ШОУ - Барбара Росса
…Перехватив чашку кофе, Виэра пошла вдоль набережной. Сбоку тесно и громоздко выстраивались в шеренги старинные дома. Тоненький ажур зелени напоминал кайму на головном платке, когда нити уже обтрепались. Люди казались ей пустыми трафаретами, лишенными смысла и веса. Это они были изображениями – жизнь существовала только в той многомерной картинке, до краев наполненной звуками, красками и эмоциями, которая каждый вечер разворачивалась под сенью Шоу.
ВОРИШКА
В труппе завелся воришка: время от времени это бывает. Денег артистам всегда не хватает, поэтому их обиду трудно себе представить. Каждый знает, кто сколько получил и сколько у кого осталось до следующей заплаты, сроки которой обычно были неизвестны никому…
После спектакля в офис зашел Найк. Усевшись на кожаный диван и рассеянно поглядывая по сторонам плохо отмытыми от театральной косметики раскосыми серыми глазами, сообщил:
– Теперь у Стеллы.
Все вскинулись. Фанесса закудахтала: «Ну вот, я же говорила ребятам быть осторожней – ведь знают, что воруют, пусть прячут!»
– Много? – спросил Лего.
– Две, – с ухмылкой ответил Найк. Потому что кто знает, мало это или много.
– Так, – сказал Лего. – Что думаешь?
– Мы думаем, что это Белый.
Белый был мутной личностью, притусовавшейся к труппе примерно полгода назад, – расхлябанная походка, блуждающий взгляд, трясущиеся руки. Пил, конечно, но главное не это… Терпели его, ведь в «униформу» людей найти непросто, не каждый согласится ездить, как проклятый, из города в город практически без отпуска и тянуть веревки два часа в день шесть раз в неделю. После этого ладони напоминали наждачную бумагу, девушку не погладить! Поэтому терпели его, как и Пишика, поляка и недотепу, которого так просто гоняли все кому не лень. То он забудет приготовить реквизит – то есть поставить на зарядку светящиеся в темноте шары, то неправильно разрежет пленку, которой устилают манеж в последнем эпизоде. Но терпели – несмотря на неуклюжесть и тугоумие. И даже учили – каждый по-своему. Например, Найк в свободные дни заставлял парня писать диктанты, а Стэс – требовал применять дезодоранты, ибо запах от потного Пишика был пострашнее атомной войны… С Пишиком из-за этого даже жить никто не хотел вместе – а вот Белый согласился.
– Почему думаешь, что он?
– Проверяли потому что. Проанализировали три случая. Помните, когда телефон у Пю-Пю украли? Она вышла на минутку из номера – это в Праге было, в номере оставались Белый, Пишик и Круч.
– И что?
– Говорит, не брал, телефона никакого не видел… А на той неделе у Круча пропал косарь. Там опять Белый, Пишик и Рашид были. И третий раз – сейчас: в женской гримерке из кармана утянули два косаря. Провели следствие: заходили Белый и еще двое, по очереди.
– Что они там все в женской гримерке потеряли? – удивился Лего.
– Каждый свое, думаю, – резонно заметил Найк.
– То есть ты считаешь – Белый? – еще раз уточнил Лего.
Найк кивнул и опустил голову. Ему вообще было неприятно, что все это произошло.
– Так, вы последите, куда он сегодня пойдет, – если взял, значит, нужно потратить. Посмотрите, может, какие вещи появятся у него, – посоветовал Лего.
– Ладно, – ответил Найк. – Сегодня я сам за ним пойду.
На следующий спектакль Белый вышел на манеж в темных очках.
– Это что за номера? – спросил у него Лего, который всегда требовал полной идентичности униформистов: они должны быть в белом, выстиранном и приятно пахнущем трикотаже, аккуратно причесанные.
Можно было и не спрашивать – фэйс был отделан подчистую. Даже очки не спасали. Синяки и отеки изменили внешность Белого до неузнаваемости.
– Кто? – только и спросил Лего.
Белый и ответить ничего не смог. Нечем было. Зубов он тоже не досчитался.
«Как он до лица-то дотянулся?» – подумал Лего. Найк вообще-то был коротышкой, а Белый и весил килограммов 90 и ростом был под два метра. Представить, как маленький, но чрезвычайно задиристый Найк избивал верзилу Белого, подпрыгивая на своих коротеньких ножках и метя в правильные места, без смеха было невозможно.
После вечернего собрания труппы Лего спросил у Найка:
– Ну что, он сознался?
– Нет. Но я его застукал – он был в казино. Играет он, видишь ли!
– Что сказал?
– Клянется, что не брал. Ну, я его так, для профилактики… поучил немного. Пусть запомнит, что нехорошо это – чужое брать. Если мама в детстве чего-то недодала.
– А если не он? Ведь не сознался!
– Сегодня пытать будем, – покашлял Найк в сбитые до крови кулаки.
В чем заключалась пытка, Лего и представить не мог…
На следующий день под предлогом каких-то дел он зашел к Рашиду. Тот, как и большинство артистов, жил в одной из комнат огромной двухэтажной квартиры. Мрачный кавказец мочил в тазу тряпки и прикладывал их к лицу поверженного врага. Лицо Белого – впрочем, как и руки до локтевых сгибов – было синим. Даже, кажется, и пятки были синими. Рассмотреть такие детали Лего удалось потому, что враг человечества в одних трусах лежал на Рашидкиной кровати, с которой тот предусмотрительно снял постельное белье. «Пытка, похоже, удалась», – подумал Лего. А вслух добавил:
– Теперь из Белого его можно смело переименовать в Черного.
– Или в Синего, – усмехнулся Рашид.
В это время в номер вошел одетый в фартук на голый торс Найк. В руках он держал кастрюлю, из которой вырывался пар. Найк обожал готовить, знал, что и с чем правильно смешивать, и какая польза от разных блюд. От его нынешнего варева пахло детским вкусом наваристого куриного бульона.
– Ну что, оглоед, не хватило наших денежек, чтоб пообедать? Ладно, мы народ добрый, ешь, это вкусно.
Он присел на кровать рядом с Белым, с неподдельной жалостью разглядывая следы от вчерашних «пыток». Рашид налил супчик в тарелку и подал Найку.
– Хлеб покроши туда, а то он кусать теперь долго не сможет.
Сцена и насмешила, и изумила Лего. Вчера отмутузить парня, а сегодня делать ему примочки и готовить для него куриный бульон? Да, так могут только они, его артисты.
Открыть рот Белому всё никак не удавалось. Глаза, превратившиеся в черно-синие подушки, практически были не видны. Вот дрогнуло правое веко… Тогда Найк раздвинул ему ложкой губы и осторожно влил бульон. Вряд ли Белый, который при этом тихо стонал, смог почувствовать вкус здоровой и
