Попаданец XIX века. Дилогия - Михаил Леккор
Сам Николай I ничего не сказал, только дружелюбно кивнул, поинтересовавшись у Макурина:
- Андрей Игоревич, угодно ли вам получить все имеющие классы и ордена или приобрести их постепенно?
Попаданец только хмыкнул. Деньги и высокое положение он имел и без этого, а получать все отличия скопом зачем? Сделать еще один прообраз престарелого генерального секретаря КПСС образца ХХ века? Боже упаси! Хватит нам одного Л.И. Брежнева.
И самое главное, сам он ни как себя не ассоциировал со святым. Ну, появился нимб, ну, люди, та же Настя или император Николай I, объявили его святым. Но ни физически, ни морально он себя не почувствовал ни святым или хотя бы необычайным.
Внутренне он даже опасался, что это массовое помешательство и вскоре оно пройдет. И тогда ему мало не покажется. Да и вообще, зачем ему? Он и так почти хорошо жил.
Короче говоря, он совсем согласился с Николаем и все одобрил. Единственно, попросил продолжить им его хозяйственные затеи, уже не ради денег, а так, для интереса. Император, разумеется, не возражал, но с замечанием, пусть внешне коммерцией занимаются его крестьяне, а не он сам.
И то ладно, крестьяне-то его. Да и вообще, деньги его с некоторых пор особо и интересовали. Сколько хочешь, столько и будет, зачем еще?
Что же касаясь коммерции, то решил Макурин все же образовать многочисленную сеть общепита XIX века. Хоть не заработает, так хорошенько сам поест и других накормит. Опять же императору он уже должен, что соль, что соленые огурцы, что мед. Нехорошо это, так резко оборвать, отказав в товарах.
А конкретно Макурин решил создать по итогам глубоких, еще дорожных размышлений по пути в Санкт-Петербург, так сказать, образцовый учебный трактир. Общее назначение которого будет назначаться, во-вторых, уточнение замыслов самого попаданца. Ведь планов у него была прорва, громадье по Маяковскому, но как-то больше пока теоретических, аморфных, не подведенных к конкретным условиям России XIX века. Самому будет страшновато проводить их в массовом порядке и прилюдно.
Но самое главное, этот трактир именно в Санкт-Петербурге, а не рядом с поместьем, будет создавать как бы между прочим будущие кадры – от трактирщиков до швейцаров. При этом брать кандидатов на эти места он будет из поместья лишь частично, а большая доля будет забрана в самой столице. Задача эта будет архисложная, - как заранее предполагал Макурин, - и как бы не вообще неподъемная. Но ведь дело такое – не возьмешься, так и не узнаешь.
Этот трактир он решил поставить на границе благополучного центра и довольно-таки бедной окраины, на Невском проспекте, но там, где она давно уже перестает быть красивым и роскашным, а оказывается невзрачным, грязным переулком.
Посмотрел сначала бегло, когда был, если говорить прямо, в бегах от жены и от всяческих забот. Потом уже уточнил внимательно, пробуя с разных сторон и с разных проблем и хозяйственных, и административных, и даже культурных.
Там, кстати, уже было некое невзрачное здание с очень неприглядной харизмой – пьяное, драчливое, даже кровавое. Местные жители охотно рассказывали после первых же вопросов, что прежний хозяин сделал ставку (термин в пересказе попаданца) на дешевое спиртное. Бухло ему продавать удавалось, по крайней мере, на первых порах. Но с дешевым спиртным практически со всей столицы поползли нищие, калеки, всякие отморозки. А потом уже и авторитеты нынешнего воровского мира. Социальные связи здесь были еще слабенькие, но весьма четкие и неприглядные.
Эта грязная всеохватывающая волна хозяина трактира очень быстро захлестнула с головой, и он счел, будучи смышленым, хотя и вороватым, разумным побыстрее удрать, бросив вложенные в неприглядное дело деньги.
Сказывали, впрочем, и другое. Местный хозяин был, оказывается, представителем от воровской сходки и в данном трактире, таким образом, попросту отмывали воровские деньги. Но, то ли он залез в воровскую казну через чур сильно, то ли перессорился со своими авторитетами, но итог в целом был такой же печальный – хозяин бесследно исчез, как его и не бывало. Даже само трактирное здание Андрей Георгиевич покупал уже у местного исправника за налоговые долги.
Воровская сходка, кстати, проявилась уже и при нем. Незаметные люди в скромной одежде оказались около нового хозяина и, пользуясь его минутным одиночеством, шепотом заявили, что прежний деляга задолжал не только государству, но и сходке. И теперь, беря у государства здание себе, он должен взять на себя и долги воровскому миру. Но если он будет с пониманием, то и заимодатели пойдут к нему жалеючи…
Больше он их не слушал, повелительно махнув рукой – брысь! Макурин еще в XXI веке усвоил, что с преступниками можно только быть наравне, если ты тоже преступник, а, еще лучше, авторитет. В противном случае разуют и разденут, да еще похвастаются на весь мир, какого лоха они обдурили.
К счастью, в XIX веке между ворами и действительным статским советником были огромное расстояние с непреодолимыми барьерами социального, политического, экономического толка. Так что распрощался господин Макурин с низами российского общества навсегда и дальнейшем мог спокойно жить. Не по зубам еще!
Трактир же свой будущий он решил организовать самый обычный, но со вкусами всех социальных слоев тогдашней столицы, от изысканного высшего света (они тоже любят вкусно покушать) до представителей бедных и беднейших слоев. Пусть тоже несут свои медяки. Деньги, как говорится, совсем не пахнут и нечего тут кочевряжится.
Соответственно, перестроившись по его планам, здание имело три зала – два небольших, для высших и, наоборот, низших слоев, и одно просторное, для более многочисленных средних слоев. Этих посетителей было весьма количественно, и они тоже были очень разными – чиновники средних и младших классов и даже без оных, купцы второй и первой гильдии, зажиточные квалифицированные ремесленники и проч. Здесь официанты строго были проинструктированы, где, куда и зачем. Блюда были, в общем-то, и одинаковые, но разные по цене, а, значит, и по качеству. И садили посетителей по-разному. Была чиновничья часть, была купеческая, а была просто городская. Ссоры и драки все равно были, особенно по пьяному делу, но умеренно, не перерастая в массовые беспорядки.
. Был еще и четвертый, так сказать специфический зал, в который, между прочим, пускали вообще без учета сословий, но об этом
