Александр Янов - Россия и Европа-т.3

Дело, повторю еще раз, не в «неточностях» в оценках тех или

иных личностей или периодов. В основе их, кстати, все те же «исто­риографические Стереотипы» советских времен, с которыми борет­ся сам А. Янов — и на которые он волей-неволей опирается в своих рассуждениях (что делать: каждый из нас — дитя своего времени). Суть трилогии — гораздо глубже.

Не сводится она и к ряду аналогий, которые предлагает А. Янов. Тем более что некоторые из них весьма сомнительны. Так, Реформация не представляла собой движение, связанное лишь с секуляризацией церковных земель, а потому аналогия с ней ситуа­ции в Московском княжестве второй половины XV в. выглядит натя­нутой. Иван III напоминает, скорее, не европейских монархов конца XV - начала XVI в., а византийского императора Михаила II (820-829), который пытался урезать права и собственность монасты­рей в пользу императорской власти и поддержал иконоборчество — учение, которое, с ортодоксально-христианских позиций, отрицало культ икон как «идолопоклонство». Число не вполне удачных, с точки зрения «узкого» специалиста-историка, сопоставлений легко может быть продолжено.

Впрочем, давно и хорошо известно: в науке нет и не может быть одной, единственно правильной точки зрения6, с которой видно все — да к тому же и «объективно». Таковая может декларироваться (но не существовать реально) лишь в том случае, если мы — привержен­цы «единственно верного, а потому истинного учения». Но тогда речь идет не о науке, а об исповедании некоей религии (или, сточки зре­ния сторонников другой веры, ереси).

Залогом объективности в гуманитарных науках стало осознание того, что всякий общественный процесс может — и должен — быть рассмотрен с разных сторон. В каждом из подходов есть нечто, поз­воляющее увидеть в этом процессе то, что принципиально незаметно с других позиций. Именно это позволило в свое время сформулиро­вать П. Фейерабенду его теорию эпистемологического анархизма, включающую принципы пролиферации (необходимости создания и разработки самых разнообразных теорий, в том числе, несовмести-

6 Не обладает ею, естественно, и автор этих строк: его взгляд субъективен и может (если не должен!) быть оспорен. Монополии на истину в науке не существует.

мых с общепринятыми точками зрения) и контриндукции (предпола­гающему возможность выдвигать и разрабатывать любые гипотезы, даже несовместимые с хорошо известными фактами и общепри­знанными теориями). Беда, правда, в том, что отказ в нашей стране от марксизма как «единственно правильного учения» привел к некоему теоретическому вакууму. За исключением весьма свое­образно понимаемых (причем, каждым по-своему) цивилизацион- ного подхода А.Д. Тойнби и пассионарной концепции Л.Н. Гумилева, сформулированной еще в советские времена, последние десятиле­тия не дали, пожалуй, ни одной сколь-нибудь серьезной попытки теоретического обобщения исторического процесса. И в этом плане представленная на суд читателей трилогия — вполне ощутимый шаг вперед. Пусть не вполне обоснованный, пусть не до конца убеди­тельный — он будит мысль и направляет ее на новые обобщения, открывая новые, прежде незаметные стороны нашей жизни — как в прошлом, так и в будущем.

Именно этим, по-моему, и определяются смысл труда А. Янова и его роль в становлении общественного сознания современной России.

И.Данилевский

Письмо И.Н. Данилевскому

Дорогой Игорь Николаевчич, спасибо за послесловие. Поскольку публикация третьей книги трилогии только из-за него и топталась на месте, времени исправлять в нём что-либо нет: как оно написано, так и пойдет в печать. Но поскольку я с ним принципиально не согласен, и читатель должен об этом знать, приходится прибегнуть к столь экс­траординарному выходу из положения: ответить Вам непосредствен­но в тексте последней книги трилогии. В двух словах ответ прост: я очень разочарован. Но объяснение, почему разочарован, требует подробностей.

* * *

Недоумение началось у меня с первой же страницы. В самом деле, если единомышленники и без этой трилогии согласны, как Вы пишете, с моим «базовым тезисом» (что единственно разумный путь России - в Европу), а противников «не убедят и десятки томов», то зачем трилогия? Гигантский труд, в который вложена целая жизнь, выглядит, если верить Вашему аргументу, вполне бессмысленным.

Проблем с этим аргументом две. Во-первых, кроме единомыш­ленников и противников, есть еще и «неопределившиеся», если можно так выразиться. И их преобладающее большинство. В первую очередь молодежь, не готовая пока стать ни на одну, ни на другую сторону. Будущее страны между тем определит именно оно, это боль­шинство. За его умы и сердца и идет сегодня идейное «сражение», заставившее Вас взяться за перо.

Во-вторых, и с единомышленниками не всё обстоит так благопо­лучно, как Вы пишете. Многие из них «грядочники», как характери­зуете Вы себя и коллег-историков. А это означает, что едва выходят они за пределы своей «грядки», в головах у них образуется устра­шающая путаница.

Замечательный образец такой путаницы, как мог убедиться чита­тель, демонстрирует нам директор Института российской истории А.Н. Сахаров, с которым Вы к великому моему удивлению во многом согласны - несмотря даже на его «евразийство». И путаница эта вовсе не безобидна. Она напрочь лишает Россию европейской исто­рической традиции, на которой, собственно, и основан мой «базо­вый тезис». Просто потому, что не растет дерево без корней.

Так недолго договориться и до тезиса Изабел де Мадариаги, что политическая борьба в России XVI века попросту выдумана русскими историками - по причине извечного их комплекса неполноценности.

И это не всё. Многие единомышленники, главным образом куль­турологи, исходят из т.н. «ордынской» теории происхождения рус­ской государственности (я подробно писал о них в трилогии, поэтому не буду повторяться, скажу лишь, перефразируя Ключевского, что история России и после свержения ига предстаёт в их писаниях так: всё Орда и Орда и ничего больше, кроме Орды). Другие, у кого «грядка» иная, уверены, как Вы, что «корни этого [ деспотического] монстра - в домонгольской Северо-Восточной Руси» с её «татарской государственностью». А третьи, главным образом либеральные поли­тики, и вовсе с легкостью необыкновенной толкуют о «тысячелетней российской традиции рабства».

Во всех этих случаях, однако, исход один - значительная часть единомышленников пытается убедить «неопределившееся» боль­шинство в стране (так же, как и антирусское лобби в Европе), что выросло российское древо без европейских корней. Иначе говоря, в Европе оно нежизнеспособно и делать России там нечего. И потому в «сражении» с противниками моего базового тезиса оказываются все эти единомышленники, пусть нечаянно, на стороне его противни­ков.

★ * *

Так или иначе, к третьей странице послесловия недоумение моё усилилось. И неспроста. По сути повторяя А.Н. Сахарова, Вы неожи­данно попытались доказать, что незачем связывать «деспотическую форму правления или государственный террор... с азиатчиной». Так же, как А.Н, Сахаров, Вы приводите множество примеров откровен­ных зверств в европейской истории и заключаете, что связан террор вовсе «не с культурно-географической ориентацией, а со стремлени­ем к неограниченной власти, которое не зависит ни от этнической, ни от территориальной... принадлежности».

Если А.Н. Сахаров приравнял Москву Грозного к «восточной дес­потии» в Англии Елизаветы I, но Ваш финальный аккорд еще вырази­тельней: «Гитлеровская Германия - вполне нормальная для Европы азиатская «деспотия».

Слишком много страниц потратил я в трилогии на опровержение этого излюбленного аргумента противников моего «базового тези­са», чтобы повторять их здесь. Скажу лишь кратко, что мой критерий принципиально иной: не сравнением суммы насилия и террора измеряется разница между Европой с её раскинувшимися на полми­ра ответвлениями (США, Канада, Австралия, Израиль, Новая Зеландия), но способностью к политической модернизации.

В чем смысл этой модернизации сказано уже во «Вступительном слове к трилогии». Если отвлечься на минуту от всех её институцио­нальных сложностей, вроде разделения властей или независимового суда, означает она в конечном счете нечто вполне элементарное: гарантии от произвола власти. В Европе и во всех странах, на чью государственность она сумела в решающей степени повлиять (в Индии, Японии, Южной Корее, на Тайване), такие гарантии есть. В других, включая Россию, — нету.

Случайно ли? Обусловлено ли это исторической традицией Европы, несмотря на все откаты и зверства, на которые Вы и А.Н. Сахаров ссылаетесь? Или зависитлишь от некоего аморфного «стремления к неограниченной власти», как Вы утверждаете? В конце концов и в Америке, и во Франции, и в Канаде есть сколько угодно политиков, обуреваемых этим нечестивым «стремлением». Но...руки коротки. Гарантии мешают. Вне европейского ареала не мешают. Вот как в современной историографии понимается «азиат­чина».