Мари-Бернадетт Дюпюи - Доченька

Люстра с плафонами из розового опалового стекла наполняла комнату мягким светом.

Мари подавала на стол, но движения ее не всегда были ловкими и уверенными. Жан Кюзенак подбадривал ее взглядом и даже похвалил суп. И все-таки девочка вздохнула свободно, только оказавшись в удушающе-жаркой кухне с ее черно-белым плиточным полом и стенами, обшитыми крашенными в желтый цвет деревянными панелями. Девочка пожалела, что ей нельзя бросить свой матрас в угол и лечь спать здесь, у огня, где ей точно будет тепло. Но ей вскоре пришлось покинуть казавшуюся такой привычной кухню и подняться по лестнице на чердак. Рассудив, что дом богатый и хозяева вряд ли станут возражать, Мари взяла с собой наверх не одну свечу, а две.

Открыв дверь своей каморки, девочка поежилась от холода. Она чиркнула спичкой и зажгла фитильки обеих свечей, которые предусмотрительно поставила в жестяные банки. Украшенная букетом остролиста и синим одеялом, комната показалась ей почти уютной.

Мари быстро легла в свою с виду уютную постель. Ноги ее наткнулись на что-то горячее. Девочка вскрикнула от удивления, потом рассмотрела неожиданную находку. Это была грелка — керамический сосуд из тех, которые обычно наполняют кипятком и кладут в постель больному, чтобы он скорее согрелся.

Обрадованная Мари прижала грелку к себе и задула свечи. Кто принес ее к ней в комнату? Амели Кюзенак или ее муж? Она решила, что лучше об этом не думать.

Много-много дней назад, покидая приют вместе с мадам Кюзенак, девочка пообещала себе, что не станет задаваться вопросами о превратностях своей судьбы. И, несмотря на это, сколько раз, прежде чем заснуть, она искала ответ на вопрос, почему мадам и мсье не вместе, а по отдельности приезжали в приют, чтобы на нее посмотреть? Почему они не поехали искать себе прислугу в Лимож? Что заставило их отправиться в такую даль, в Брив?

Девочка положила под подушку фотографию Пресвятой Девы в позолоченной рамке и заснула.

Глава 9

Как быстро летит время…

Большой дом, который два года назад казался Мари полным тайн, теперь не имел от нее секретов. На следующий же день после того, как девочка перешла с фермы в дом, мсье Кюзенак показал ей все комнаты и уточнил, в чем будут состоять ее обязанности.

— В комнатах нужно подмести, потом смахнуть пыль с мебели. Раз в месяц мебель следует натирать воском. Окна всегда должны быть чистыми. Золу выносит Алсид, но печи в комнатах ты можешь чистить самостоятельно.

Мари прекрасно помнила, какой восторг ощутила, попав в просторную комнату, обшитую светлыми дубовыми панелями. При виде многих сотен аккуратно расставленных на полках книг она испытала острое чувство обиды — как если бы ее лишили чего-то, что она всегда очень любила. Какое сокровище хранится в этой комнате, и как бы ей хотелось обладать им!

Жан Кюзенак, должно быть, перехватил ее зачарованный взгляд.

— Мари, раз ты умеешь читать, я разрешаю тебе пользоваться моей библиотекой. Романы по твоему возрасту стоят на этой полке…

Всегда такая робкая, Мари не сдержала восторженного восклицания:

— Благодарю вас, мсье! Для меня это такое удовольствие!

Мсье Кюзенак улыбнулся, и вид у него был довольный. Он внимательно смотрел на девочку, и ей показалось, что еще секунда — и он шагнет к ней, сделает что-то, что разрушит невинное очарование этого момента. Но он, наоборот, отступил назад и ничего не сказал. Мари очень удивилась, не услышав указания, которое наверняка не преминул бы отдать любой хозяин: «С книгами будь очень осторожна, и не забывай, что на первом месте стоит работа…»

Девочка очень скоро поняла, что Жан Кюзенак совсем не тот «хозяин», каким она его себе представляла.

Мари вышла из столовой и направилась в кухню. Там она подняла крышку кастрюли и добавила в кушанье щепотку перца. Теперь уже шестнадцатилетняя, Мари открыла для себя прекрасное средство от скуки — совершенствование своего кулинарного мастерства.

На первых порах Амели Кюзенак настороженно относилась к попыткам новой служанки внести разнообразие в привычное меню, но вскоре она оценила более изысканную кухню. Со временем она стала реже выражать девочке свое презрение, а иногда даже приходила в кухню, садилась и с удовольствием наблюдала, как та работает.

В первые месяцы пребывания на новой службе Мари казалось, что ей никогда не переделать всю работу по дому. Дни пролетали для нее, как одно мгновение.

Девочка вставала в шесть утра, быстро приводила себя в порядок, надевала фартук и спускалась готовить завтрак, который должна была подать к восьми. В семь часов в кухню с сияющими от радости глазами входил Пьер. За чашечкой напитка из корней цикория дети немного болтали, а потом мальчик возвращался на ферму. Мари же принималась за уборку по заведенному порядку: сначала в столовой, затем в гостиной, в спальне мадам Кюзенак и только потом — лестницы и вестибюль.

Хозяин и хозяйка дома спали в отдельных комнатах, что очень удивляло девочку. Жан Кюзенак строго-настрого наказал прислуге: никто не смеет заходить к нему в спальню без его разрешения.

После полудня Мари мыла посуду, подметала задний двор, стирала полотенца. По многу раз в день ей приходилось доставать из колодца воду — тяжелая работа, которую на ферме всегда выполнял Пьер.

Вечером, несмотря на усталость, Мари с нетерпением открывала очередной роман, сгорая от желания узнать, что же случится с героями дальше. Перелистывая страницы, девочка знакомилась с далекими странами, особенностями парижской жизни, любовными перипетиями, узнавала слабые и сильные стороны человеческой натуры…

В воскресенье после полудня для Мари наступало прекрасное время полной свободы. Девочка рвала на лугах цветы и прятала букетики под изгородью, а на обратном пути их забирала. Нанетт и Пьер поджидали ее у фермы. Мальчик шел вместе с ней в городок, а его мать, наскоро обняв «свою крошку», довольствовалась тем, что торопливо пересказывала ей последние сплетни.

Когда Мари думала о Пьере, ее сердечко начинало стучать чаще. Худенький мальчик превратился в высокого широкоплечего юношу, гордящегося пробивающимися уже усиками.

А вот Жан Кюзенак поглядывал на сына своих фермеров с беспокойством. Чтобы быть поближе к Мари, Пьер в апреле попросил муссюра взять его вместо Алсида ухаживать за лошадьми. Кроме того, он заявил, что ему вполне по силам заготавливать дрова.

На просьбу юноши хозяин ответил категорическим отказом:

— Алсид знает моих лошадей лучше меня самого. Ему всего пятьдесят, и он на работу не жалуется. Когда ты мне понадобишься, Пьер, я тебя позову. А пока продолжай помогать отцу…

Вечером в кухне господского дома разочарованный Пьер рассказал об этом разговоре Мари и добавил сердито:

— Он ревнует, наш мсье Кюзенак! Поклянись, Мари, что он относится к тебе уважительно и не просит ни о чем нехорошем!

— Клянусь, Пьер! Он очень добр ко мне.

Все-таки она старательно отводила взгляд. Пьер ревновал ее ко всем мужчинам в городке. Как же рассказать ему о том, что доброта мсье Кюзенака по отношению к ней временами переходит общепринятые границы? Она подозревала, что именно хозяин дома приносит ей грелку, потому что сосуд с теплой водой появлялся в ее постели каждый вечер на протяжении всей зимы. Однажды в воскресенье, когда Мари вернулась в дом с фермы, где гостила, она поняла, что кто-то поднимался в ее каморку на чердаке. На месте маленького шаткого столика теперь стоял письменный стол с ящичками, а на нем лежал бювар из зеленой кожи.

Странным образом получала она и свою плату. В конце каждого месяца под подушкой девушка находила конвертик с банкнотами. В первый раз сумма показалась ей огромной. Амели Кюзенак никогда не поднималась к ней наверх, но Мари, чувствуя себя при этом виноватой, все же приобрела привычку складывать деньги в жестяную коробочку и прятать ее под кроватью. Осознание того, что у нее теперь есть свое собственное «маленькое сокровище», иногда мешало девочке заснуть.

Она не осмеливалась сказать об этом Пьеру, но временами задумывалась о том, не пытается ли Жан Кюзенак ее задобрить или не планирует ли заставить себя полюбить, когда она, достигнув определенного возраста, сможет ответить на его «авансы».

В свои шестнадцать Мари была высокой, стройной и очень симпатичной девушкой. Она доверила свои страхи Нанетт, умоляя не рассказывать об этом Пьеру.

Добрая женщина, невзирая на глубокое уважение к муссюру, посоветовала ей быть настороже:

— Вообще-то такие делишки не в характере нашего мсье Жана! Хотя… С такой-то женой кто знает, что может прийти ему в голову? А ты такая хорошенькая… Можешь мне верить, моя крошка, случается, что хозяева затаскивают таких вот молоденьких служанок, как ты, в темный угол, чтобы поцеловать, а ночью приходят уже за другим… Тех, кто сопротивляется, быстро выставляют за дверь, и девушке приходится искать другое место. В конце концов наступает день, когда она уступает… А теперь слушай меня: если мсье Жан осмелится к тебе прикоснуться, передай ему от меня, глядя в глаза…