Василь Гигевич - Гуманоиды: Прямой контакт

Признаюсь честно, у меня и руки опустились, и ответить ничего не мог. Все он как бы правильно говорил, логично, а между тем, между тем... Какой фокус он проделал... Молчал я, а это зеленопузое создание мне дальше о сути жизни рассказывало:

— Конечно же, вы двигаетесь в направлении познания сути, но очень медленно.

Тут я не выдержал, опять руку вверх поднял:

— Подожди, подожди... Дай передохнуть немного.

— Согласен. Новую философию нелегко принять и усвоить. Новая фило­софия, кстати, будет формировать и новый порядок вашей жизни. Без нее, поверь мне, вы никак не выкрутитесь. Отречетесь, наконец, от христианства, мусульманства и буддизма под натиском прогресса, никуда не денетесь, а взамен что получите?..

— Так в чем же суть твоей сверхновой философии? — спрашиваю.

Он отвечает:

— НАМ ВСЕ РАЗРЕШЕНО.

Я совсем растерялся, глядя на этого метрового безносого гуманоида, которому все позволено. И не знал, честно скажу, плакать мне или смеяться... А ему было не до смеха, он дальше пророчествовал:

— Это наша главная заповедь. И еще у нас есть заповеди:

ГУМАНОИД — ВЫСШЕЕ СОЗДАНИЕ В МИРЕ.

ВСЕ В МИРЕ И ВСЕЛЕННОЙ ТОЛЬКО ДЛЯ НУЖД ГУМАНОИДОВ.

Мы давным-давно решили проблему, над которой ваши философы не одно столетие себе головы ломают. Кто перед кем должен плясать: вы перед Землей и Вселенной или — Земля и Вселенная перед вами? Мы, мы хозя­ева не только нашей Дзеты, но и Вселенной. Сам видишь, какие огромные пирамиды мы построили для своих нужд, ты видел наши подземные заводы и туннели, огромные корабли на море, наши летающие тарелки, воочию убе­дился, какой порядок мы навели на Дзете. Мы еще не то сделаем. И поверь на слово, ничто нас не остановит, против прогресса не попрешь... Мы Дзету совершенствуем как хотим, под себя ее подстраиваем.

Тут он неожиданно, ни с того ни с сего, на стульчик вскочил, застыл, лапку вытянул и громким басом, у меня аж уши заложило:

— Мы не можем ждать милости от Дзеты, взять ее в свои лапки — наша задача! — После чего со стульчика спустился, но не успокоился: — И с фило­софией у нас полный порядок. Есть и другие заповеди, на них я тебе намекал:

ФАНТИКИ — ЭТО ВРЕМЯ.

Без фантиков, как и без времени, ни одна цивилизация не может существо­вать. Нашелся у вас когда-то один человек, который на фантики замахнулся, менял из храма начал выгонять... И что вы с ним за его выходки сделали? На крест его и гвоздями калеными к дереву, гвоздями... Чтобы другим неповадно было на фантики посягать, его, распятого, вы рядом с разбойниками на горе вывесили...

И еще есть заповедь:

ЖИЗНЬ — СОН.

Хорошая это заповедь, хорошая... Она ваших людей будет успокаивать лучше наркотиков...

На основе этих заповедей мы строим новую мораль. Подумай хорошо, ты человек умный и со мной согласишься.

И исчез Лупоглазый, растаял, как мираж.

Я был потрясен. Подумал, еще немного и начну верить, что жизнь — всего лишь сон...

Глаза закрыл и сам с собой, умным, завел беседу. Одиночество на меня хорошо действует. Но не об этом сейчас хочу сказать.

О жизни я думал, о смерти...

Зацепил, очень зацепил меня своими размышлениями этот Лупоглазенький. Как и многие, я не каждый день думал о смерти, о смысле прожитого дня. Я — обычный человек с обычными людскими слабостями. Не философ, и даже не политик — это им все до мелочей известно...

Снова брат вспомнился: как морщится его лицо под вечер, когда он после рыбалки усталый садится в машину и глотает таблетки...

И рыбалку вспомнил. Не летнюю, а зимнюю, когда холодный ветер студит пальцы, когда видишь, как легкий поплавок всплывает на поверхность воды и ложится на бок, и тогда — не проморгать только — рывок удочки вверх... И ощущение льдинисто-холодной рыбы, может, даже и леща, который упруго натягивает жилку... А затем — взгляд в белоснежную даль, где горбятся рыба­ки, подстерегающие свое счастье... Смотришь на ворон, кружащих над рыба­ками: каркают, переговариваются между собой и все ждут, когда кто-нибудь из рыбаков отвернется, чтобы стремительно стащить рыбу... И понимаешь вдруг, что для тебя, как и для этих притаившихся рыбаков, главное — не рыбалка, нет, главное — ощущение пространства и свободы, радующих душу...

Красавица ненаглядная вспомнилась: пожалуй, от отчаяния телевизор разбила и сейчас с надеждой смотрит в окно, меня ожидает...

И строки поэтессы вспомнились:

Этот вечер не твой,

Эта ночь не моя...

И еще строки одного поэта вспомнились:

А была, только ночка была,

Только ночка на утренней сини,

Когда шел из родного села,

Если кани остаться просили...

Был он тогда молодой, красивый и с легкостью, как это бывает в молодо­сти, покидал родной дом, надеясь на счастье, которое ждало там, далеко...

И еще мне подумалось о ясноглазом семнадцатилетнем парне, заболев­шем туберкулезом. Был он в то время далеко от родины, тосковал по ней. Он знал, что умирает. Знал и написал:

У краіне светлай, дзе я ўміраю,

У белым доме ля сіняй бухты,

Я не самотны, я кнігу маю

З друкарні пана Марціна Кухты.

Почему же он был не одинок перед уходом туда? Где энергетические поля, где черные дыры, где ненасытная пустота?

Всего-то и было у него — книга тоненькая, в которой писал, как в бара­баны крыш ветер бьет, как в лесу гул мощный слышится — то леший гудит... И еще сказал о нас тогдашних:

Краю мой родны!

Як выкляты Богам —

Столькі ты зносіш нядолі...

9

...Спрашиваю у гуманоида:

— Скажи как на духу, зачем мы вам понадобились, если вы такие умные? Думаю, вы не просто к нам свои тарелки посылаете. Не просто так меня здесь ублажаете: и различными кашами кормите, и кресло-лежанку подсовываете, и достижения свои показываете, секретов не скрывая. Вы же, видимо, и полтергейстов у нас делаете, да?

А он:

— Да, можем делать на расстоянии. Через глюонные связи можем делать где захотим. Не только у себя на Дзете, но и на вашей Земле. Получается полная материализация: и звуки создаем, и запахи, и предметы можем пере­двигать... Летающие тарелки, те, что вы видете на Земле, есть не что иное, как творение глюонного генератора — он создает иллюзию реальности, поэтому вы никак не можете поймать или сбить наши плазмоиды... Конечно, время от времени мы и сами прилетаем к вам, чтобы понаблюдать и проконтролиро­вать, что у вас происходит. Мы открываем новый этап познания природы. Как человеку разумному, скажу тебе: у нас появилась небольшая проблема.

— Ну, говори, говори о своей проблеме, — тороплю его и чувствую: вот оно, главное, начинается, вот тот крючочек, на который, как на живца, хочет поймать меня Лупоглазенький.

— По непонятной причине в последнее время продолжительность жизни гуманоидов стала сокращаться. Живет, живет гуманоид, только-только насту­пает пора ему идти на отдых — бац! — и умирает. И еще одно наблюдается: толстые — толстеют, тонкие — худеют... Мутационный процесс резко увели­чился. А все это выливается в издержки производства, производительность падает, эффективность деятельности приближается к нулю целых нулю десятых процентов. Планы, а они у нас, поверь, огромаднейшие, рушатся. Ко всему, еще микробы на нас навалились. И травим мы их, и лекарства новей­шие применяем, а они мгновенно модифицируются и снова нас донимают. Вот поэтому ты никого на открытом воздухе не видел. Этот воздух мы так стерилизуем, так стерилизуем, а толку — ни на иглу... В лесах и на полях, ты сам видел, порядок отчасти навели: где — повыбивали лишнее зверье, а где — потравили, лишние растения, нам ненужные, пестицидами вывели. В море рыб хищных уничтожили, только семь видов оставили. А вот что делать с вирусами — никак не можем разобраться.

Смотрю, как только он вспомнил о микробах и вирусах, его аж затрясло. Со стульчика вскочил и забегал туда-сюда передо мной. Теперь он уже и на меня не смотрел, а все перед собой, словно там микробов и вирусов видел.

— Они же — живые, гады... И много их, везде пробираются: в зверей, птиц, рыб — целая невидимая цивилизация... Они же определенную форму имеют, почти такие же, как и мы, бывают... Ты представляешь: в клетку живую крошечную забираются, ее генетический код на свой лад переделы­вают, а затем живут как у бога за пазухой, размножаются, никак их оттуда не выкурить. Не думают, что мы из-за этого страдаем от болезней разных... Более того — между собой они постоянно контактируют, обмениваются информацией, приспосабливаться могут к чему угодно. Они же хитрые... В зверей, птиц, рыб забираются, а затем через них к нам попадают. И они нам войну объявили почему-то. И тут уж — кто кого... Одних начинаем тра­вить ядохимикатами, гормонами, антибиотиками, пестицидами, они тут же с собратьями контакты налаживают, друг другу сигналы передают, форму меняют, мутируют, из птиц в зверей перебираются, из зверей — в рыб, не поймать их никак... С еще большей злостью на нас наваливаются. Мы же не только воздух стерилизуем, воду кипятим постоянно, но и продукты абсо­лютно все консервируем... И все равно микробы до нас добираются и грызут, поедом едят... Из-за них наша жизнь сокращается. Пар-разиты, одним сло­вом, сволочье проклятое. На деревья залезут, и только в лесу появишься, они оттуда на наши головы пикируют. По траве босиком нельзя пройти — там их кишмя кишит... В море нельзя залезть. После того, как мы колючих, никому не нужных медуз выловили и на консервы пустили, они почему-то вонючи­ми стали. Мы от вирусов круговую оборону держим. Ведь в любой момент наша цивилизация из-за какой-то бациллы может погибнуть. Нечто подобное у вас было, когда монгольская империя развалилась. А из-за чего, из-за кого? Маленькая заразная блоха впилась в монгола, и зараза давай косить их одно­го за другим... А ваш Александр, который полмира захватил, чем кончил?.. А другие цари и властелины отчего гибли? Из-за них, вирусов проклятых, счастливая жизнь сильных мужей обрывалась...