Эльфийский Петербург - Алексис Опсокополос
Аня понимала: ни в какой Париж она не попадёт, но именно это Денисовы и Васильевы будут говорить всем, кто станет её искать. А то, что я буду её искать, после того как она не пришла на встречу, она знала. И что привлеку Ивана Ивановича, догадывалась. И знала, что мы обратимся в первую очередь к её родителям и к Денисовым, и те ответят, что Аня в Париже. Поэтому она заранее написала мне, что эти ответы будут неправдой.
И ещё я не мог понять, как дед Глеба, если это действительно он похитил Аню, собирался потом выкручиваться. Я понимал, что старик Денисов мог сделать с Аней что угодно, например, подстроить несчастный случай на отдыхе или ещё что-то в этом роде. Но что бы он ни предпринял, без помощи Глеба у него бы не получилось потом выйти сухим из воды. Васильевы в любом случае спросили бы у Глеба про эту поездку, и ему пришлось бы врать, выгораживая деда, то есть, по сути, становиться полноценным участником похищения.
Я просто не хотел верить, что мой друг на такое способен. Пока я ехал, несколько раз позвонил Глебу, но его номер ожидаемо был отключён. Номер, с которого Аня прислала мне сообщение, тоже был вне доступа. Мне оставалось лишь надеяться, что она ещё жива. Самое ужасное, что я даже не знал, как теперь искать Аню. Если Васильевы поверили Денисовым и были уверены, что их дочь в Париже, бить тревогу формально не было повода. Да и опасно это было — дед Глеба мог избавиться от своей пленницы сразу же. А так был шанс, что она доживёт до того момента, когда мы её каким-нибудь чудом найдём.
К имению княгини Белозерской мы подъехали в восемнадцать десять. Я успевал поговорить с бабушкой и вернуться в Новгород, так как обещал Александру Петровичу, что на следующий день в девять утра уже буду у него и расскажу, как прошёл разговор. А вставать в пять утра и выезжать в половине шестого, чтобы гарантированно не попасть в пробки, мне не хотелось. Удобнее и логичнее было приехать вечером, спокойно переночевать в столице и быть у кесаря в девять без опоздания.
Бабушку я застал в саду, она сидела в плетёном кресле и читала какую-то книгу. Что это была за книга, я не разглядел, княгиня Белозерская закрыла её и убрала ещё до того, как я к ней подошёл. Я поприветствовал бабушку, она встала, обняла меня и сказала:
— Приятный сюрприз. Ты как раз к ужину. Успеешь ещё переодеться и принять душ.
— А можно без душа? — спросил я.
— Думаю, лучше принять. Поверь, я знаю, о чём говорю, я тебя только что обнимала.
— Я имел в виду, и без ужина тоже. У меня к Вам очень серьёзный разговор. И очень срочный. Мы можем поговорить здесь и сейчас?
— Ужин через двадцать минут, — сказала бабушка, полностью проигнорировав мои слова. — Но, если ты немного опоздаешь, я пойму.
Я понял, что спорить бесполезно, и помчался в свою комнату. Там я буквально за пять минут принял душ, за две минуты нацепил на себя чистую одежду, благо в шкафу имелся хороший запас брюк и рубашек, и с мокрой головой помчался в обеденный зал. Прибыл туда раньше бабушки.
Княгиня Белозерская пришла ровно в половину седьмого, дождалась, когда слуги подадут ужин и покинут зал, после чего спросила:
— Теперь рассказывай, что у тебя случилось?
— У меня ничего, — ответил я. — А отец выдвинул ультиматум кесарю. Через три дня начнётся война.
— Что за ультиматум?
— Требует признать независимость Петербурга.
— Ты прав, — согласилась бабушка. — Теперь начнётся война. Романов независимость не признает, отец твой не отступит. Жаль, конечно, но что поделаешь.
Меня поразили эти слова и то, как спокойно бабушка их произнесла.
— Что значит, «что поделаешь»? — воскликнул я. — Надо что-то поделать! Война — это ужасно!
— Тут я с тобой соглашусь. Ничего хорошего в этом нет. Но я не удивлена. Рано или поздно это должно было случиться, конфликт не может тлеть вечно. Или ты его гасишь полностью, или он разгорается — третьего не дано.
— Но у нас есть три дня, чтобы хоть что-то сделать, точнее, уже два.
— У нас? — переспросила бабушка.
— Я очень надеюсь, что Вы мне поможете поговорить с отцом.
— Это бесполезно. И ты не хуже меня это знаешь. Поговорить, конечно, можно, но толку не будет. Николай выбрал неверный путь, но он с него уже не свернёт. Надо это признать и дать ему пройти его до конца.
— Но следуя этим путём, он принесёт кучу бед и несчастий и эльфам, и людям!
— Значит, таков его путь — приносить несчастья и беды.
— А каков мой путь? — спросил я.
— Не знаю, — ответила бабушка. — Какой выберешь, таким и будет.
— А если мой путь — остановить отца?
— Попробуй. Может, ты и прав. Но это точно не мой путь.
— Я попробую, но неужели Вы мне даже не поможете? Неужели Вы не хотите спасти Петербург и Россию от гражданской войны?
— Однажды я спасла целый мир и от намного большего зла, чем гражданская война. Так что остановить войну между Петербургом и Новгородом для меня не вызов. А что касается помощи тебе, то говори конкретно, что тебе от меня нужно, и я скажу, смогу помочь или нет.
— Помогите мне найти адвоката, который защищал деда.
— Зачем он тебе?
— Отец мстит Романову за якобы убийство деда, и войну ради этого развязал, но Александр Петрович не убивал деда!
— Здесь я с тобой соглашусь. Я тоже не верю, что Романов убил Костика. Это было бы слишком глупо, а Романов не дурак.
— Александр Петрович уверен, что дед и его товарищи покончили с собой, чтобы их дети начали мстить. Но руководители Русского эльфийского ордена никак между собой не контактировали, и при этом подорвали себя в одно время. Это значит, что всю связь они держали через адвоката. Если мы найдём адвоката и заставим его дать показания, то сможем доказать, что Романов не убивал деда. И тогда отцу не нужно будет мстить Романову, и они смогут сесть за стол переговоров. Появится шанс остановить войну!
— Похоже на план, — сказала бабушка. — Что от меня требуется? Найти адвоката?
— Да. Я прошу
