-ет, — проговорил тот. — Не хочется.
Да ты и не пробовал небось?
Не пробовал, — согласился Птицелов.
Потому и не хочется, — заключил Облом. — Смотри и учись, пока я жив, доходяга!
Он ловко собрал зерна насвая в щепоть и заложил за оттопыренную нижнюю губу. Одобрительно замычал, показал солдату большой палец.
А почему «во имя науки»? — спросил Птицелов.
Облом пробубнил что-то невнятное, тряхнул головой. Толку от него было сейчас немного, и Птицелов стал глазеть по сторонам, заново открывая знакомые места. Низкорослый подлесок, страхолюдные ямы, заполненные черной жижей, торчащие вкривь и вкось ржавые фермы пусковых установок, воронки от давних и недавних взрывов, бетонные колпаки капониров. Странно было все это видеть третий раз в жизни. Первый — в далекой уже, хотя не прошло и года, дикой юности. Второй — на экране машины, умеющей заглядывать в душу. И третий — теперь вот. Неужто будет и четвертый, и пятый?
А вдруг я проклят? И до конца дней суждено мне. возвращаться на место, где однажды узрел я бога, выходящего из чрева железной птицы?
Не бог это, тут же напомнил Птицелов себе, а пришелец. Человек из плоти и крови, но чужой.
— Почему во имя науки, спрашиваешь? — пробормотал Облом, выплюнув насвай.
Ну да…
— А для кого мы железяки эти собираем, как ты думаешь?
Птицелов пожал плечами.
Откуда мне знать.
Либо для столичной Академии наук, — веско произнес Облом, — либо бери еще выше — для самого Департамента Специальных исследований! Там, я слышал, до сих пор Странник заправляет… Вот ведь не берет человека никакая напасть. И при Отцах свои делишки обтяпывал, и при Комитете…
Слушай, Облом, — сказал Птицелов. — И откуда ты все знаешь?
Облом покосился на рядового Boxy, с самым рассеянным видом бредущего поодаль, и наклонился к уху Птицелова.
Откуда, не скажу, — проговорил он, — но ты слушай и мотай на ухо, желторотик, ума-разума набирайся… — Он отстранился и нарочито громко осведомился: — Долго мы еще будем тащиться по этой грязюке, Птицелов? Где она, Голубая твоя, массаракш, Змея?!
Река обмелела В самом глубоком месте вода доставала Птицелову по пояс. Но ходить по дну ее было сущим мучением, ноги в тяжелых резиновых бахилах засасывало илом. Сменяя друг друга через каждые полчаса, Птицелов с Обломом выволокли на берег груду разного хлама: снарядные гильзы, хвостовую часть ракеты «земля-воздух», несколько черепов, мотки колючей проволоки и прочий ржавый да костяной хлам, неизвестного происхождения. Облом уже сам был не рад, что вызвался на эту работенку. Другие дэки натащили к грузовику кучу разных подозрительных железяк, в которых с увлечением рылся длинный, как жердь, штатский в блестящем балахоне до пят. Добыча Облома с Птицеловом не вызывала у штатского ничего, кроме презрительной усмешки. Капрал был недоволен, а водитель грузовика посматривал на беззастенчивых эксплуататоров его великолепного комплекта химзащиты, как ревнивый муж на соблазнителя жены. На третий день безуспешных поисков Облом сказал Птицелову:
