Часть 4. Современная поэзия - Коллектив авторов
Я смутно различаю голос, зовущий меня с дальнего берега".
Он слишком горд, чтобы ненавидеть кого-либо, кроме себя. И слишком жесток,
Чтобы любить кого-либо, кроме своих врагов. Как великий индийский принц,
Он обрел свободу, отринув царство, так одержимый Горбачев
Разрушил свою страну во имя гражданских прав. Он оставил свою квартиру,
Вотчину в семьдесят квадратных метров. Забросил любимые игрушки —
Роту оловянных солдатиков. Выкинул перо и бумагу, смартфон и компьютер,
Эту многофункциональную переносную тюрьму. И вот теперь он ничем не связан.
Он сам — тюрьма, в нем солдат и заключенный,
Ощущающие ужас. "О! Если кто-то утверждает, что он не заключенный,
Тот навсегда стал пленником. Когда я протягиваю руку,
То натыкаюсь на невидимое лезвие. Тело скептика
Больше всего боится не того, что выкрадут золотую руду его души,
Плоть боится вируса религии. Душа паразитирует на мне, но роптать не смеет.
Я отказываюсь пожимать руки людям без лиц и разговаривать с теми,
Кто лишен языка, я не хочу блеять лозунги с болтливыми агитаторами.
Если во имя истины пролилась кровь, то обезглавленному
Не имеет смысла вновь вытягивать шею". Он проходит по безлюдному плато,
Запрокинув голову, видит в небе райский сад, который, как птичью клетку,
Охраняют вооруженные люди с овчарками. Смотри-ка, солнце — подсолнух без семян,
Кидает золотые хлопья света, как золотые заповеди.
Подточенные червями люди, как личинки, опустошили подлунный мир.
Человечество огромным ртом глотает сталь и уголь, пластмассу и стекло,
Листами календаря срывает с Земли озера, пастбища и леса,
Планета превратилась в мусорную корзину,
загроможденная развалинами, пеплом и осколками.
Люди, привыкшие к насилию, на время захватили бумажный трон,
Но спровоцировали еще более озверелое насилие. Каждый раб оскверняет свободу,
Всякий отец семейства — тиран миниатюрного государства.
Все они опровергают истинность существования Бога. Страшнее всех — домашние тираны,
Они заставляют непокорных сознаться в отцеубийстве. О, подкапывающие стены рая,
Они закладывают фундамент ада! Крепки, как грецкий орех, их убеждения,
Их ослепление не позволяет принимать всерьез щипцы—
щелкунчик. Равнодушно взирающие на чужую гибель.
Как песчинки, собираются они в пустыне, где не выживет и кактус, — так по ошибке
Попавший в водоворот мира человек задыхается в нем, лишенный воздуха.
Измученные гордыней, как полымя, проели тигель Бытия, и мощь Творца идет на убыль.
Каждый прелюбодей глумится над Богиней любви, каждая стрела, выпущенная в спину,
Пробивает фиговый листок справедливости Пьяные до бесчувствия люди
Садятся в машины, поезда и самолеты, управляемые пьяницами,
И улетают прочь с истерзанной, одряхлевшей планеты. "Куда теперь спешить?
Это — последняя станция. Мир, куда вы отправляетесь, заброшен и покинут.
Это вы говорите о вере? Вы и вам подобные похожи на листья, отлетевшие с дерева,
На пену, разбивающуюся о риф; кружась в бешеном танце, вы то ли хмельны,
То ли напуганы. Словно волчок, крутитесь на месте, отрицая, что вы
Ослеплены мгновением, утверждая, что якобы схватили вечность за полу одежды.
Вы больше моего боитесь, вы обеспокоены отсутствием вечной жизни,
Вы парите в воздухе ликующим прахом. Я крепко сжал останки разбитого зеркала,
Боль каждого осколка сплачивает их. Кому еще верить? Даже строители магистралей
Исчезли на новой автотрассе. Блуждавшие кругами в рощице
Наконец вышли из лабиринта, но боятся, что рельсы, ведущие в будущее,
Изогнуты в обратную сторону злым, несмышленым ребенком".
Двумя руками возносящий небо Атлант получил вывих запястья и перелом бедра.
Твердь покачнулась, и птицы, парящие в небе,
Утратили равновесие. В тапочках мечты он бродит по облакам,
Но обречен вернуться на землю, как воздушный змей с оборванной нитью.
Космонавты — это азартные марсопроходцы, с упорством жуков
Бросающиеся на горящие в одиночестве звездные скопления. Изобретатель телескопа
Был дальновидным соглядатаем, а направивший микроскоп на себя
Снова и снова бередит преувеличенные раны. О, человек без рук!
В илистом мутном омуте он шарит напрасно. Некто, от кого осталась лишь оболочка,
Пускает пену ртом, как дитя, затерянный в омуте времени.
О, в мире еще много чудовищно-прекрасного, — он видел отряд самодовольных глиняных кукол,
Взявшись за руки, они переходили море. Он живет под чужим именем и напрочь забыл себя.
Он превозносит опрятность чужих жилищ, пренебрегая запустением родины.
Стоит вспоминать лишь о воображаемом, никогда не предпринятом путешествии, —
Его лодка плывет по реке за пределами времени. Водопад времени заморожен,
Как грязный банковский счет. Искусный в солдатской анатомии одновременно и нож,
И разделочная доска, и мясо. Фотография вытеснила с рынка портретную живопись,
А машина для написания стихов исчерпала поэтическое воображение.
"О, признаю, что с помощью компьютера я самонадеянно пытался
Вычислить рост, вес и группу крови Бога, но потерпел поражение.
Я встречал взмыленного пастуха, на извилистых тропах, подобных паутине, он потерял
Стадо овец из белорунного тумана. Однажды мне открылся сон, но чтобы без потерь
Записать или пересказать его, приходится ссылаться на все времена и все даты.
Я верю, что сны — это подлинная жизнь, и верю в иллюзорность того, что перед глазами.
Я встречал необыкновенного мастера, который хотел построить дом, скользящий по волнам,
Построить на бумаге дворец, превосходящий Вселенную, без кирпича и куска черепицы.
Подобно человеку из сновидения, циркулем времени я нарисовал огромный бесконечный ноль,
Наполнив его одновременно радостью и скорбью, ненавистью и любовью, разгулом и умиротворением".
16 февраля 2011 Тяньхэ, Гуанчжоу
Источник: "Между черным и белым", 2017
Цзиньду (1974-ныне)
Цзиньду, псевдоним поэта Чжоу Цихана, родился в 1974 году в уезде Тяньмэнь провинции Хубэя. Теперь живет и работает в Пекине. Член союза китайских писателей. Издал сборники стихотворений «Угол горы», «Время птиц» и др.
Источник: "Современная поэзия. Хрестоматия. Т. 2", Тяньцзинь, 2017
Перевод: Филимонов А.О., Гу Юй
Горная деревня("Умершие люди из деревни...")
Умершие люди из деревни
Под горой
Один за другим, поколение за поколением
Переселеляются на гору.
И так на горе,
