Владимир Данченко - Психическая самозащита
всякого психотического (в том числе и галлюцинаторного)
состояния служит его неконтролируемость, состояние
алкогольного опьянения можно рассматривать как
экспериментальный психоз и использовать для опытного изучения
механизмов неконтролируемых состояний.
Автор нашел, что состояния, оптимальные для
экспериментальной работы, достигаются при помощи 40% алкоголя
в дозировке 300-500 мл для взрослого мужчины. Опыты с
неконтролируемыми состояниями следует проводить не чаще
одного раза в месяц в смешанной разнополой пьюще-непьющей
группе. Особое внимание следует уделять выявлению
неадекватности своего поведения и неадекватности оценки
ситуации, а также выявлению момента перехода из
контролируемого состояния в неконтролируемое (висцеральные,
вестибулярные и речевые расстройства при такого рода
экспериментальной работе рассматриваются как побочные эффекты
и специальной фиксации не подлежат). Личные наблюдения
следует сравнивать затем с наблюдениями трезвых членов
группы.
Высоко развитое сознание и контроль над внутренними
состояниями дают возможность адекватно прореагировать и на
ситуацию, создавшуюся в результате проникновения астрального
плана на физический. Так, в литературе описаны случаи, когда
йоги, однократно поглощавшие значительное количество опия и
даже столь мощного галлюциногенного препарата как ЛСД,
продолжали вести себя так, будто ничего не произошло.
Разумеется, мы не можем судить о внутренних состояниях,
переживавшихся этими йогами; но если человек контролирует
свои поступки и укладывается в рамки условного диапазона
конвенциальных (общепринятых) норм поведения, его психическое
состояние не может рассматриваться как "ненормальное". О
патологии можно говорить лишь в том случае, если неадекватным
становится наше поведение, если мы утрачиваем сознание того,
как наши поступки выглядят с точки зрения ни о чем не
подозревающих внешних наблюдателей. Кстати, попытки посвятить
в свой опыт лиц, не готовых принять его, также следует
рассматривать как неадекватное поведение.
* * *
"Мир сновидений" во всей его полноте лишь изредка
прорывается в сферу восприятия физического плана. Как
правило, перцепиент имеет дело с "изображением без звука" или
со "звуком без изображения". В последнем случае речь идет о
так называемых "голосах". Голоса могут быть различно
настроены к перцепиенту. Характерная особенность "враждебных"
голосов состоит в том, что они активно пытаются склонить
перцепиента к неадекватному действию.
Навязываемая таким путем "отрицательная информация" может
облекаться в форму голосов людей, которых перцепиент любит и
уважает - друзей, близких родственников и т.д. Голоса эти
стремятся заинтересовать перцепиента, втереться к нему в
доверие, вовлечь его в активный диалог, овладеть его
вниманием и воображением, помрачить осознание специфики
происходящего, а затем при помощи угроз, обещаний, обвинений
и т.п. подчинить его поведение своей воле. Они подобны
сладким песням сирен, завлекавших очарованных мореплавателей
на рифы. Голоса, разумеется, далеко не всегда зловредны.
Классический тому пример - голос ("даймон") Сократа,
предупреждавший его, что он не должен делать, но никогда не
говоривший ему, что он должен делать.
Малейшее поползновение со стороны голоса НАВЯЗАТЬ
перцепиенту свою волю или мнение служит верным индикатором
"зловредности", причем индикатор этот может сработать в любой
момент. Как правило, это происходит едва лишь голосу удалось
"заговорить" перцепиента и тот утратил бдительность. Более
того, утратившего бдительность перцепиента вполне могут
довести до больницы как нейтральные, так и доброжелательные
голоса. Действительно, вид человека с помутившимся взором и
выразительной жестикуляцией, который беседует с невидимым
собеседником, приводит окружающих к вполне естественному
выводу, что этому парню не мешает подлечиться.
Голоса поистине непредсказуемы в своих намерениях, поэтому в
отношениях с ними огромное значение обретает способность к
самоконтролю, неусыпному сознаванию специфики ситуации. Ни в
коем случае не следует забывать, что, будучи порождениями
астрального мира (см. гл.18), голоса неспособны
воздействовать на нас иначе, кроме как через воображение.
Наблюдать за их попытками убедить нас в своем всемогуществе
(и тем самым вовлечь в свою игру) довольно любопытно. Что
характерно, голоса используют при этом известный
пропагандистский прием: "Если вы хотите сделать ложь истиной,
повторяйте ее почаще".
Для страха перед голосами нет никаких причин; в них нет
ничего дурного за исключением упорных попыток манипулировать
человеком, то есть попыток заставить его реагировать на себя
определенным образом - эмоционально или поведенчески. В
манипуляции как таковой также нет ничего дурного - это
неявный принцип "нормальных" межличностных отношений. Однако
в случае с "враждебными голосами" мы сталкиваемся с
патологической, доведенной до абсурда жаждой абсолютной
"власти ради власти" над объектом манипуляции, - власти,
способной принудить его демонстрировать неадекватные формы
поведения.
Говорят, что враждебные голоса обладают огромной силой
внушения, противостоять которой очень трудно. Но чем
обусловлена эта сила? Голоса появляются внезапно и застают
перцепиента врасплох: он к "такому" не готов. Он не
соображает, что происходит, и совершенно не осведомлен о
своих "правах и обязанностях". Благодаря этому его попросту
обманывают. Используя фактор внезапности, а также
экстраординарность ситуации и растерянность перцепиента,
голоса с чисто цыганской методичностью приступают к
откровенному вымогательству неадекватности. Эти бесплотные
призраки грозят, требуют и обещают с искренним жаром сердца,
нимало не заботясь о том, что не в состоянии принести нам
какой-либо вред, что мы ничего им не должны, а они в свою
очередь, ничего не могут нам дать. Короче говоря, голоса
берут перцепиента "на испуг" - в этом и заключается вся сила
их внушения.
Апеллируя к возбужденному воображению перцепиента, голоса
неприкрыто пытаются добиться от него очевидной
неадекватности. Защита против такой патологической
манипуляции со стороны голосов, ведущей к явной
неадекватности поведения перцепиента, основана на опыте
сознавания механизмов нормальной манипуляции, которая исходит
от непосредственного социального окружения перцепиента и
ведет к "конвенциальным неадекватностям" в его поведении, то
есть неадекватностям, не выходящим за рамки общепринятой
"нормы", но нежелательным для него лично.
Не поддаваться на откровенную "патологическую манипуляцию"
голосов трудно лишь оттого, что она непривычна и шокирует
своим апломбом. Не поддаваться на "нормальную манипуляцию"
окружающих гораздо сложнее: она слишком привычна и, проникая
в нашу плоть и кровь, совершенно незаметна.
Обычно манипуляцией называют лишь особо нарочитые и
беспардонные попытки одного человека оперировать поведением и
восприятием другого человека. Если же человек попросту
оскорбляет нас (и если мы при этом оскорбляемся), мы как
правило не усматриваем в этом никакой манипуляции: мы ощущаем
лишь свои отрицательные эмоции. Мы видим только, что он
плохой, он сделал нам плохо (обижает, не уважает и т.д.), и
нам почти никогда не приходит в голову, что это ведь мы
реагируем на него, мы пляшем под его дудку, мы переживаем
навязанные им ненужные нам ("неадекватные") состояния или
даже, возможно, совершаем какие-то ненужные нам поступки
весьма сомнительной адекватности. Достаточно понаблюдать
схватку какой-нибудь пиратствующей старушки с желторотой
молодежью в общественном транспорте, чтобы понять, о чем идет
речь.
Манипуляция имеет место всякий раз, когда человек с чей-то
подачи вовлекается в какие-то нежелательные для себя
состояния или действия. По своей воле человек ни во что
подобное вовлекаться не станет, и если это произошло, значит
он на что-то купился, на что-то клюнул, значит произошла
манипуляция, - вне зависимости от того, насколько поймавший
его рыбак-манипулятор был сознателен в своих целях и
средствах.
На что мы покупаемся? Всяк покупается на свое*, это тема
отдельного разговора. Пытаясь обрести независимость от
манипуляции в обычных социальных контактах (на работе, дома,
