Александра Флид - Прошито насквозь. Рим. 1990
Она набрала побольше воздуха в легкие и запрокинула голову, но услышала знакомый стук и остановилась. Адам приближался к двери в погреб. Только его трость могла издавать такие звуки, соприкасаясь с вымощенной камнем дорожкой.
— Ей осталось разобраться с винным погребом, — раздался глухой голос, по которому можно было узнать хозяина. — Вы можете присоединиться к ней.
Лука не слышал этих слов, и ему было все равно, что шаги третьего человека неумолимо приближаются к двери в погреб.
— Пусти меня, тебе же хуже будет, — прошептала она. — Сюда идет Адам, так что лучше отвали к черту.
Он не слушал ее, и Ева все же решилась крикнуть. Теперь она знала, кого звать на помощь.
Трость застучала по ступенькам, шаги приближались очень быстро, Лука отвлекся от нее и на мгновение утратил контроль. Ей этого хватило, чтобы вывернуться и обрести свободу. Можно было бы побежать наверх оставить его здесь или даже запереть дверь на ключ — только позвать того гаденыша-официанта. Она ожидала увидеть Адама, но когда поднялась на пару ступенек, поняла, что он уже добрался до Луки. Трость покатилась по ступенькам вниз, отсчитывая секунды. Адам и Лука сцепились как два зверя, и она метнулась к ним, позабыв о своих планах.
Липкий страх расползся по коже, и она схватила того, кто был ближе — кажется, Адама.
— Оставь его, пойдем наверх.
Но гнев ослепил Адама, и он не слышал ее слов. Все что он видел — ожившую картинку из ее детских рассказов и мужчину, пытавшегося утянуть ее за собой вниз по лестнице. Гнев хлынул ледяной волной, смывшей все укрепления. Обычно он был спокойным и порой даже слишком пассивным, но сейчас все его защитные механизмы вышли из строя. Никто не смеет причинять боль Еве. Никто не смеет так с ней обращаться.
Оставшаяся без поддержки правая нога подвела его, он потерял равновесие, но слишком крепко держал при этом Луку, и они покатились по лестнице вниз — так же, как когда-то Ева. Пересилив желание броситься за ними, она сама выбежала прочь и вернулась только с хозяином дома. Лица гостей смылись в сплошную полосу безликих черт и ужимок, а праздничные огоньки ослепили глаза после тусклого света, проникавшего за дверь погреба. Ей было все равно, как она выглядела и что говорила, ей хотелось только, чтобы кто-то включил свет и помог во всем разобраться.
Лука умер на следующий день. Он слишком сильно ударился головой при падении. Ускорение, плюс собственный вес и опьянение. Адам был трезвым — он просто не успел ничего выпить. В ближайшие пятнадцать лет выпивать ему не придется — в тюрьме не подают спиртных напитков.
Роковая женщина сама стала объектом поисков для фотографов-любителей. Ева пряталась от них по подъездам, но все равно не могла оставить их за границей сознания. А ей так хотелось остаться одной.
Фотоаппараты лежали, сваленные в углу как куча мусора. Книги покоились на своих местах в шкафу. Телефон отключен — мать Луки звонила ей несколько раз и за это время Ева успела наслушаться самых страстных проклятий. Если коротко, то она должна была сгореть в аду, а перед этим попасться какому-нибудь маньяку, чтобы хотя бы четверть всех пожеланий безутешной матери обрели реальную форму. Еве было все равно, чего желали ей, но когда женщина, что родила этого самого Луку, начинала покрывать Адама оскорблениями, она давала отбой. Да, той женщине было больно. Но это не значило, что она была единственной, кто страдал.
Сколько драк по всей Италии начинаются и заканчиваются ежедневно? Сколько из них происходят из-за женщин? Сколько приводят к чьей-то смерти? Адам и Ева оказались жутко невезучей парой.
Она приходила к нему в тюрьму и говорила с ним, обещая, что будет поддерживать несмотря ни на что. След от губ Луки на ее шее не сошел за основание для подозрений. Его вообще пропустили мимо судебных материалов.
Он ударил ее? Оставил синяк? Укус? Он хотя бы попытался ее изнасиловать? Какие причины могут быть для того чтобы убить молодого человека с прекрасной карьерой? А может быть, это была лишь банальная зависть — все знали, что у Адама не складывались отношения с рекламодателями, поскольку он хромает на правую ногу. Возможно, Лука просто увел у него выгодный контракт? Но как все-таки жаль — ведь Лука был еще таким молодым и перспективным! Сколько же еще он мог сделать, как сильно его родители могли бы им гордиться!
Все ополчились против Адама — всего за одну ночь все изменилось. Гости давали известные и предсказуемые показания.
«Попытка изнасилования? Да бог с вами! Когда она вбежала в зал, у нее вся одежда была цела, ни одна пуговица не была расстегнута. Боже, да у нее жакет на плечах не помялся, какое изнасилование?»
«Она весь день была какой-то нервной. Не хотела ни с кем говорить».
«Изнасиловать? Лука? Но ведь она сама с ним кокетничала — я видела, как она ему улыбалась и даже несколько раз останавливалась возле него. Я подозреваю, что она специально его завлекла».
Хозяин дома говорил то же самое. Ева смотрела на них, и ей хотелось кричать. Но что она могла сделать?
Как-то раз она видела, как на одной из оживленных столичных улиц металась растрепанная женщина.
«Он напал на меня, вы же видели, что он напал на меня!» — кричала она.
Прохожие переходили на другую сторону, чтобы не влипнуть в неприятности. Ева не знала, сколько людей могло видеть, что та женщина говорила правду. Сколько из них могло бы ей помочь? Никто не пожелал вмешиваться.
«Мы ничего не видели».
Универсальная отговорка.
Поэтому она не просила помощи — она просто говорила то, что могла сказать. Говорила правду.
Ее слова звучали как излишняя самоуверенность, облеченная в членораздельные звуки.
«Шлюха! Как ты смеешь говорить такие вещи о моем сыне? Ты видела себя в зеркале? Да он никогда не посмотрел бы в твою сторону! Да он был таким красавцем, что сама Линда Евангелиста не смогла бы его соблазнить! Чего ему было искать у тебя?!».
Резонанс от дела был большим и неприятным. Две не самые успешные модели сцепились из-за женщины в подвале богатого дома. Такое дело легко замять и забыть, если изначально не давать ему хода в новости, но с Адамом юристы явно прогадали. Народ следил за делом, народ хотел знать, чем все закончится. Народ жаждал наказания.
— Она никогда не пользовалась популярностью у мужчин.
— Она всегда была холодной и интересовалась только работой.
— В последнее время он был очень нервным. Он ведь планировал завершить работу, понимаете?
— Насколько я знаю, у него не было планов на дальнейшую жизнь.
Адам ни с кем не делился своими планами. О них знала только Ева.
— Да, они действительно состоят в связи, мы видели его довольно часто. Но мы не можем сказать, что они планировали пожениться — он мог не появляться в нашей парадной месяцами.
Откуда брались месяцы?
— Ева не была близка с Лукой и вряд ли его интересовала. Они лишь раз работали вместе, вот и все. У него всегда хватало женщин.
Дошло до того, что адвокат отвел ее в сторону и попросил изменить показания.
— Понимаете, если вы и дальше будете развивать мысль об изнасиловании…
— Я не говорила об изнасиловании, я говорила о том, что он мешал мне выйти из погреба.
— Все равно — от сексуальных домогательств, за которые, кстати, никого не судят, до изнасилования не так уж и далеко. Дело в том, что это дает Адаму мотив. А мотив — это осознанное преступление. Вы понимаете, о чем я? Перестаньте его защищать, я прошу вас. Я постараюсь представить все как несчастный случай.
Но отпираться не было смысла — Ева не собиралась лгать. Показания ничего не видевших свидетелей сходились в одном: Ева была первой, кто указал на место преступления. Откуда она могла об этом знать? Как в том погребе оказались Лука и Адам? Хозяин мог подтвердить, что он сам отправил ее в погреб, чтобы она сделала снимки. Место преступления прочно связано с ней, и она должна говорить только правду. Ложь легко определить — гораздо легче, чем полагают те, кто ее придумывает.
Дело никак нельзя было выставить несчастным случаем.
Пятнадцать лет — и это еще не самая страшная мера. Ева ждала Адама, не зная, как ей взглянуть ему в глаза, зная, что она сгубила его жизнь. Пятнадцать лет — разве это справедливо? Где она — эта справедливость?
Никто не знал, что означала для нее та наполовину освещенная лестница. Никому не было никакого дела до ее ужаса. Об этом знал только Адам, и если бы она не рассказала ему о своем глупом детстве, то он не отреагировал бы так бурно. Но он знал, как сильно она боялась, и поэтому не смог сдержаться.
Все это ее вина. Почему же теперь платить должен он?
«Посадите меня в тюрьму! Посадите меня вместо него или вместе с ним, только прошу, накажите и меня тоже!»
