Земля заката - Алексей Алексеевич Доронин
Новичку доставалось только самое простое и грубое. Вначале Младший думал, что ему понадобится учиться год, чтобы успевать за другими. Но натаскался за неделю.
Уже на второй день его, со смешками и подначиванием, которые он не понимал, поставили на «конвейер». И там, перекатывая тележки по рельсам, он стер сапогом ногу до кровавых мозолей. Настолько много приходилось бегать. А вездесущая соль каждую смену разъедала руки.
Язвы и мозоли не проходили. Желание не беспокоить больные места толкало к тому, чтобы работать вполсилы. Однажды, заметив, как новенький нагрузил на тележку рыбы на четверть меньше нормы, бригадир сказал:
– Я тебя понимаю. Сам стараюсь меньше сил тратить. Но надо хитрить там, где такое не палится на раз. Снег растает – будет видно, кто где посрал. Сорвешь план – подставишь всю цепочку. Тебя быстро вычислят. Не выпорют, но оставят без зарплаты. А если будешь совсем дурака валять, то могут и выпустить. С лодкой в море. Как тебе лучше?
Кстати, лодка Сашина стояла, накрытая брезентом, на палубе, рядом с полубаком. Конечно, она была закреплена основательно.
Имущество не тронули, разве что всё оружие, включая нож, пришлось отдать в сейф на хранение. Под расписку. А вот ботинки так и не нашлись. Может, конечно, кто-то их утащил. Теперь уже не узнать. Скорее, на дне морском, где Губка Боб живёт.
Вскоре он уже допускал меньше ошибок, а к концу недели работал так, что ему казалось, что он ас. Конечно те, кто был в этом деле давно, справлялись лучше, но особого мастерства тут не требовалось. Количество, а не качество. А рыба шла тоннами.
Александр сроду не мог представить, что люди разных национальностей могут трудиться вместе.
Конечно, идиллии не было. Случались конфликты. Иногда и на него орали – на разных языках. Но ни разу просто так. Даже если сначала Младший не понимал – за что и почему.
Однажды Юхо толкнул его в плечо. Младший хотел возмутиться, но пригляделся и увидел, что неправильно укладывает рыбу и она вот-вот начнет сыпаться на пол. Один раз бригадир отвесил ему несильную затрещину. Тут у Саши тоже хватило ума не лезть в бутылку. Он разобрался, в чём косячит и больше так не делал.
Перед другими Скараоско всегда заступался за него. И всегда показывал, как исправить ситуацию, давал советы, а не просто отчитывал.
Коллектив показался Александру хорошим… насколько это слово применимо к грубым рыболовам. Более здоровым он был, не гнилым, как наемная гвардия Питера.
Сопливой теплоты не было, никто не стал бы делать за него чужую работу, легко могли послать на три буквы (на любом языке), если лез не вовремя или попадался под горячую руку. Но было понимание, что всё делают общее дело, даже если каждый тут не навсегда и может быть заменен. Не было ощущения, что любой только и ждёт момента, чтобы дезертировать, свалить, найдя место получше. Понятно, гарантией этого были редкие заходы в порты. А на лодке в тридцати милях от чужого берега совсем невесело.
Может, это была иллюзия. Но чувство команды тоже имелось. Даже без оружия в руках они были чем-то вроде боевого подразделения. Хотя их главным снаряжением были лопаты, вёдра, разнообразные черпаки. Впрочем, и оружие имелось, хоть и хранилось под замком.
Каждый мог всегда рассчитывать на помощь других, особенно если это шло на пользу всей «банде».
Нет, кроме своей бригады Александр ни к кому не набивался в друзья, да и его никто особо не тащил. Но не устраивали буллинг и моббинг. И на том спасибо.
А вот разузнать, откуда взялось название корабля он не смог. Ему ответили: в честь какого-то короля, который телефон изобрёл. Похоже, сами ни хрена не знали.
– Отбой! Эй, новенький, харэ! Шабаш! – бригадир тряхнул его за плечо.
С первого раза Младший не услышал долгий звук сигнала, настолько устал и в ушах звенело. А он и не заметил… хотя вначале восьмичасовая смена казалась вечной.
Никогда не видел столько рыбы. Да и не видел столько еды разом. И столько работы разом. Пахали почти без перерывов… формально полагались «перекуры» раз в пару часов, но это ни фига не соблюдалось, когда рыба «шла».
Зато разрешалось есть ее, сколько влезет – некондиционную, которая на продажу не годилась. И не очень ценных сортов. Дешевой было завались. И она портилась за считанные дни, если не засолить.
Все, что нельзя было переработать – сбрасывалось за борт. На корабле было несколько котов, которые боролись с крысами. Они тоже жрали в три горла. Но даже их усилий было мало. Крысы все равно откуда-то появлялись, будто самозарождались.
– Почему не отдадите излишки в одну из деревень на берегу? – спросил как-то Младший у Скараоско.
– Еще чего!
– Это потому что там на берегу русские?!
Младший смотрел карты и ему казалось, что они где-то на траверзе Калининградской области.
– Нет, дурачок. Там и ваши, и финны, и прибалты разные, и поляки дальше. Но никому ничего давать нельзя. Ты как будто вчера выбрался из одного места. Сделай людям доброе дело – и они подумают, что ты им должен. На первый раз устроят праздник. На второй скажут: «спасибо, но можно побольше и получше?». А на третий решат, что мы додики и будут ждать с топорами и ружьями. Убьют нас и заберут корабль. Попытаются, точнее. Поэтому лучше отдать рыбу тюленям. Они милые. Пока маленькие. А эти пусть сами ловят, не безрукие. Да, у них нет такого судна. Но это уже их проблемы. Нам оно не с неба свалилось. Капитан его по кусочкам собирал. А мы поддерживаем, бережём.
Но все-таки чуть позже Младший видел, как их катер подходит к берегу и оставляет на там тюки с рыбой.
– А эта деревня чем лучше? Почему их подкармливаете?
Они проплывали мимо деревни на небольшом островке.
– Они не опасны. Им недолго осталось.
Оказывается, в этой деревне жили только дряхлые старики. Младший еще по Питеру знал: на севере, в Карелии, таких тоже осталось немало. Где доживали пять, два, а иногда и один старик… или чаще старуха. Некоторые с самой Войны. Кто-то там родился, а кто-то ребенком или подростком с беженцами пришёл… И до сих пор живы! Древние.
«Если это жизнь… Но они не от мира, таким
