Санин Евгений - Исцеление Вечностью
- Чтецом? – обрадовалась Вера и сказала: - Тогда… если ты еще не устал, может, поможешь мне почитать акафист?
- А почему бы и нет? – удивленно пожал плечами Александр.
И – хотя он хотел внимательней изучить внезапно поразившую его икону святого, да и вообще собирался заняться сокращением романа не в уме, а уже на бумаге – согласился:
- Это даже намного душеполезней. Ведь Христос говорил, где двое или трое молятся во Имя мое, там и я посреди них!
- Конечно! – обрадовалась Вера.
Поправив косынку, она с трудом дожидалась, пока Александр закончит свое дело, но когда он выложил последнюю икону, все же – обязанности хозяйки пересилили в ней желание больного человека - спросила:
- Может, сначала поужинаешь, а потом почитаем?
- Нет, - возразил Александр. – После ужина мы будем читать уже вечерние молитвы. Так же, как и до завтрака – утренние!
- Слава Богу!.. – прошептала Вера, и глаза ее заблестели.
- Ты это чего? – удивился Александр.
Она быстро смахнула рукой слезу и прошептала:
- Да как же ты не понимаешь. Вот уж действительно полубрат! Да у меня первый раз в этой комнате иконы… первый раз я буду читать акафист… регулярно совершать молитвенное правило… Дождалась!
Александр понял, что Вера благодарила Бога за то, что Он, наконец, послал ей такого человека, как он, и сам от смущения закашлялся.
Вера поняла это и, несмотря на серьезность момента, заулыбалась.
Только рыжий кот по-прежнему недружелюбно щурился на квартиранта, но дуга его хвоста уже казалась не таким зловещим вопросительным знаком.
Впрочем, вскоре Александр начал читать акафист, и он, блаженно закрыв глаза, сделался тихим и мирным.
«Избра̀нней Превѐчным Царѐм, превы̀шшей вся̀каго созда̀ния Небесѐ и землѝ Царѝце, - полилось словесным ручьем из книжных строк, написанных церковнославянской вязью, - пришѐдшей иногда во Влахѐрнскую цѐрковь на молѝтву, досто̀йное поклонѐние с благодарѐнием прино̀сяще, я̀ко во тьме су̀щии, под Твой светя̀щийся омофо̀р с вѐрою и умилѐнием прибега̀ем. Ты же, я̀ко иму̀щи держа̀ву непобедѝмую, от вся̀ких нас бед свобожда̀й, да зовѐм Ти:
Ра̀дуйся, Ра̀досте наша, покры̀й нас от вся̀каго зла честны̀м Твоим омофо̀ром».
Александр читал акафист, не торопясь, время от времени напевая: «Аллилуйя» и «Ра̀дуйся, Ра̀досте наше, покры̀й нас от вся̀каго зла честны̀м Твоим омофо̀ром!»
«Ра̀дуйся, Ра̀досте на̀ша, покры̀й нас от вся̀каго зла честны̀м Твоим омофо̀ром!» Какие красивые слова! Какое совершенно незнакомое, необъяснимое чувство было, когда ты читал!..– прошептала Вера и призналась: –Хотя я и не все понимала…
- Ничего, со временем все научишься понимать, и каждое слово станет понятным! – успокоил ее Александр. – Ведь этот язык, на котором молились наши предки, заложен в нашу генетическую память! А сам акафист посвящен событию, совершившемуся в конце Х века в Константинополе. Блаженный Андрей, Христа ради юродивый, молясь во Влахернской церкви с учеником Епифанием, удостоились видения Божией Матери с собором ангелов и святых. Она простирала над миром Свой омофор и покрывала им всех верных христиан. Страшно даже представить, если Пречистая вдруг опустит Свои руки… Что тогда произойдет с миром?! Между прочим, древние старцы советовали христианам последних времен особенно усердно призывать Покров Божией Матери для избавления от искушений, которые приобретут невиданный доселе размах, и сетей антихристовых.
- Как же многого я не знала!.. Хотя была уверена, что мне известно все, что необходимо в жизни… – покачала головой Вера. – А мы еще когда-нибудь почитаем этот акафист?
- Конечно! Хотя есть акафисты и другим иконам: вот - Иверской, Владимирской, Казанской! – указывая на стоящие на столе иконы, принялся перечислять Александр.
Он чуть было не добавил «Всецарице», зная из достоверных источников, что чудесная помощь Пресвятой Богородицы, подаваемая верующим от этой иконы, особенно проявляется в исцелении от раковых болезней, но вовремя прикусил язык и сказал:
- А еще святому великомученику и целителю Пантелеимону, который имеет от Бога особую благодать избавлять от самых различных недугов!
После акафиста Александр хотел немного поработать. Но Вера настояла, чтобы он непременно поужинал.
Поднявшись с трудом, она сама накрыла на стол.
- Сегодня, прости, только самое простое, - извинилась она, показывая на чай, докторскую колбасу и салат с хлебом. А завтра придет Гульфия, и я закажу ей что-нибудь для тебя. Ты что любишь?
- Да все! – принимаясь за еду, ответил Александр.
- Ну ладно, тогда я сделаю это по своему усмотрению! В первую очередь попрошу принести то, что люблю сама, но пока… не могу, - пообещала хозяйка, а Александр, не переставая жевать, кивнул на бесчисленные коробки, - какие хранят почти в каждой квартире соль, сахар, рис, другие крупы:
- Хотел сразу спросить, да постеснялся… Зачем тебе столько коробок?
- Этих? – равнодушно обвела глазами стены с коробками Вера и пожала плечами: - А это моя работа!
- Ты хочешь сказать, что ты… - даже не договорив, изумился Александр.
- Да, я инженер-конструктор, и участвовала в разработке и создании всего этого - подтвердила Вера. - Только какое теперь это имеет значение…
- Как это, какое? – возмутился Александр. – Да это же для удобства почти всей страны, множества людей!
- Я тоже раньше так думала и жила только этой работой! – согласилась Вера и вздохнула: - Только теперь все это потеряло всякий смысл и стало совсем ненужным!
Александр совсем новым взглядом посмотрел на коробки, на кухню, на реку за окном, за которым еще плавали яхты, и подумал, что здесь долгие годы была своя – оказывается, интересная, насыщенная жизнь.
И вдруг все оборвалось, казалось бы, случайно, нелепо и безнадежно…
А на самом деле – он перевел взгляд на окно, за которым золотились в лучах заходящего солнца кресты – промыслительно и спасительно!
Но как… как сказать Вере об этом?
6
Выполняя совет Клодия, Альбин весь день и вечер, как мог, старался не показываться ему на глаза и, уж тем более, не говорить о вере.
Но на следующий утро тот сам нашел его на палубе и спросил:
- Я полночи не спал, никак не мог понять… И сейчас не пойму. Ответь: почему ты не сбежал тогда с моими деньгами? Тем более, став христианином? Ведь я слышал о них только плохое!
Альбин прямо посмотрел в глаза начальнику и усмехнулся:
- С каких пор ты, доверяющий только неопровержимым фактам и надежным свидетельствам, стал доверять слухам? Причем, настолько бездоказательным и нелепым, что и повторять их не хочу. Ну, сам посуди: если бы христиане были такими, как повсюду нас пытаются изображать наши завистники и враги, то, следовательно, и я был бы таким. А будь это так, то, и правда, что помешало бы мне сбежать с твоими деньгами?
Это был разговор двух достойных, равных по уму собеседников, когда нет нужды говорить лишнее.
- Вот этот алогизм и не дает мне покоя! – вздохнул Клодий. – И еще я никак не могу понять: как можно верить в Бога, которого предали самой позорной казни – распяли на Кресте! Ведь это абсурд! Какой же Он после этого – Бог?!! Но вы – верите! Причем так, что не жалеете за исповедание Его Имени самого дорогого – жизни! Идя на казнь, словно на праздник! И я видел это собственными глазами!
- Когда?
- В раннем детстве, в садах Нерона! Меня привели туда родители. И я хорошо помню, как христиан одели в медвежьи шкуры, пропитанные жиром, поставили под подбородком каждого остроотточенный кол, чтобы он не мог опустить головы, и император с гостями вдоволь налюбовались всеми муками приговоренных к такой страшной казни. И - подожгли…
Клодий помолчал, вспоминая то, что было почти полвека назад, и с легким удивлением продолжил:
- Все ожидали диких воплей от боли, плача - ведь там были и дети! - мольбы о пощаде… А они вдруг подняли головы к небу, и все, как один, запели свои молитвы. Вот это запомнилось мне навсегда. И, видать, с самого детства во мне зрел этот не понятый до конца тогда и непонятный теперь вопрос.
Альбин выслушал все это и сказал:
